..
Торнике наконец поднялся.
— Уважаемый Торнике,— попросил Вахо,— дайте мне руку, я не могу встать!
— Босяк,— процедил сквозь зубы Торнике.
Вахо проводил удивленным взглядом удалявшегося Торнике, а потом громко запел:
— «Птичка-горлинка летела, оу рануни...»
эпилог
У входа в палату Зазу остановила медсестра.
— Долго оставаться у больной нельзя.
— Хорошо.
Заза отворил дверь и вошел.
В маленькой комнате царил полумрак. Свет проникал только через застекленную дверь. В комнате стояла одна кровать, возле кровати — стул и низенькая белая тумбочка.
Нинико лежала с закрытыми глазами. Зазе показалось, что она спит. Он тихо сел на стул, цветы положил на тумбочку.
Нинико открыла глаза.
— Здравствуй, Нинико,— сказал Заза негромко.
Нинико молчала.
— Я принес тебе цветы...
— Знаю,— сказала Нинико.
— Ты же не видела?—улыбнулся Заза. Он старался разговаривать с ней как можно непринужденнее.
— Все приносят цветы...
— Нинико...
— Не надо, Заза, не надо... Разве ты виноват? Вероятно, так было нужно. Какая я была дурочка,
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу...
— Все будет хорошо, вот увидишь! Мы еще много спектаклей поставим с тобой! Все главные роли будут твои! Вот увидишь, как все будет хорошо!
— Знаю...
Некоторое время они молчали.
— Я никогда не буду больше плакать,— сказала Нинико,— Заза!
— Я слушаю тебя...
— В Тбилиси есть крематорий?
— Не знаю, кажется, нет. А почему ты спросила?
— Мне все время снится Торнике, как будто он кричит: надо отвезти ее в крематорий.
— Тебе уже хорошо, мне сказал врач... Оставь эти глупости.
— Пусть Торнике не приходит сюда. Заза, предупреди всех... Я очень тебя прошу.
— Не придет, обещаю тебе.
Нинико закрыла глаза и больше ничего не говорила.
Заза снова подумал, что она уснула. В это время в дверь заглянула медсестра и знаком велела Зазе выйти, Заза встал и вышел на цыпочках.
— Как она сегодня? — спросил Заза.
— Лучше. Она чудом спаслась,— медсестра с явным удовольствием болтала с Зазой,— еще хорошо, что подоспели вовремя, газ очень опасен. Как все же она оставила кран открытым?
— Бывает,— сказал Заза,— все бывает...
— Ну, конечно,— медсестра смотрела Зазе прямо в глаза.— Вы ее хорошо знаете?
— Мы с ней друзья.
— Может, она любила кого-нибудь? — спросила медсестра, таинственно оглядываясь по сторонам, словно боялась, как бы кто-нибудь не услышал ее вопроса.
— Любила,— Заза понял, что так легко от любопытной девицы не отделаешься. Пожалуй, разумнее хотя бы частично удовлетворить ее любопытство.
— Любила? О, боже! — медсестра прижала руки к груди.— Ну и что?
— Вы о чем?
— А он ее тоже любил?
— Нет.
— Он любил другую, да?
— Да,— с трудом выговорил Заза, Он чувствовал, что говорит медсестре правду.
— А этот мужчина — ее отец,— сказала медсестра.
Заза повернулся и увидел мужчину в белом халате,
он сидел, скрестив руки на груди, затылком упираясь в стенку.
— Он все время сидит и плачет,— сказала медсестра,— а к дочке войти не может!
Заза попрощался и вышел.
На улице было темно.
У телефонной будки Заза остановился, постоял немного и пошел дальше. Не пройдя и двадцати шагов, он вернулся и открыл дверцу будки.
— Танцы! Танцы!! Будем танцевать! — девушка вскочила на стул и взмахнула руками: — Все танцуют!
Включили магнитофон.
Долговязый парень начал танцевать. Вокруг него сразу образовался круг, видно, парень танцевал лучше всех. На него смотрели с восторгом. Одни — потому, что им на самом деле нравилось, как он танцует, другие — чтобы кто-нибудь не подумал, что им не нравится.
— Танцы! Танцы! — кричала девушка, стоя на стуле.
Она была босиком, в белом платье в синюю полоску, с вышитым на груди якорем. Девушка соскочила со стула, прорвала круг и тоже стала танцевать. Ничего не видящими глазами она смотрела перед собой, губы ее дрожали, словно она что-то твердила про себя.
В углу сидели двое с пустыми бокалами в руках. Можно было подумать, что им лень подняться и поставить бокалы на стол. Они не знали друг друга и рядом очутились случайно. Один — поэт, другой — футболист. Футболист был в шикарном костюме. Из-под распахнутого пиджака выглядывала пестрая сорочка. Встретили его криками восторга и сразу же забросали вопросами, на которые он отвечал кивком головы. У него такая привычка — прежде чем ответить на вопрос, он сначала непременно кивнет, а потом ответит. А сейчас он успевал только кивать, впрочем, его ответы никого не интересовали. Наверно, потому, что присутствующие знали футбольных новостей больше, чем этот прославленный футболист.
Потом все оставили его в покое и вовсе позабыли о нем. Он сам подходил к гостям с улыбкой, кивал головой и начинал:
— Вот Гарринча, например... На два сантиметра...
— Что? — спрашивали его ради приличия.
— На два сантиметра ниже меня.
— Да что вы, не может быть! — И снова продолжали прерванный разговор.
Тогда футболист подходил к другому. Он был добрый малый и хотел всем доставить удовольствие. В ответ на него глядели с нескрываемым удивлением, чокались с ним, словно он только для этого подходил. Так он постепенно обошел всех гостей, со всеми перечокался и опустился на стул, удивленный и растерянный.
Поэта никто не знал. Впрочем, сам он был уверен, что его знают все. Он сразу же разобрался в обстановке и уселся в углу.
Если его знают, подумают — какой он скромный, если не знают — тоже лучше сидеть одному.
Вот они и сидели с пустыми бокалами в руках и смотрели на танцующую пару.
Футболист умел танцевать. В своей компании он всегда танцевал. Здесь же он стеснялся обнаружить свое умение. У него было такое выражение лица, словно танцы он видел впервые.
«Странно,— думал поэт,— неужели я так постарел?»
Потом поэт заметил телевизор, стоявший прямо на полу. Экран светился, но звук не был включен. На экране он увидел знакомое лицо, выступал довольно известный поэт, похоже было, что он читал стихи, он размахивал руками и оттого, что голоса слышно не было, казался смешным... «Ага! — обрадовался поэт.— Давай, читай, читай!»
Он рукой указал футболисту на телевизор. Тот его не понял, но на всякий случай улыбнулся.
В это время в дверях показалась какая-то женщина:
— Магда! Магда, тебя к телефону!
Босая девушка выбежала в переднюю и взяла трубку.
— Слушаю,— после танца она тяжело дышала,— слушаю — да, да, Магда. Кто говорит? Заза? А-а-а, помню, помню... я? Хорошо... алло! Алло! Ничего не слышно! Алло! Да, позвоните... как-нибудь... Всего!
Магда положила трубку и постояла некоторое время, не отнимая от телефона руки. Она о чем-то думала. Затем вошла в комнату и надела валявшиеся в углу туфли на высоких каблуках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Торнике наконец поднялся.
— Уважаемый Торнике,— попросил Вахо,— дайте мне руку, я не могу встать!
— Босяк,— процедил сквозь зубы Торнике.
Вахо проводил удивленным взглядом удалявшегося Торнике, а потом громко запел:
— «Птичка-горлинка летела, оу рануни...»
эпилог
У входа в палату Зазу остановила медсестра.
— Долго оставаться у больной нельзя.
— Хорошо.
Заза отворил дверь и вошел.
В маленькой комнате царил полумрак. Свет проникал только через застекленную дверь. В комнате стояла одна кровать, возле кровати — стул и низенькая белая тумбочка.
Нинико лежала с закрытыми глазами. Зазе показалось, что она спит. Он тихо сел на стул, цветы положил на тумбочку.
Нинико открыла глаза.
— Здравствуй, Нинико,— сказал Заза негромко.
Нинико молчала.
— Я принес тебе цветы...
— Знаю,— сказала Нинико.
— Ты же не видела?—улыбнулся Заза. Он старался разговаривать с ней как можно непринужденнее.
— Все приносят цветы...
— Нинико...
— Не надо, Заза, не надо... Разве ты виноват? Вероятно, так было нужно. Какая я была дурочка,
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу...
— Все будет хорошо, вот увидишь! Мы еще много спектаклей поставим с тобой! Все главные роли будут твои! Вот увидишь, как все будет хорошо!
— Знаю...
Некоторое время они молчали.
— Я никогда не буду больше плакать,— сказала Нинико,— Заза!
— Я слушаю тебя...
— В Тбилиси есть крематорий?
— Не знаю, кажется, нет. А почему ты спросила?
— Мне все время снится Торнике, как будто он кричит: надо отвезти ее в крематорий.
— Тебе уже хорошо, мне сказал врач... Оставь эти глупости.
— Пусть Торнике не приходит сюда. Заза, предупреди всех... Я очень тебя прошу.
— Не придет, обещаю тебе.
Нинико закрыла глаза и больше ничего не говорила.
Заза снова подумал, что она уснула. В это время в дверь заглянула медсестра и знаком велела Зазе выйти, Заза встал и вышел на цыпочках.
— Как она сегодня? — спросил Заза.
— Лучше. Она чудом спаслась,— медсестра с явным удовольствием болтала с Зазой,— еще хорошо, что подоспели вовремя, газ очень опасен. Как все же она оставила кран открытым?
— Бывает,— сказал Заза,— все бывает...
— Ну, конечно,— медсестра смотрела Зазе прямо в глаза.— Вы ее хорошо знаете?
— Мы с ней друзья.
— Может, она любила кого-нибудь? — спросила медсестра, таинственно оглядываясь по сторонам, словно боялась, как бы кто-нибудь не услышал ее вопроса.
— Любила,— Заза понял, что так легко от любопытной девицы не отделаешься. Пожалуй, разумнее хотя бы частично удовлетворить ее любопытство.
— Любила? О, боже! — медсестра прижала руки к груди.— Ну и что?
— Вы о чем?
— А он ее тоже любил?
— Нет.
— Он любил другую, да?
— Да,— с трудом выговорил Заза, Он чувствовал, что говорит медсестре правду.
— А этот мужчина — ее отец,— сказала медсестра.
Заза повернулся и увидел мужчину в белом халате,
он сидел, скрестив руки на груди, затылком упираясь в стенку.
— Он все время сидит и плачет,— сказала медсестра,— а к дочке войти не может!
Заза попрощался и вышел.
На улице было темно.
У телефонной будки Заза остановился, постоял немного и пошел дальше. Не пройдя и двадцати шагов, он вернулся и открыл дверцу будки.
— Танцы! Танцы!! Будем танцевать! — девушка вскочила на стул и взмахнула руками: — Все танцуют!
Включили магнитофон.
Долговязый парень начал танцевать. Вокруг него сразу образовался круг, видно, парень танцевал лучше всех. На него смотрели с восторгом. Одни — потому, что им на самом деле нравилось, как он танцует, другие — чтобы кто-нибудь не подумал, что им не нравится.
— Танцы! Танцы! — кричала девушка, стоя на стуле.
Она была босиком, в белом платье в синюю полоску, с вышитым на груди якорем. Девушка соскочила со стула, прорвала круг и тоже стала танцевать. Ничего не видящими глазами она смотрела перед собой, губы ее дрожали, словно она что-то твердила про себя.
В углу сидели двое с пустыми бокалами в руках. Можно было подумать, что им лень подняться и поставить бокалы на стол. Они не знали друг друга и рядом очутились случайно. Один — поэт, другой — футболист. Футболист был в шикарном костюме. Из-под распахнутого пиджака выглядывала пестрая сорочка. Встретили его криками восторга и сразу же забросали вопросами, на которые он отвечал кивком головы. У него такая привычка — прежде чем ответить на вопрос, он сначала непременно кивнет, а потом ответит. А сейчас он успевал только кивать, впрочем, его ответы никого не интересовали. Наверно, потому, что присутствующие знали футбольных новостей больше, чем этот прославленный футболист.
Потом все оставили его в покое и вовсе позабыли о нем. Он сам подходил к гостям с улыбкой, кивал головой и начинал:
— Вот Гарринча, например... На два сантиметра...
— Что? — спрашивали его ради приличия.
— На два сантиметра ниже меня.
— Да что вы, не может быть! — И снова продолжали прерванный разговор.
Тогда футболист подходил к другому. Он был добрый малый и хотел всем доставить удовольствие. В ответ на него глядели с нескрываемым удивлением, чокались с ним, словно он только для этого подходил. Так он постепенно обошел всех гостей, со всеми перечокался и опустился на стул, удивленный и растерянный.
Поэта никто не знал. Впрочем, сам он был уверен, что его знают все. Он сразу же разобрался в обстановке и уселся в углу.
Если его знают, подумают — какой он скромный, если не знают — тоже лучше сидеть одному.
Вот они и сидели с пустыми бокалами в руках и смотрели на танцующую пару.
Футболист умел танцевать. В своей компании он всегда танцевал. Здесь же он стеснялся обнаружить свое умение. У него было такое выражение лица, словно танцы он видел впервые.
«Странно,— думал поэт,— неужели я так постарел?»
Потом поэт заметил телевизор, стоявший прямо на полу. Экран светился, но звук не был включен. На экране он увидел знакомое лицо, выступал довольно известный поэт, похоже было, что он читал стихи, он размахивал руками и оттого, что голоса слышно не было, казался смешным... «Ага! — обрадовался поэт.— Давай, читай, читай!»
Он рукой указал футболисту на телевизор. Тот его не понял, но на всякий случай улыбнулся.
В это время в дверях показалась какая-то женщина:
— Магда! Магда, тебя к телефону!
Босая девушка выбежала в переднюю и взяла трубку.
— Слушаю,— после танца она тяжело дышала,— слушаю — да, да, Магда. Кто говорит? Заза? А-а-а, помню, помню... я? Хорошо... алло! Алло! Ничего не слышно! Алло! Да, позвоните... как-нибудь... Всего!
Магда положила трубку и постояла некоторое время, не отнимая от телефона руки. Она о чем-то думала. Затем вошла в комнату и надела валявшиеся в углу туфли на высоких каблуках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60