.. Создадим комиссию, чтобы она подрабо-
тала этот вопрос в правильном разрезе... Чтоб, значит, за дальнейшее развитие и успехи...
— И откуда у тебя такие пустые слова берутся? — впервые за вечер повысил голос Дымшаков.— Лезут они из тебя, как клопы из старой кровати!.. Ты туману не напускай, а скажи: ломать нам такой порядок или дальше сеять хлеб на хлеб? Ты же, Прохор, не глупый мужик, а каждый раз выламываешься, как будто тебе язык чем-то смазывают, чтоб он болтался гладко и ни за что не задевал во рту!..
— Да чего ты на меня критику наводишь? — обиженно хмыкнул Цапкин и расстегнул верхнюю пуговку на воротнике.— Разве когда я против?
— Ты так разливаешься, что любой тебе другом может стать,— настойчиво долбил Дымшаков.— Нечего посередке болтаться, пора приставать к берегу...
— В принципе я «за»! — Прохор загнул указательный палец на руке и тут же разогнул.— Но вот имеются у нас на сегодняшний день условия для севооборота, я не в курсе... Так что пускай комиссия разберется и доложит.
Вскинула руку Черкашина, сделала шаг к столу, но закашлялась, давясь дымом.
— Тут, мне кажется, и спорить не о чем...— Она передохнула и досказала чуть тише: — Пора начать относиться к земле не как к злой и нелюбимой мачехе, а как к родной матери... Нужно во что бы то ни стало с нынешней весны ввести оба севооборота! Собрать завтра знающих наши земли — и за дело!..
— Так.— Мажаров медленно, как бы нехотя, обернулся к Ксении.— Хотелось бы знать вашу точку зрения, товарищ Яранцева...
Обычно Ксения вступала в разговор, когда сама находила это нужным, еще никто из секретарей партийных организаций ни разу не вынуждал ее высказываться пе по своей воле, делая ей, как работнику райкома, исключение.
Она встала, словно так ей было легче говорить.
— Мы ужасно страдаем от этой неразберихи с севооборотами... Кто же будет возражать, если вам удастся войти уже нынче в первую ротацию?
Лишь минутой позже она поняла, почему Мажаров так добивался, чтобы высказались все. Будто только сейчас вспомнив о председателе, он повернулся к нему и тихо сказал:
— Прошу вас, Аникей Ермолаевич...
Лузгин тоже, видимо, догадался, что, кладя на весы свое решающее слово, он не должен забывать о том, что сказали здесь до него. Да, тут просто не отмахнешься, не сделаешь вид, что это тебя мало интересует, тут или докажи, что вся затея с севооборотами нынче невыполнима, или по-умному, не теряя достоинства, присоединись к мнению большинства. Он только сейчас увидел, куда клонит новый парторг.
— От добра добра не ищут! — сказал он, встречая улыбкой пристальный, недоверчивый взгляд Константина.— Поскольку Константин Андреевич агроном, поднаторел в науках, пускай планует на здоровье. Кто ж против собственной выгоды? Таких дураков в нашей деревне
нету!..
Так и записали в протокол: подобрать подходящий севооборот, составить хотя бы в грубом виде почвенную карту земельных угодий, посоветоваться со старыми хлеборобами и провести сев по всем агротехническим правилам. Мажаров зачитал это решение, потеребил светло-рыжую
бородку.
— А теперь, Аникей Ермолаевич, мы бы хотели послушать, что за совещание было в области и о чем шла там речь.
Голос Мажарова был тих и ровен, но Ксения вдруг почувствовала, что он сильно волнуется.
— Что ж докладывать... Слышали, наверно, по радио о нашем почине! — зычно проговорил Лузгин и встал.— В общем и целом, нас поддерживают и райком и обком, и дело теперь за тем, чтобы нам выполнить то, что обещано!..
— А что вы обещали? — спросил Мажаров и нервно закрутил в пальцах карандаш.
— Я не от себя обещал, а от всего колхоза,— пытаясь вовремя поправить парторга и все поставить на свое место, твердо ответил Лузгин.— Дадим три с половиной плана по мясу и два по молоку...
— С кем вы советовались в колхозе, прежде чем выступить и дать такие обязательства? — не вняв предупреждению Лузгина, настойчиво спросил Мажаров.
— Выходит, вы выражаете мне недоверие? — Лузгип криво, одной щекой усмехнулся, снял со скатерти кулаки.— Вышестоящие организации одобряют, а вы лично
против?
— О вышестоящих мы пока говорить не будем. А поговорим вначале о нижестоящих, с которыми вы обязаны
были не только посоветоваться, но и обсудить то, что обещали от их имени.
Мажарову было уже нелегко справляться с собой, и он тоже поднялся.
— На худой конец, вы доляшы были поставить в известность хотя бы коммунистов колхоза и меня, как парторга. Но вы, как говорится, не сочли... Кто вам дал такие права?
— Какие права? — не понял Лузгин.
— Права не считаться с нами, с Уставом артели!.. Ведь вы, по совести, даже не подумали, не вспомнили, что вам нужно с кем-то обсудить эти обязательства, а?
— Да начхать ему и на нас и на Устав! — не вытерпел Егор Дымшаков.— Ему лишь бы самому наперед выскочить и прославиться!
Видно было, что Лузгина больше всего бесило, что новый парторг разговаривает с ним вежливо, как с больным, который не то по слабости воли, не то по недоразумению сделал промашку, и теперь нужно всем сообща ее исправлять. Всю жизнь он опасался вежливых людей и вот дожил до того, что такой человек уже завелся в колхозе, где он всегда был полновластным хозяином. И человек этот учит его новым правилам, как парнишку за партой. Выкрик Дымшакова взбодрил Аникея, он обрадовался ему, как глотку свежей воды, когда пересыхает горло. Егор весь перед тобой как на ладони, понятный до конца. Иной раз он тебя ударит под дых, ты ему дашь сдачи, вот и. получается баш на баш, в полном расчете. А от этого ученого агронома не знаешь, что и ждать, не ведаешь, с какой стороны он подойдет, за что ухватится...
— Зазорно, что ль, быть впереди всех, Егор? — Лузгин приосанился.— Иль гордость свою мы собакам на помойку выбросили?
— Ты, Аникей, еще рот не открыл, а я уж знал, что ты скажешь,— сдержанно ответил Дымшаков.— Мало ты за эти годы выскакивал и всем язык показывал? Мало вокруг тебя разной брехни было? А что толку? Может, народ стал после твоего шума жить лучше или в мошне у него прибавилось? Или земля наша начала больше рожать?
— Выходит, ты против соревнования? Так надо понимать? — Лузгин рассмеялся.— Жалко, мало людей тебя слушает...
— Соревнуйся, но чтоб по правде все было, без обману! — Дымшаков скомкал газету, бросил на середину стола.— А то ведь что получается — весной вы в районе друг
перед дружкой хвосты заламываете, орете, кто кого обогнал, а осенью молчите в тряпочку. Вот ты наобещал там и за людей и за коров, а в ум не взял, что, хоть повисни у коровы на сосках, она все едино молока не прибавит!.. Цапкин, не сдерживаясь, загоготал во все горло, открывая тесно забитый белыми зубами рот, зыркнул по сторонам и с деланным испугом прикрыл его ладонью.
— Вы не ответили на мой вопрос, Аникей Ермолае-вич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
тала этот вопрос в правильном разрезе... Чтоб, значит, за дальнейшее развитие и успехи...
— И откуда у тебя такие пустые слова берутся? — впервые за вечер повысил голос Дымшаков.— Лезут они из тебя, как клопы из старой кровати!.. Ты туману не напускай, а скажи: ломать нам такой порядок или дальше сеять хлеб на хлеб? Ты же, Прохор, не глупый мужик, а каждый раз выламываешься, как будто тебе язык чем-то смазывают, чтоб он болтался гладко и ни за что не задевал во рту!..
— Да чего ты на меня критику наводишь? — обиженно хмыкнул Цапкин и расстегнул верхнюю пуговку на воротнике.— Разве когда я против?
— Ты так разливаешься, что любой тебе другом может стать,— настойчиво долбил Дымшаков.— Нечего посередке болтаться, пора приставать к берегу...
— В принципе я «за»! — Прохор загнул указательный палец на руке и тут же разогнул.— Но вот имеются у нас на сегодняшний день условия для севооборота, я не в курсе... Так что пускай комиссия разберется и доложит.
Вскинула руку Черкашина, сделала шаг к столу, но закашлялась, давясь дымом.
— Тут, мне кажется, и спорить не о чем...— Она передохнула и досказала чуть тише: — Пора начать относиться к земле не как к злой и нелюбимой мачехе, а как к родной матери... Нужно во что бы то ни стало с нынешней весны ввести оба севооборота! Собрать завтра знающих наши земли — и за дело!..
— Так.— Мажаров медленно, как бы нехотя, обернулся к Ксении.— Хотелось бы знать вашу точку зрения, товарищ Яранцева...
Обычно Ксения вступала в разговор, когда сама находила это нужным, еще никто из секретарей партийных организаций ни разу не вынуждал ее высказываться пе по своей воле, делая ей, как работнику райкома, исключение.
Она встала, словно так ей было легче говорить.
— Мы ужасно страдаем от этой неразберихи с севооборотами... Кто же будет возражать, если вам удастся войти уже нынче в первую ротацию?
Лишь минутой позже она поняла, почему Мажаров так добивался, чтобы высказались все. Будто только сейчас вспомнив о председателе, он повернулся к нему и тихо сказал:
— Прошу вас, Аникей Ермолаевич...
Лузгин тоже, видимо, догадался, что, кладя на весы свое решающее слово, он не должен забывать о том, что сказали здесь до него. Да, тут просто не отмахнешься, не сделаешь вид, что это тебя мало интересует, тут или докажи, что вся затея с севооборотами нынче невыполнима, или по-умному, не теряя достоинства, присоединись к мнению большинства. Он только сейчас увидел, куда клонит новый парторг.
— От добра добра не ищут! — сказал он, встречая улыбкой пристальный, недоверчивый взгляд Константина.— Поскольку Константин Андреевич агроном, поднаторел в науках, пускай планует на здоровье. Кто ж против собственной выгоды? Таких дураков в нашей деревне
нету!..
Так и записали в протокол: подобрать подходящий севооборот, составить хотя бы в грубом виде почвенную карту земельных угодий, посоветоваться со старыми хлеборобами и провести сев по всем агротехническим правилам. Мажаров зачитал это решение, потеребил светло-рыжую
бородку.
— А теперь, Аникей Ермолаевич, мы бы хотели послушать, что за совещание было в области и о чем шла там речь.
Голос Мажарова был тих и ровен, но Ксения вдруг почувствовала, что он сильно волнуется.
— Что ж докладывать... Слышали, наверно, по радио о нашем почине! — зычно проговорил Лузгин и встал.— В общем и целом, нас поддерживают и райком и обком, и дело теперь за тем, чтобы нам выполнить то, что обещано!..
— А что вы обещали? — спросил Мажаров и нервно закрутил в пальцах карандаш.
— Я не от себя обещал, а от всего колхоза,— пытаясь вовремя поправить парторга и все поставить на свое место, твердо ответил Лузгин.— Дадим три с половиной плана по мясу и два по молоку...
— С кем вы советовались в колхозе, прежде чем выступить и дать такие обязательства? — не вняв предупреждению Лузгина, настойчиво спросил Мажаров.
— Выходит, вы выражаете мне недоверие? — Лузгип криво, одной щекой усмехнулся, снял со скатерти кулаки.— Вышестоящие организации одобряют, а вы лично
против?
— О вышестоящих мы пока говорить не будем. А поговорим вначале о нижестоящих, с которыми вы обязаны
были не только посоветоваться, но и обсудить то, что обещали от их имени.
Мажарову было уже нелегко справляться с собой, и он тоже поднялся.
— На худой конец, вы доляшы были поставить в известность хотя бы коммунистов колхоза и меня, как парторга. Но вы, как говорится, не сочли... Кто вам дал такие права?
— Какие права? — не понял Лузгин.
— Права не считаться с нами, с Уставом артели!.. Ведь вы, по совести, даже не подумали, не вспомнили, что вам нужно с кем-то обсудить эти обязательства, а?
— Да начхать ему и на нас и на Устав! — не вытерпел Егор Дымшаков.— Ему лишь бы самому наперед выскочить и прославиться!
Видно было, что Лузгина больше всего бесило, что новый парторг разговаривает с ним вежливо, как с больным, который не то по слабости воли, не то по недоразумению сделал промашку, и теперь нужно всем сообща ее исправлять. Всю жизнь он опасался вежливых людей и вот дожил до того, что такой человек уже завелся в колхозе, где он всегда был полновластным хозяином. И человек этот учит его новым правилам, как парнишку за партой. Выкрик Дымшакова взбодрил Аникея, он обрадовался ему, как глотку свежей воды, когда пересыхает горло. Егор весь перед тобой как на ладони, понятный до конца. Иной раз он тебя ударит под дых, ты ему дашь сдачи, вот и. получается баш на баш, в полном расчете. А от этого ученого агронома не знаешь, что и ждать, не ведаешь, с какой стороны он подойдет, за что ухватится...
— Зазорно, что ль, быть впереди всех, Егор? — Лузгин приосанился.— Иль гордость свою мы собакам на помойку выбросили?
— Ты, Аникей, еще рот не открыл, а я уж знал, что ты скажешь,— сдержанно ответил Дымшаков.— Мало ты за эти годы выскакивал и всем язык показывал? Мало вокруг тебя разной брехни было? А что толку? Может, народ стал после твоего шума жить лучше или в мошне у него прибавилось? Или земля наша начала больше рожать?
— Выходит, ты против соревнования? Так надо понимать? — Лузгин рассмеялся.— Жалко, мало людей тебя слушает...
— Соревнуйся, но чтоб по правде все было, без обману! — Дымшаков скомкал газету, бросил на середину стола.— А то ведь что получается — весной вы в районе друг
перед дружкой хвосты заламываете, орете, кто кого обогнал, а осенью молчите в тряпочку. Вот ты наобещал там и за людей и за коров, а в ум не взял, что, хоть повисни у коровы на сосках, она все едино молока не прибавит!.. Цапкин, не сдерживаясь, загоготал во все горло, открывая тесно забитый белыми зубами рот, зыркнул по сторонам и с деланным испугом прикрыл его ладонью.
— Вы не ответили на мой вопрос, Аникей Ермолае-вич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111