— Да-а.
Затем опять наступило молчание.
«Может быть, она думает, я прилетел сюда снег счищать с тротуаров! — разозлился вдруг Заза, хотя сознавал, что не имеет никакого права злиться.— Она думает, что я приехал сюда снег скрести».
— Давай пить чай,— сказала Магда,— он вскипит быстро.
Она вышла из комнаты. Зазе еще никогда не приходилось быть в таком глупом положении. Он мечтал поскорее выбраться отсюда, но какая-то сила удерживала его.
Может, это было самолюбие: он не хотел верить, что все так сразу кончилось. Труднее всего поверить в это, до последней минуты хранишь какую-то надежду. Дескать, может, я ошибаюсь, а на самом деле все прекрасно. И ты ждешь чего-то, не ждешь, а по самое горло увязаешь в трясине, которая называется глупостью.
Но самое удивительное другое — ты сознаешь, что увяз по горло, и все же опять на что-то надеешься.
Вошла Магда, поставила на стол стаканы, принесла тарелки.
— Я должна шлепать в стоптанных мужниных башмаках и хлопотать по хозяйству,— она смеялась.— Математика, кибернетика, счетные машины — все это поза, я не должна расставаться с веником или, на худой конец, не отходить от лоханки с бельем.
Магда это сказала так весело и легко, что Заза подумал, что она его на самом деле не любит. Так можно разговаривать с тем, кого считаешь просто приятелем.
— Ну и что же тебе мешает? — Заза старался, чтобы его голос звучал как можно насмешливей.
— Что мне мешает? — Магда некоторое время не сводила с него внимательного взгляда, затем отвернулась и сказала: — Ничего!
Она быстро вышла из комнаты.
«Ничего, конечно, ничего!»
Вдруг он почувствовал внезапное облегчение, словно избавился от тяжелого груза.
Вошла Магда с чайником и, разливая в стаканы чай, продолжала прерванный разговор:
— Ничего мне не мешает, но я сама какая-то, как бы тебе это сказать... Странная, что ли... Ты опять будешь смеяться (она уловила, значит, тогда его насмешку), а я совсем не хочу быть странной, совсем не хочу. Всем кажется, что я притворяюсь, ведь сейчас модно быть странной. А я тебе говорю — я самая обыкновенная, но только очень боюсь холода...
— Тогда почему ты в Москве, здесь разве не холоднее?
Магда придвинула к Зазе стакан и села.
— Положи сахар.
Заза послушно насыпал в стакан сахару.
— Возьми печенье, правда, оно немного сухое... Иногда мне кажется, что я сойду с ума. Так хочется в Тбилиси...
Она отпила глоток:
— Кажется, он не закипел! Но ничего... Ты удивился, что я плакала? Удивился?
— Не знаю...
— Ян сама удивляюсь. Никогда не думала, что могу плакать при ком-нибудь. Я плачу, когда я одна, когда бываю совсем, совсем одна...
— Не лучше ли тебе вернуться в Тбилиси, там тоже можно изучать математику.
— Заза, знаешь, ты мне очень нравишься.
«Сейчас она скажет: останемся на всю жизнь друзьями»,— подумал Заза.
— Нет, я вовсе не шучу. Я сама не знаю, почему ты мне нравишься, ведь я даже как следует не знакома с тобой, но ты мне по-настоящему нравишься... Вот сейчас, когда- я плакала, ты мне еще больше понравился. Сначала я забыла, что ты в комнате, а когда очнулась,, ты мне сразу понравился.
Зазе показалось, что Магда это слово — нравишься — повторяла кому-то назло, только раздражение и желание кому-то досадить заставляли ее говорить об этом. Он почувствовал себя оскорбленным, и когда Магда ему сказала: я знаю, что и я тебе нравлюсь, он жестоко ответил:
— С чего ты взяла? Ты мне не нравишься.
— Не нравлюсь? — Магда опять внимательно посмотрела на него, и по ее лицу прошла очень веселая, но не очень естественная улыбка — ага, значит, я тебе не нравлюсь?
— Нет, не нравишься,— он говорил и сам чувствовал, какая ребяческая глупость им руководила сейчас.
Лицо Магды постепенно менялось, вначале оно приняло удивленное выражение, потом несчастное и беспомощное, и она почему-то еще раз повторила, уже машинально:
— Значит, не нравлюсь?
— Не нравишься.
Зазе казалось, что Магда играла с ним, как кошка с пойманной мышью. Это раздражало его, и он ненавидел, презирал ее.
— А я думала,— сказала Магда,— я думала, что..,
— Нет, Магда, ты никогда мне не нравилась...
И тогда он увидел, что Магда опять плачет.
— Что это с тобой творится! — раздраженно спросил Заза, он и не старался скрыть злости.— Что с тобой происходит?
Магда, казалось, не слышит его.
— Хватит! — закричал Заза.— Хватит притворяться!
Магда встала, достала из сумки платок и снова вернулась к столу.
— Да, ты прав,— проговорила она негромко,— с меня хватит...
— Да, хватит,— повторил Заза. Но голос у него
дрогнул, и слово получилось нетвердым, дребезжащим. Он понял, почувствовал, что Магда не притворялась.
— Господи, ну для чего мы столько лжем? — Магда взглянула куда-то вбок, словно в комнате находился еще кто-то третий и она обращалась к нему за помощью.
«Опять она за свое!» — подумал Заза
— Нет, я совсем о другом,— сказала Магда, словно разгадав его мысли.— Вот я сегодня получила письмо от мамы. Это уже десятое письмо, которое я даже не вскрывала... Потому что боюсь неправды. Презираю!
Заза молчал. Какое ему дело до того, почему Магда не читает писем от своей матери?
Он встал:
— Мне пора.
>— Уходишь? — спросила Магда.
— Да, уже время.
— Хочешь, я тебя провожу?
— Нет, до свидания...
— Заза,— Магда немного помолчала, словно обдумывая, что ей лучше сказать,— не обижайся на меня...
— А на что я, собственно, должен обижаться? — спросил Заза как можно равнодушнее.
— Да, да, не обижайся. Такая уж я чудачка. Ты помнишь, как хорошо было у Папуны?
— Помню.
— А почему ты не женишься? — спросила Магда.— Уже время.
Этот неуместный вопрос ледяной водой обдал встрепенувшуюся было в нем надежду.
Прощаясь, он твердо решил сказать ей, что без нее просто не может жить. Эта мысль почти без его участия зародилась в нем наперекор раздражению и показной беспечности. Она созрела — и Заза чуть не сделал еще одной глупости.
«Хорош бы я был»,— подумал Заза и согласился:
— Да, уже пора жениться, женюсь, наверно,— а потом добавил: — Скоро!
— Вот, например, Лизико, какая она прелесть, на твоем месте...
— Лизико?
— Да, Лизико. Знаешь, как ты ей нравишься, с самого детства.
— Нравлюсь?
Я так люблю Лизико. Больше всех на свете! Она такая добрая, хорошая.
Лизико? — Заза не мог скрыть удивления.
— Прости меня,— сказала ему Магда, когда они стояли в дверях,— ты не должен был приходить ко мне... Я ведь такая... как лед...
И потом, когда Заза шел к самолету через замерзшее летное поле, он про себя повторял одно и то жег «Как лед... лед... лед...»
Затем самолет медленно и плавно взмыл в воздух, и он услышал голос стюардессы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60