— Он вдруг осип от волнения.— Я же не барышня, чтобы поверить тебе, будто ты рвешься к науке!.. Ты просто испугался ответственности!
— О какой ответственности ты говоришь? — уклончиво ответил Анохин.— Были времена полегче, потяжелее, до уж об ответственности мы никогда но забывали!.. Я ведь с партийной работы не ухожу. Так что обвинять меня
в трусости глупо... А поучиться любому из нас не мешает.
— А я не отпущу тебя! Не дам своего согласия! — зло выкрикнул Коробин.— Посмотрим тогда, что у тебя из этого выйдет!
— А какой тебе смысл удерживать меня? — нервно потирая руки, спросил Анохин.— Моя жизнь здесь сложилась неудачно, а с тех пор, как от меня ушла Ксения, мне тут трудно работать. Если хочешь быть авторитетным, нужно жить так, чтобы о твоей личной жизни никто ничего не знал... Я приготовил документы, так что выносите решение на бюро, и я поеду...
— Ничего-о, еще потерпишь! Высшая партийная от тебя не уйдет! — Коробина снова захлестывала мутившая разум злоба, но он уже не противился ей.— Без теории пока обойдешься!.. Ты и так любого научишь, как надо руководить... А пышки и шишки разделим с тобой поровну!
— Ты меня с собой одной веревкой не вяжи, я только выполнял твои указания и подчинялся в порядке партийной дисциплины, даже тогда, когда был несогласен с тобой!
— Ну и сукин ты сын, Анохин! — Коробин с нескрываемым презрением поглядел на смиренно сидевшего в кресле человека, ужасаясь тому, что еще недавно считал его главной своей опорой.-— Значит, ты был слепым орудием в моих руках? Тогда, конечно, тебя надо не отпускать, но гнать, и гнать как можно скорее, чтобы ты тут не смердил!.. Корабль не тонет, а крысы уже бегут!..
— Ну ты!.. Говори, да не заговаривайся!..— Анохин рывком поднялся с кресла и предостерегающе поднял руку.— Не тебе передо мной выламываться, сам по горло сидишь в грязи, и никто это не знает лучше меня... Так что давай без паники, расстанемся по-хорошему...
Коробин не узнавал стоявшего перед ним человека — Анохина будто подменили, он говорил заносчиво и грубо, не скрывая антипатии и даже враждебности, заранее уверенный, что добьется своего. Все годы Иннокентий оставался в известной мере загадкой для него и только один раз, в Черемшанке, неожиданно приоткрылся. После того как им не удалось уломать Егора Дымшакова и мужик ушел из правления злой и непокорный, Анохин вдруг предложил: «А что, если подмочить его? До тех пор, пока мы Дымшакова не унизим в глазах односельчан, мы с ним не справимся. Поймать на чем угодно — на воровстве, на женщине, на подачке от Лузгина, и тогда он в наших руках!» —
«Но зачем? — возразил Коробин.— Он хоть и вредный мужик, но только заводила и демагог».— «Ни-че-е-го-о,— насмешливо протянул Анохин.— Не грех одного человека и замарать, если это пойдет на пользу всем!» Коробин понимал — Иннокентий верил, что с помощью лжи и подлости можно воздействовать на людей и даже воспитывать их. Значит, он был способен на все, чтобы выгородить себя, мог утопить кого угодно...
— Уходи! — тихо проговорил Коробин и снова отвернулся к окну.— Скажи в общем отделе — пусть приготовят какие нужно бумаги на бюро... И скатертью дорога!..
Анохин постоял за его спиной, словно раздумывал над тем, что ему сказать, чтобы унижение не было столь явным и чтобы последнее слово осталось за ним. Но, так, видимо, ничего и не придумав, он притворно вздохнул и пошел к двери. Но на пороге задержался и хмыкнул:
— Желаю успеха!
Коробин не пошевельнулся. Конечно, этот проходимец предрекал полный провал. Но еще посмотрим, кто будет в выигрыше!
Размеренно и мелодично отбили время стенные часы, и Коробин, придя наконец в себя, опустился на жесткий стул, уперся локтями в толстое стекло на столе, обхватил голову руками. Как же работать дальше? Кому верить? Один! Совсем один!
Правда, его окружало немало людей, многим льстило внимание секретаря, и он, чтобы не прослыть чинушей и бюрократом, допускал к себе подчас даже таких шептунов, которых откровенно не уважал. Коробииу доставляло удовольствие то, что он знает о человеческих слабостях и грехах тех, кто находился в подчинении у него, словно это делало его сильнее и неуязвимее, как будто он не только возвышался над этими мелкими, ничтожными страстями, но и застраховывал себя. Кроме того, это давало возможность предупредить многие непредвиденные неприятности, не говоря уже о том, что никто не осмелится обмануть его.
Измена Вершинина, уход Анохина словно выбили землю из-под ног, и Коробин вдруг с горечью и потерянностью обнаружил, что его знания о людях — не больше чем бесполезные пустые сплетни и нет никакого смысла хранить их в своей памяти. Беда была даже не в том, что друзья пошли против него и оказались его личными врагами. Откровенный, похожий на бегство уход Анохина будто предвещал приближение несчастья. Словно зрела уже где-то, нависала над ним неотвратимая туча, чтобы
в положенный срок наползти и обрушиться опустошительным ливнем. Откуда она появится? Что нужно сделать, чтобы предотвратить ее разрушительный приход?
Он вздрогнул от резкого телефонного звонка и не сразу поднял трубку. — Ты что там, заснул? — услышал он недовольный голос Инверова. — Отлучился на минуту... Скажи он правду — сидел и мучился, что от него ушел человек, о судьбе которого они договорились только вчера,— и получишь очередной нагоняй. Сверху гораздо легче наорать, чем разобраться в истинных причинах любой неурядицы. Коробин давно уяснил себе — кто меньше отвечает за конкретное дело, тому проще и жить и работать. А тут голова разламывается от дум, заткнешь одну прореху, а уж обнаруживается другая, и так без конца...
— Да что ты вареный такой сегодня? — сердился Инверов.— Уж не заболел ли не ко времени? Нам сейчас хворать некогда! Доложи-ка обстановку!
— Все идет пока по графику,— сказал Коробин, внутренне подтягиваясь.— Через полчаса я буду иметь полную сводку за вчерашний день...
— Ну вот наконец я слышу голос не мальчика, а мужа! — Чувствовалось, что Инверов улыбается и, наверное, как обычно, поглаживает свою атласно выбритую голову.— Учти, Сергей Яковлевич, что мы держим равнение на твой район! А кому, как говорится, многое дано, с того... и так далее...
«Сказать ему об Анохине или нет? — колебался Коробин.— Нет, пока повременю, а то разозлится, и опять окажешься виноватым».
— Область тоже успешно справляется с планом,— дружески делился Инверов.— Заводы даже не успевают обрабатывать поступающий из колхозов скот! Мы решили в некоторых районах немного сдержать сдачу, но, чтобы не выглядеть трепачами и болтунами, разрешили отдельным передовым хозяйствам не гнать скот, а оставить его временно у себя, конечно выдав государству сохранные расписки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— О какой ответственности ты говоришь? — уклончиво ответил Анохин.— Были времена полегче, потяжелее, до уж об ответственности мы никогда но забывали!.. Я ведь с партийной работы не ухожу. Так что обвинять меня
в трусости глупо... А поучиться любому из нас не мешает.
— А я не отпущу тебя! Не дам своего согласия! — зло выкрикнул Коробин.— Посмотрим тогда, что у тебя из этого выйдет!
— А какой тебе смысл удерживать меня? — нервно потирая руки, спросил Анохин.— Моя жизнь здесь сложилась неудачно, а с тех пор, как от меня ушла Ксения, мне тут трудно работать. Если хочешь быть авторитетным, нужно жить так, чтобы о твоей личной жизни никто ничего не знал... Я приготовил документы, так что выносите решение на бюро, и я поеду...
— Ничего-о, еще потерпишь! Высшая партийная от тебя не уйдет! — Коробина снова захлестывала мутившая разум злоба, но он уже не противился ей.— Без теории пока обойдешься!.. Ты и так любого научишь, как надо руководить... А пышки и шишки разделим с тобой поровну!
— Ты меня с собой одной веревкой не вяжи, я только выполнял твои указания и подчинялся в порядке партийной дисциплины, даже тогда, когда был несогласен с тобой!
— Ну и сукин ты сын, Анохин! — Коробин с нескрываемым презрением поглядел на смиренно сидевшего в кресле человека, ужасаясь тому, что еще недавно считал его главной своей опорой.-— Значит, ты был слепым орудием в моих руках? Тогда, конечно, тебя надо не отпускать, но гнать, и гнать как можно скорее, чтобы ты тут не смердил!.. Корабль не тонет, а крысы уже бегут!..
— Ну ты!.. Говори, да не заговаривайся!..— Анохин рывком поднялся с кресла и предостерегающе поднял руку.— Не тебе передо мной выламываться, сам по горло сидишь в грязи, и никто это не знает лучше меня... Так что давай без паники, расстанемся по-хорошему...
Коробин не узнавал стоявшего перед ним человека — Анохина будто подменили, он говорил заносчиво и грубо, не скрывая антипатии и даже враждебности, заранее уверенный, что добьется своего. Все годы Иннокентий оставался в известной мере загадкой для него и только один раз, в Черемшанке, неожиданно приоткрылся. После того как им не удалось уломать Егора Дымшакова и мужик ушел из правления злой и непокорный, Анохин вдруг предложил: «А что, если подмочить его? До тех пор, пока мы Дымшакова не унизим в глазах односельчан, мы с ним не справимся. Поймать на чем угодно — на воровстве, на женщине, на подачке от Лузгина, и тогда он в наших руках!» —
«Но зачем? — возразил Коробин.— Он хоть и вредный мужик, но только заводила и демагог».— «Ни-че-е-го-о,— насмешливо протянул Анохин.— Не грех одного человека и замарать, если это пойдет на пользу всем!» Коробин понимал — Иннокентий верил, что с помощью лжи и подлости можно воздействовать на людей и даже воспитывать их. Значит, он был способен на все, чтобы выгородить себя, мог утопить кого угодно...
— Уходи! — тихо проговорил Коробин и снова отвернулся к окну.— Скажи в общем отделе — пусть приготовят какие нужно бумаги на бюро... И скатертью дорога!..
Анохин постоял за его спиной, словно раздумывал над тем, что ему сказать, чтобы унижение не было столь явным и чтобы последнее слово осталось за ним. Но, так, видимо, ничего и не придумав, он притворно вздохнул и пошел к двери. Но на пороге задержался и хмыкнул:
— Желаю успеха!
Коробин не пошевельнулся. Конечно, этот проходимец предрекал полный провал. Но еще посмотрим, кто будет в выигрыше!
Размеренно и мелодично отбили время стенные часы, и Коробин, придя наконец в себя, опустился на жесткий стул, уперся локтями в толстое стекло на столе, обхватил голову руками. Как же работать дальше? Кому верить? Один! Совсем один!
Правда, его окружало немало людей, многим льстило внимание секретаря, и он, чтобы не прослыть чинушей и бюрократом, допускал к себе подчас даже таких шептунов, которых откровенно не уважал. Коробииу доставляло удовольствие то, что он знает о человеческих слабостях и грехах тех, кто находился в подчинении у него, словно это делало его сильнее и неуязвимее, как будто он не только возвышался над этими мелкими, ничтожными страстями, но и застраховывал себя. Кроме того, это давало возможность предупредить многие непредвиденные неприятности, не говоря уже о том, что никто не осмелится обмануть его.
Измена Вершинина, уход Анохина словно выбили землю из-под ног, и Коробин вдруг с горечью и потерянностью обнаружил, что его знания о людях — не больше чем бесполезные пустые сплетни и нет никакого смысла хранить их в своей памяти. Беда была даже не в том, что друзья пошли против него и оказались его личными врагами. Откровенный, похожий на бегство уход Анохина будто предвещал приближение несчастья. Словно зрела уже где-то, нависала над ним неотвратимая туча, чтобы
в положенный срок наползти и обрушиться опустошительным ливнем. Откуда она появится? Что нужно сделать, чтобы предотвратить ее разрушительный приход?
Он вздрогнул от резкого телефонного звонка и не сразу поднял трубку. — Ты что там, заснул? — услышал он недовольный голос Инверова. — Отлучился на минуту... Скажи он правду — сидел и мучился, что от него ушел человек, о судьбе которого они договорились только вчера,— и получишь очередной нагоняй. Сверху гораздо легче наорать, чем разобраться в истинных причинах любой неурядицы. Коробин давно уяснил себе — кто меньше отвечает за конкретное дело, тому проще и жить и работать. А тут голова разламывается от дум, заткнешь одну прореху, а уж обнаруживается другая, и так без конца...
— Да что ты вареный такой сегодня? — сердился Инверов.— Уж не заболел ли не ко времени? Нам сейчас хворать некогда! Доложи-ка обстановку!
— Все идет пока по графику,— сказал Коробин, внутренне подтягиваясь.— Через полчаса я буду иметь полную сводку за вчерашний день...
— Ну вот наконец я слышу голос не мальчика, а мужа! — Чувствовалось, что Инверов улыбается и, наверное, как обычно, поглаживает свою атласно выбритую голову.— Учти, Сергей Яковлевич, что мы держим равнение на твой район! А кому, как говорится, многое дано, с того... и так далее...
«Сказать ему об Анохине или нет? — колебался Коробин.— Нет, пока повременю, а то разозлится, и опять окажешься виноватым».
— Область тоже успешно справляется с планом,— дружески делился Инверов.— Заводы даже не успевают обрабатывать поступающий из колхозов скот! Мы решили в некоторых районах немного сдержать сдачу, но, чтобы не выглядеть трепачами и болтунами, разрешили отдельным передовым хозяйствам не гнать скот, а оставить его временно у себя, конечно выдав государству сохранные расписки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111