Пораженный Исаак Моисеевич быстренько организовал сыну отдельную квартиру, что было в те годы совсем нетрудно, и на всякий случай избавился от блудной овцы. Правда, отеческой заботы не лишил. Регулярные ссуды «на карманные расходы» Иосиф воспринимал как нечто само собой разумеющееся и охотно брал. Окончательно «обрусеть» студенту-отличнику не хотелось. Иаков же Исаакович тяги к минералам не испытывал и пошел учиться в Первый медицинский институт, заодно поменяв свое вычурное ветхозаветное имя на понятное простому народу – Яков.
Лафа для Гольдбергов продолжалась до начала пятидесятых, пока не грянуло печально знаменитое дело врачей, под которое Исаака Моисеевича дернули на Литейный. За валютные операции раскручивать в ту пору не было нужды, а поскольку он неудачно совмещал в одном лице взяточника, врача и еврея, быстренько осудили и сплавили на этап. Все заботы о семье, в состав которой входили не только мать и жена, но и престарелый Моисей Самуилович, легли на плечи Якова. Его непутевый братец с густой курчавой бородой и большим рюкзаком шуровал по отрогам Саян, в компании молодых энтузиастов отыскивая богатства недр для своей социалистической родины. Яков Исаакович достойно выполнил сыновний долг, не дав угаснуть бизнесу и поддержав в неволе отца, да еще помог дедушка своими давними связями. Их совместными усилиями несчастный Исаак Моисеевич стал главным стоматологом сибирского райцентра Усть-Марья и был расконвоирован.
Жизнь в Эвенкском автономном округе трудно было назвать сказочной. Городок, под завязку набитый чекистами с близлежащих лагерный пунктов, контингент которых обрабатывал иссякший золотоносный рудник и таежные массивы, впечатлениями не баловал. Днем Гольдберг квалифицированно чинил зубы, остальное время убивал собиранием историй, которыми разномастный люд, свезенный со всех концов страны, делился не скупясь. Из всего лагерного фольклора проницательному антиквару запала в душу легенда о пещере шаманов. Случилось это в незапамятные времена, когда старообрядцы еще не добрались до устья реки Марья, по тайге в изобилии бродила нечистая сила, а эвенки вместо «огненной воды» пили мухоморный отвар. Тогда-то и произошла грандиозная битва шаманов со злыми духами-харги, не дававшими покоя бедным палеоазиатам. В результате демонов прогнали, а особо свирепых заточили в глубокое подземелье, вход в которое запечатали золотом.
Любознательному Исааку Моисеевичу не составило труда установить точное местонахождение пещеры. В поселке ее знали, говорили, что даже вроде бы пытались когда-то залезть, но ничего не нашли. Располагалась она за рекою Марья, слишком далеко от городка, чтобы расконвоированному зэку можно было прийти и посмотреть. Потом наступил 1956 год, и последовавшая за хрущевским докладом на XX съезде партии амнистия позволила жертве сталинских репрессий воссоединиться с семьей.
По возвращении узника ГУЛАГа род Гольдбергов продолжился новым наследником: сыном Якова Исааковича – Давидом. Подрастерявший здоровьишко Исаак Моисеевич проводил в последний путь отца, дождавшегося-таки возвращения отпрыска из мест заключения, и стал уговаривать Иосифа реализовать план розыска шаманских сокровищ. Тот долго отнекивался, но в конце 60-х, после рождения Вадика, вынужден был согласиться. Исаак Моисеевич припер непутевого геолога к стене, отказавшись подбрасывать от щедрот своих, а сидеть на голой зарплате обремененному спиногрызом Иосифу было совсем кисло. Он убыл в Красноярский край с подвернувшейся кстати геологической партией и назад уже не вернулся. Спустя полгода к Гольдбергам пришел незнакомый человек с красным обветренным лицом и передал в дрожащие руки Исаака Моисеевича планшет с бумагами сгинувшего в холодных водах реки Марья наследника.
Известие нанесло непоправимый удар по здоровью отчаянно винившего себя в гибели сына Исаака Гольдберга. Он окончательно потерял интерес к жизни и вскоре угас от заработанного на пересылках туберкулеза. Таким образом, бразды правления оказались в руках Якова Исааковича. Поначалу он не забывал о подрастающем племяннике и пытался приспособить его к делу, но гены Иосифа сделали чадо непригодным к работе в теневой коммерции. Несмотря на старания дяди, Вадим с упорством безумца бегал за вожделенными бабочками и ни на что другое смотреть не желал. Давид же пошел по профессиональной стезе и стал искусствоведом, знающим толк в живописи, мебели и ювелирных украшениях. Не брезговал он и скупкой золотого лома, полагая, что из всего надо извлекать выгоду. А когда среди знакомых кладоискателей, с которыми Гольдберги по традиции всегда поддерживали контакт, замаячил молодой, удачливый и не запятнавший себя сотрудничеством с органами, стало ясно, что пришло время пускать в ход дядины бумаги, до сих пор лежащие мертвым грузом в недрах письменного стола.
Гольдберг ничего не скрывал, но, слушая его, я думал: какой он имеет расчет за своим прямодушием? Без пользы он ничего не делал, но где и что он тут извлекал, я уловить не мог. Так и не выцепил, предположив, что это своеобразный знак доверия. Надо ж доверять друг другу, коли мы компаньоны. Настала пора обнародовать пресловутую карту. Давид Яковлевич протянул мне небольшую красную книжечку. На дерматиновой обложке была оттиснута тускло-желтая надпись «Академия наук СССР», под нею звездочка и ниже: «ПОЛЕВОЙ ДНЕВНИК».
– Полистайте, – предложил Гольдберг, приглаживая короткие кудрявые волосы возле ушей. Наверное, от волнения. – Оцените опытным взглядом. К рисункам я могу дать пояснения.
Я начал с первой страницы, предназначенной для записей сведений о владельце: «1968 год, Тунгусская экспедиция, Усть-Марьский отряд». В графе «Фамилия, имя, отчество исследователя» значился Гольдберг Иосиф Исаакович. В самом низу красовалась трогательная надпись: «В случае нахождения утерянного дневника просьба вернуть по адресу». Адреса не было, но книжечка попала по назначению.
Деловые записи, выполненные мелким неразборчивым почерком, начинались длинным списком походных принадлежностей и припасов. Далее велись какие-то подсчеты, судя по всему, затраты бензина на маршрут. Изучать эту избыточную информацию не было необходимости, и я начал с «хвоста»: загнул большим пальцем странички и пустил веером, пока взгляд не зацепился за рисунок.
– Нашли? – догадался Давид Яковлевич. Он поднялся с кресла, и мы вместе стали изучать карту.
Выполнена она была на двух листочках, каждый размером с ладонь.
– Это дедушкины пометки, – обратил мое внимание Гольдберг, указывая на дополнения, внесенные черной шариковой ручкой. Почерк на них заметно отличался. – Дядя Иосиф начертил все довольно точно, но кое-что упустил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91