В темноте, на безлюдной местности, нацисты осмелели. «Волга» осторожно стала нас прижимать к огородам. Корефан уворачивался и одобрительно ругал борзую молодежь, стараясь не поцарапать машину и не влететь в кювет. Пьяная дорога изобиловала крутыми поворотами и была узкой – две машины с трудом могли бы тут разъехаться. Это осложняло маневр нашим преследователям, которые вовсе на стремились уделать в хлам свою тачку.
– Щас к крематорию выйдем, там и потолкуем! – с азартом сообщил корефан то ли мне, то ли нацистам.
Пьяная дорога кончилась. Впереди показались угрюмые ворота погоста. Слава сбавил скорость, прижался к обочине и остановил машину. Метрах в пяти позади затормозила вражеская «Волга».
– Готов, Ильюха?
– Всегда готов!
– Тогда пошли. – Слава вытащил из кармана куртки «Вальтер ПП», я достал ТТ, мы синхронно распахнули дверцы и выскочили из машины.
Молодежь, похоже, не ожидала от нас такой прыти, потому что только начала покидать свой рыдван. Задняя дверца открылась, в салоне включился свет, из машины появилась знакомая фигура веснушчатого боксера. На переднем сиденье маячил долговязый патриот. Он с чем-то копался и лишь успел высунуть за порог ногу, когда я подскочил и что есть силы пнул по дверце.
– Ложись, падла! – Я дважды выстрелил в землю перед боксером.
У того хватило ума не рыпаться, а может быть, выработался страх передо мной. Он пал мордой вниз, а я рванул на себя переднюю дверь и обнаружил долговязого с короткой «Сайгой» на коленях, лихорадочно пытающегося сдвинуть флажок предохранителя. Как оно бывает с перепугу, рычажок залип. Долговязый сбледнул с лица и судорожно дрочил упрямую железяку, перестав обращать внимание на окружающее. Я схватил его за плечо и ткнул стволом в рожу:
– Брось, завалю!
Долговязый покорно замер.
Слава выволок водителя и потащил за шкирку на мою сторону.
Я забрал у долговязого «Сайгу», уткнув ему под нос пахнущий горелым порохом ТТ.
– Выходи!
Долговязый засуетился.
– Видал? – показал я Славе трофей.
– Ого, – обрадовался афганец. – Валить нас приехали!
– Ты что, петух, – рыкнул я долговязому, который стоял, держась за дверцу, и трясся. – Ты грохнуть меня хотел?
– Н-нет, – быстро ответил долговязый.
– Что же ты тогда за «Сайгу» хватался? За оружие хватаются, когда хотят кого-то убить. Вот я, например, хочу тебя убить, поэтому у меня в руках пистолет. Это значит, что я тебя убью.
Слава пинком в сгиб ноги поставил водителя на колени рядом с лежащим ничком боксером и стал с интересом наблюдать за нами.
– Лавэ с меня приехал получать?
– Д-да, – долговязого колотило.
– А «Сайга» тебе зачем? Хотел деньги забрать и меня завалить?
– Нет…
– Ты же меня грохнуть обещал, если денег не будет, помнишь?
– Нет! – затараторил долговязый. – Это на всякий случай… так… потому что ты это…
– Что я «это»? Что ты молотишь, нервный поносный кролик?
Долговязый забуксовал, белея на глазах. Я несильно ударил его рукояткой ТТ в нос. Потекла кровь.
– Пидорасина тупая! Я тебя с волыной в руках поймал, а ты метешь, что убить меня не хотел! Кто у Ласточкина сын? Как его зовут? Имя!
В тусклом свете, пробивающемся из салона «Волги», я увидел, что зрачки долговязого со страха расплылись во всю радужку.
– Не знаю, – пробормотал он.
– Кирилла Владимировича! Ласточкина! Знаешь?!
– Д-да, знаю, – закивал долговязый, капая кровью на рубашку.
– Его сына как зовут?
– Какого сына? Я не знаю.
– Он в «Трискелионе» у вас! В клубе! Сын Ласточкина! Его имя?!
– Имя? – долговязый побелел еще сильнее, хотя казалось, что больше некуда. – Не знаю.
– Сука ты, – выдавил я с разочарованием. – Становись на колени.
Долговязый торопливо бухнулся, как подрубленный, не чувствуя боли.
Я наставил ему между глаз ствол ТТ.
– Выбирай, как с тобой поступить. Грохнуть тебя, пидораса, или еще нам послужишь? Хотя, что с тебя толку…
– Послужу, – с готовностью заявил нацик.
– Поставь-ка этого на колени, – кивнул я Славе на боксера, – пусть тоже посмотрит.
Недовольный боксер был вздернут за шкирятник и с некоторым трудом приведен в рабскую позу.
– Окрестим вас сейчас по полной. – Я передал корефану «Сайгу», переложил ТТ в левую руку и достал Сучий нож, держа его над головой нациста. – Тебя как зовут, долговязый пидорас?
– Андрей, – пробормотал трискелионовский бригадир.
– Отрекаешься литы, сука Андрей, от своего нацистского «Трискелиона»?
– Отрекаюсь.
Мы со Славой даже переглянулись, так легко это было сказано.
– Готов ли ты, сука, всеми силами, верно и преданно служить великому делу истории и археологии?
– Да. Готов. – То ли служить делу науки было не западло для патриота, то ли он был готов сейчас согласиться с чем угодно.
– Целуй, сука, нож и будешь наш!
Долговязый так истово облобызал окровавленными губами поднесенный клинок Сучьего ножа, будто принимал посвящение в рыцари.
Финка Короля, казалось, отяжелела в моей руке.
– Вставай, сука, и бери нож, – торжественно произнес я.
Трясясь от страха и унижения, долговязый поднялся, принял Сучий нож и по моему жесту проследовал к водителю.
– Вы чего это, эй? – забеспокоился тот.
– Не ссы, фашист, – хмыкнул Слава.
– Я не фашист, я русский патриот!
– Если ты такой патриот, чего не в армии? Иди, Родину защищай.
– А ты чего сам не в армии? – огрызнулся водила.
Похоже, мы его мало пугали.
– Моя война в восемьдесят девятом закончилась, – спокойно ответил Слава.
– Как тебя зовут, мудила? – перешел я к продолжению церемонии.
– А тебе зачем?
– Затем… Да что мы с ним разговариваем, – оборвал я себя. – Слава, застрели его!
– Эй, а… – проблеял водитель, когда к его лбу стремительно взмыл дульный срез «Вальтера».
– Хуй на! Во всем вини свою тупость, быкота! Как твое имя?
– Артур.
– Ты русский вообще-то, Артур?
– Русский. Из Баку.
– Что-то не похож. Из Баку? Ты же азер! Андрей, сука, как у тебя в русском патриотическом клубе затесался азербот? Непорядок.
– Он русский, – пробубнил долговязый. – Мы проверяли, родители русские. Просто так назвали, там традиция.
– Я русский, – закивал Артур. – Я не азер!
– Ну, если ты не азер, тогда повторяй слова клятвы, – отчеканил я. – Отрекаешься ли ты, сука Артур, от своего корявого «Трискелиона»?
Водила кивнул.
– Не слышу!
– Говори: «Отрекаюсь», – настоятельно посоветовал Андрей, стоя рядом с ножом в руке.
– Отрекаюсь, – повторил водила.
– Готов, сука, археологам земли русской служить свято и преданно?
– Готов.
– Целуй, сука, нож!
– На, целуй, – заторопился долговязый и чуть не испортил всю церемонию.
Артур заколебался, но все же приложился губами к клинку Сучьего ножа, и мы заполучили еще одного.
Он встал с колен, и мы все столпились вокруг боксера, который инстинктивно прижал подбородок к груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91