Потом решил, что она осталась там, в доме Спиридона. Почему-то мысль, что собака осталась именно там, была ему чрезвычайно приятна.
Шел дождь... Уже стемнело, и уличное освещение было включено, желтые пятна лампочек мутно светились в зимних сумерках. К станции вела узкая улочка. По одну сторону улицы стояли в ряд новенькие одноэтажные домики. Вдоль другой стороны тянулась садовая ограда, щедро выбеленная известкой. Одни домишки были заперты, в других горел свет. Свет, льющийся из окон, расстилался по тротуару лоскутами блестящей клеенки. Портной, сапожник, плотник, ювелир, гробовщик и парикмахер трудились на этой улице бок о бок. Сейчас свет горел только у гробовщика и парикмахера. И еще в одном доме светились окна, дом этот стоял в самом конце улицы и замыкал вереницу мастерских. На нем была большущая вывеска, на которой была изображена гроздь винограда и неровными буквами было выведено «Столовая».
Перед столовой стоял мотоцикл, Бежан разговаривал с парикмахером в белом халате. Парикмахер словно не замечал, что идет дождь, он оживленно размахивал руками и громко смеялся.
Стоило Адаму поравняться с ними, как Бежан вдруг повернулся к нему, словно только и ждал, когда он к ним приблизится.
— Адам!
Адам остановился. Бежан подошел к нему и сказал:
— Я вас поджидал, знал, что вы здесь будете проходить. Если вы не очень спешите...
Бежан рукой показал в сторону столовой. Адам не смог ему отказать.
Парикмахер некоторое время продолжал стоять на улице, видимо, не теряя надежды на возвращение собеседника.
Но когда Бежан взял Адама под руку и повел его к столовой, он махнул рукой и вернулся в свою парикмахерскую.
В столовой было пусто. Только в углу сидел почтальон Лаврентий. Облокотившись на стол, он смотрел перед собой широко раскрытыми трезвыми глазами. Можно было подумать, что те две пустые бутылки, которые стояли перед ним, выпил кто-то другой.
При виде Бежана Лаврентий встал и вытянулся, потому что в душе считал себя не почтальоном, а сотрудником милиции. Однажды он даже попросил у Бежана разрешить ему носить красные погоны и был крайне удивлен, когда тот выпроводил его.
— Только на один день повесили бы мне кобуру на бок, нашил бы я красные погоны и постоял перед райкомом — большего мне не надо,— говорил Лаврентий. Свою профессию он считал насмешкой судьбы и к обязанностям своим относился спустя рукава, было похоже, что со дня на день его могут уволить. Бежан избегал встречи с ним и считал его сумасшедшим. Лаврентий был одинок. Если кто и знал всю его подноготную, то это была вдова пожарника.
Пьяный Лаврентий являлся к ней обычно среди ночи, вдова открывала ему дверь и раздевала его, как ребенка. Говорили, будто она даже купала его собственноручно. А Лаврентии будто при этом кричал: посмотрите на меня, я Христос, Христос! Говорили еще, что вдова только потому опекает Лаврентия, что считает его
милиционером. Когда Лаврентий начинал кричать, что он Христос, вдова хлопала его по голове: кто слыхал про Христа-милиционера! Из дома вдовы доносились дикие вопли, потом обычно ссорящиеся замолкали, обессиленные дракой.
Когда Бежан и Адам уселись за стол, Лаврентий, раскрыв объятия и просияв, направился к ним. Бежан вовремя заметил это и крикнул ему леденящим голосом:
— Стой на месте, Лаврентий, иначе!..
Лаврентий на какое-то время застыл без движения,
потом горько улыбнулся, повернулся и сел на свое место. Он постучал вилкой по бутылке, из кухни выглянул официант. Лаврентий рукой указал ему на вошедших, мол, обслужи клиентов. Официант, увидев Бежаиа и Адама, быстро подошел к ним.
— Здорово! — кивнул ему Бежан.
— Привет,— ответил официант.
Официант был стройный малый, его длинные волосы были расчесаны на пробор, такой ровный, что казалось, выводили его по ниточке. Он больше походил на танцора, чем на официанта.
— Что у вас есть? — спросил его Бежан.
— А что может быть в такой поздний час?,
— Все же?
— Лобио.
— И кроме лобио, ничего?
— Ничего, но лобио приличное.
— Ну, что же, давай лобио,— Бежан устремил на Адама извиняющийся взгляд.— Вино какое? — обратился он опять к официанту.
— «Одесса»!
— А другого нет?
— Прекрасная «одесса»!
Официант, разумеется, знал Бежана, но держался так, словно видел его впервые. Он знал, что так больше угодит Бежану, который терпеть не мог подхалимажа на людях.
— Принеси водку,— сказал Бежан, — что нам твоя «одесса»!
Официант принес вино, лобио, горячее мчади и маринованный лук.
— А водка? — напомнил ему Бежан.
— У нас чача, очень крепкая! — предупредил официант.
— Слушай, парень, если бы мы хотели выпить воды,— засмеялся Бежан и посмотрел на Адама,— мы бы сюда не заходили!
— Хорошо, сейчас принесу.
Адам был голоден. Лобио с орехами и уксусом ему понравилось. Потом они опрокинули по первой. Когда Бежан собрался налить по второй, Адам выразительно накрыл рукой свой стакан, мол, я больше не могу. Тогда Бежан принялся разливать в чайные стаканы вино.
— Давно я хотел поговорить с вами вот так, по душам,— обратился он к Адаму.— Будем здоровы! Иногда, когда заладит дождь, я не знаю, куда себя девать... Гоняю на своем мотоцикле то вверх, то вниз по грязище...
Адам молчал, слушая Бежана.
«Никогда нельзя доверяться первому впечатлению,— думал он.— Бежан мне казался совсем другим».
Бежан спешил наполнять стаканы. Сам он пил до дна и хотя Адама не заставлял, но все-таки давал ему понять, что пить следует до конца.
— Дома я храню бубен моей бабки,— говорил он тихо, стараясь не выдать слишком скоро наступившего опьянения. Он словно прислушивался к каждому своему слову и, только убедившись в значимости сказанного, произносил следующую фразу. Он близко наклонился к Адаму, стараясь говорить ему прямо в ухо.— Возьму бубен и бью по нему как полагается. А знаешь, почему? Нет, откуда же тебе знать? У меня жена больная, прикована к постели: у нее паралич. Это после родов... И ребенка у нас не осталось... Сижу и колочу в бубен... Что мне еще делать? Скажи, что?
Лаврентий снова сделал попытку подойти к ним. Но Бежан вовремя это заметил и остановил его.
Тогда Лаврентий крикнул им издали:
— Позвольте выпить за ваше здоровье!
Бежан даже не повернулся к нему, Адам кивнул, он не был знаком с Лаврентием.
В это время в столовую вошел Вахо. Он остановился в дверях — никак не ожидал встретить здесь Адама. Вахо был пьян.
— Моя милиция меня бережет! — Он изобразил на лице улыбку. Потом заплетающейся походкой направился к ним.— Удивительно, милиция охраняет тех, кто совершенно в этом не нуждается, А вот я, несчастный,
нуждаюсь в охране... Но на меня никто не обращает внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Шел дождь... Уже стемнело, и уличное освещение было включено, желтые пятна лампочек мутно светились в зимних сумерках. К станции вела узкая улочка. По одну сторону улицы стояли в ряд новенькие одноэтажные домики. Вдоль другой стороны тянулась садовая ограда, щедро выбеленная известкой. Одни домишки были заперты, в других горел свет. Свет, льющийся из окон, расстилался по тротуару лоскутами блестящей клеенки. Портной, сапожник, плотник, ювелир, гробовщик и парикмахер трудились на этой улице бок о бок. Сейчас свет горел только у гробовщика и парикмахера. И еще в одном доме светились окна, дом этот стоял в самом конце улицы и замыкал вереницу мастерских. На нем была большущая вывеска, на которой была изображена гроздь винограда и неровными буквами было выведено «Столовая».
Перед столовой стоял мотоцикл, Бежан разговаривал с парикмахером в белом халате. Парикмахер словно не замечал, что идет дождь, он оживленно размахивал руками и громко смеялся.
Стоило Адаму поравняться с ними, как Бежан вдруг повернулся к нему, словно только и ждал, когда он к ним приблизится.
— Адам!
Адам остановился. Бежан подошел к нему и сказал:
— Я вас поджидал, знал, что вы здесь будете проходить. Если вы не очень спешите...
Бежан рукой показал в сторону столовой. Адам не смог ему отказать.
Парикмахер некоторое время продолжал стоять на улице, видимо, не теряя надежды на возвращение собеседника.
Но когда Бежан взял Адама под руку и повел его к столовой, он махнул рукой и вернулся в свою парикмахерскую.
В столовой было пусто. Только в углу сидел почтальон Лаврентий. Облокотившись на стол, он смотрел перед собой широко раскрытыми трезвыми глазами. Можно было подумать, что те две пустые бутылки, которые стояли перед ним, выпил кто-то другой.
При виде Бежана Лаврентий встал и вытянулся, потому что в душе считал себя не почтальоном, а сотрудником милиции. Однажды он даже попросил у Бежана разрешить ему носить красные погоны и был крайне удивлен, когда тот выпроводил его.
— Только на один день повесили бы мне кобуру на бок, нашил бы я красные погоны и постоял перед райкомом — большего мне не надо,— говорил Лаврентий. Свою профессию он считал насмешкой судьбы и к обязанностям своим относился спустя рукава, было похоже, что со дня на день его могут уволить. Бежан избегал встречи с ним и считал его сумасшедшим. Лаврентий был одинок. Если кто и знал всю его подноготную, то это была вдова пожарника.
Пьяный Лаврентий являлся к ней обычно среди ночи, вдова открывала ему дверь и раздевала его, как ребенка. Говорили, будто она даже купала его собственноручно. А Лаврентии будто при этом кричал: посмотрите на меня, я Христос, Христос! Говорили еще, что вдова только потому опекает Лаврентия, что считает его
милиционером. Когда Лаврентий начинал кричать, что он Христос, вдова хлопала его по голове: кто слыхал про Христа-милиционера! Из дома вдовы доносились дикие вопли, потом обычно ссорящиеся замолкали, обессиленные дракой.
Когда Бежан и Адам уселись за стол, Лаврентий, раскрыв объятия и просияв, направился к ним. Бежан вовремя заметил это и крикнул ему леденящим голосом:
— Стой на месте, Лаврентий, иначе!..
Лаврентий на какое-то время застыл без движения,
потом горько улыбнулся, повернулся и сел на свое место. Он постучал вилкой по бутылке, из кухни выглянул официант. Лаврентий рукой указал ему на вошедших, мол, обслужи клиентов. Официант, увидев Бежаиа и Адама, быстро подошел к ним.
— Здорово! — кивнул ему Бежан.
— Привет,— ответил официант.
Официант был стройный малый, его длинные волосы были расчесаны на пробор, такой ровный, что казалось, выводили его по ниточке. Он больше походил на танцора, чем на официанта.
— Что у вас есть? — спросил его Бежан.
— А что может быть в такой поздний час?,
— Все же?
— Лобио.
— И кроме лобио, ничего?
— Ничего, но лобио приличное.
— Ну, что же, давай лобио,— Бежан устремил на Адама извиняющийся взгляд.— Вино какое? — обратился он опять к официанту.
— «Одесса»!
— А другого нет?
— Прекрасная «одесса»!
Официант, разумеется, знал Бежана, но держался так, словно видел его впервые. Он знал, что так больше угодит Бежану, который терпеть не мог подхалимажа на людях.
— Принеси водку,— сказал Бежан, — что нам твоя «одесса»!
Официант принес вино, лобио, горячее мчади и маринованный лук.
— А водка? — напомнил ему Бежан.
— У нас чача, очень крепкая! — предупредил официант.
— Слушай, парень, если бы мы хотели выпить воды,— засмеялся Бежан и посмотрел на Адама,— мы бы сюда не заходили!
— Хорошо, сейчас принесу.
Адам был голоден. Лобио с орехами и уксусом ему понравилось. Потом они опрокинули по первой. Когда Бежан собрался налить по второй, Адам выразительно накрыл рукой свой стакан, мол, я больше не могу. Тогда Бежан принялся разливать в чайные стаканы вино.
— Давно я хотел поговорить с вами вот так, по душам,— обратился он к Адаму.— Будем здоровы! Иногда, когда заладит дождь, я не знаю, куда себя девать... Гоняю на своем мотоцикле то вверх, то вниз по грязище...
Адам молчал, слушая Бежана.
«Никогда нельзя доверяться первому впечатлению,— думал он.— Бежан мне казался совсем другим».
Бежан спешил наполнять стаканы. Сам он пил до дна и хотя Адама не заставлял, но все-таки давал ему понять, что пить следует до конца.
— Дома я храню бубен моей бабки,— говорил он тихо, стараясь не выдать слишком скоро наступившего опьянения. Он словно прислушивался к каждому своему слову и, только убедившись в значимости сказанного, произносил следующую фразу. Он близко наклонился к Адаму, стараясь говорить ему прямо в ухо.— Возьму бубен и бью по нему как полагается. А знаешь, почему? Нет, откуда же тебе знать? У меня жена больная, прикована к постели: у нее паралич. Это после родов... И ребенка у нас не осталось... Сижу и колочу в бубен... Что мне еще делать? Скажи, что?
Лаврентий снова сделал попытку подойти к ним. Но Бежан вовремя это заметил и остановил его.
Тогда Лаврентий крикнул им издали:
— Позвольте выпить за ваше здоровье!
Бежан даже не повернулся к нему, Адам кивнул, он не был знаком с Лаврентием.
В это время в столовую вошел Вахо. Он остановился в дверях — никак не ожидал встретить здесь Адама. Вахо был пьян.
— Моя милиция меня бережет! — Он изобразил на лице улыбку. Потом заплетающейся походкой направился к ним.— Удивительно, милиция охраняет тех, кто совершенно в этом не нуждается, А вот я, несчастный,
нуждаюсь в охране... Но на меня никто не обращает внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60