Нелепая фигура в куртке с накинутым капюшоном пересекла проезжую часть и, припадая на обе ноги, устремилась за мной.
«Уньрки не устает, не спит, но много ест и поэтому всегда кажется голодным, – всплыли в голове слова Кутха. – Шаман-милк отыскал его в Нижнем мире и вернул в мертвое тело. Теперь уньрки нужны сладкое мясо и теплая кровь. Нутряной жир и кожу любит он, чтобы залечивать раны и жить».
Странный гость с Камчатки многое поведал нам перед охотой, но самое неприятное было то, что цыганское проклятие осталось. Его невозможно было снять, его можно было только на кого-то переложить. В тот вечер на даче Гольдберга не нашлось подходящей жертвы, и теперь я обреченно бежал, слыша за спиной тяжелый топот упыря.
На полном ходу я влетел в лужу. Нога поехала, и я плюхнулся в воду. Уньрки догонял. Я перевернулся на четвереньки, между пальцев выдавливалась холодная грязь. Зачерпнул пригоршню и бросил в лицо набежавшей твари. С низкого старта, как спринтер, сквозанул дальше по дороге. Однако вскоре темп сильно упал. Заткнутый за ремень брюк «Удар» тяжело колыхался и отчаянно мешал. Я в очередной раз порадовался, что не взял второй пистолет, без него и так приходилось несладко. Бегуном на длинные дистанции я был некудышным и быстро выдохся. Местность оказалась неподходящая для ночных кроссов, я постоянно обо что-то спотыкался. Неровности грунтовой дороги едва не доконали меня, когда земля под ногой вдруг исчезла и я топнул по залитой водой ямке. Вдобавок развязался шнурок на новеньких, купленных специально для решающего забега кроссовках и теперь хлестал по земле.
Сбив ноги, я перешел на шаг и, загнанно дыша, оглянулся. Открытие привело в ужас – хромой уньрки меня почти нагнал! Я метнулся вперед. К счастью, дорога пошла под уклон и позволила разогнаться. Я проскочил перекресток аллей и устремился в лесную часть парка по разъезженной тракторами тропе между канав. Снова начались лужи. Я постарался держаться середины, чтобы не попадать в колею, но все равно изредка промахивался. На бегу я оглядывался, но в густолесье сделалось совсем темно, и было не определить, то ли преследователь отстал, то ли догоняет и вот-вот схватит. В ушах давно уже звучало только собственное запаленное дыхание и суматошно колотящееся сердце. На всякий случай я поднажал и, как показалось, оторвался.
Дренажная труба, проходящая поперек дороги, предательски выросла из земли. Я пнул ее кроссовкой и клюнул носом. Где-то метр я проскользил на брюхе, крепко приложившись грудью и в кровь разодрав ладони о гравий. Удар выбил из легких весь воздух.
«Отбегался!» – понял я и рванул из-под ремня револьвер. Перевернулся на спину. Выстрелил прямо перед собой в ту сторону, откуда должен был появиться людоед.
Длинный сноп огня вылетел из кургузого ствола. Отдача едва не вырвала чудовищную пушку из руки. У-94С бил как гаубица, я уже отвык от такого оружия.
Ослепленный и оглушенный, я ждал реакции Лепяго, а ее не было. Только затаив дыхание, я различил вдали знакомый неровный топот. Значит, удалось оторваться на приличное расстояние, и это спасло мне жизнь!
Я вскочил и побежал по аллее, не рискуя более стрелять, чтобы раньше времени не зацепить уньрки. В любом случае выстрел сделал свое дело. Он был услышан, ребята устремились на выручку.
Если только под воздействием цыганской подляны фортуна не отвернулась от меня.
Дорогу пересекала центральная аллея, и мне было нужно дальше в лес. Вниз, к болотам, куда редко забредают люди, где канавы и топь и тоскливые тощие сосенки, гниющие на корню в стоялой ржавой воде. В этой глухомани мы и хотели прикончить упыря, но теперь у меня было все больше шансов до нее не добраться.
То, что когда-то было Андреем Николаевичем Лепяго, уверенно приближалось ко мне. Я сбил дыхание и ушиб коленку. Скорость заметно упала, даже несмотря на адреналин. Сидячий образ жизни сделал свое дело. Я уже почти плелся.
Стиснув зубы, я использовал мизерный остаток сил. Грузное топанье за спиной становилось все отчетливее, а я с трудом переставлял ноги.
Пора было останавливаться и принимать бой.
Последний бой.
Я осознал, что не хочу больше жить. Вот оно, цыганское проклятие! Но осталось желание сражаться и прикончить мерзкую тварь. Сколько на ее совести убийств? Уньрки, пока меня ждал, кем-то кормился. И еще он проделал путь от Красноярска до Петербурга. Путь был длинный.
Я развернулся и встал, широко расставив ноги. Взвел курок и стиснул «Удар» обеими руками, плотно прижав локти к нижним ребрам. «Здесь мы тебя и похороним, дружок!» – пришла уверенность. После того как отрекся от себя, воевать и жить стало легче.
Лепяго набежал из темноты, хрипло дыша, как конь. Я различил его шагов за десять. Сначала услышал топот, потом храп и только потом увидел фигуру.
– Получай! – Я спустил курок. Револьвер лягнул тело. Отдача была какая-то неимоверная, определенно Вадик переложил пороха, потому что огонь вылетал из ствола и с боков барабана разом. – Получай! Получай! Получай!
Попадать было легко, я стрелял с близкого расстояния. Лепяго било как молотом, но он не падал и продолжал идти на меня. Я всадил в него четыре пули, а он не подох. Серебро не подействовало!
Я швырнул в упыря револьвером и выхватил заветный Сучий нож. Лепяго взвыл от восторга. Он ринулся на меня, набирая скорость, а я покрепче уперся в землю, приготовившись с налета бить его в сердце.
Ветер толкнул меня в спину. Позади и откуда-то сверху раздался крик, невыносимый и нечеловеческий. Птичий. Как будто на небесах божественный дракон разорвал когтями сердце, и это было сердце ворона.
Огромная тень упала передо мной, сбив с ног Лепяго. Птица с крыльями-бахромой с налету ударила людоеда клювом в голову, спрятанную под надвинутым на глаза капюшоном, клюнула еще раз и исчезла.
Дружный топот двух пар сапог возвестил о приближении подмоги. Замелькали по кустам и деревьям отблески фонарей, с приближением становясь нормальным светом. В их лучах я увидел, как заворочался на земле Лепяго.
– Уйди, Ильюха, в сторону! – командирским голосом гаркнул Слава.
Но я не мог сдвинуться с места, ноги дрожали и не слушались. Уньрки поднялся. Капюшон слетел на спину, и стало видно его вурдалачье лицо – выпученные глаза и огромная яма во лбу, исторгающая черную кровь.
Стегнул выстрел.
– Вадик, свети! Ильюха, стой! Стой на месте! – скомандовал Слава.
Встав рядом со мной, он вытянул руку с угловатым «Уэбли» и стал посылать пулю за пулей в коренастое тело вурдалака. Лепяго шатало. С каждым выстрелом он отступал назад, и было заметно, что держаться на ногах ему с каждым разом все тяжелее.
– В колени ему бей. – Мой совет пришелся на последний выстрел. Слава нажал на спусковой крючок еще раз, но курок мягко стукнул по смятому капсюлю пустой гильзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
«Уньрки не устает, не спит, но много ест и поэтому всегда кажется голодным, – всплыли в голове слова Кутха. – Шаман-милк отыскал его в Нижнем мире и вернул в мертвое тело. Теперь уньрки нужны сладкое мясо и теплая кровь. Нутряной жир и кожу любит он, чтобы залечивать раны и жить».
Странный гость с Камчатки многое поведал нам перед охотой, но самое неприятное было то, что цыганское проклятие осталось. Его невозможно было снять, его можно было только на кого-то переложить. В тот вечер на даче Гольдберга не нашлось подходящей жертвы, и теперь я обреченно бежал, слыша за спиной тяжелый топот упыря.
На полном ходу я влетел в лужу. Нога поехала, и я плюхнулся в воду. Уньрки догонял. Я перевернулся на четвереньки, между пальцев выдавливалась холодная грязь. Зачерпнул пригоршню и бросил в лицо набежавшей твари. С низкого старта, как спринтер, сквозанул дальше по дороге. Однако вскоре темп сильно упал. Заткнутый за ремень брюк «Удар» тяжело колыхался и отчаянно мешал. Я в очередной раз порадовался, что не взял второй пистолет, без него и так приходилось несладко. Бегуном на длинные дистанции я был некудышным и быстро выдохся. Местность оказалась неподходящая для ночных кроссов, я постоянно обо что-то спотыкался. Неровности грунтовой дороги едва не доконали меня, когда земля под ногой вдруг исчезла и я топнул по залитой водой ямке. Вдобавок развязался шнурок на новеньких, купленных специально для решающего забега кроссовках и теперь хлестал по земле.
Сбив ноги, я перешел на шаг и, загнанно дыша, оглянулся. Открытие привело в ужас – хромой уньрки меня почти нагнал! Я метнулся вперед. К счастью, дорога пошла под уклон и позволила разогнаться. Я проскочил перекресток аллей и устремился в лесную часть парка по разъезженной тракторами тропе между канав. Снова начались лужи. Я постарался держаться середины, чтобы не попадать в колею, но все равно изредка промахивался. На бегу я оглядывался, но в густолесье сделалось совсем темно, и было не определить, то ли преследователь отстал, то ли догоняет и вот-вот схватит. В ушах давно уже звучало только собственное запаленное дыхание и суматошно колотящееся сердце. На всякий случай я поднажал и, как показалось, оторвался.
Дренажная труба, проходящая поперек дороги, предательски выросла из земли. Я пнул ее кроссовкой и клюнул носом. Где-то метр я проскользил на брюхе, крепко приложившись грудью и в кровь разодрав ладони о гравий. Удар выбил из легких весь воздух.
«Отбегался!» – понял я и рванул из-под ремня револьвер. Перевернулся на спину. Выстрелил прямо перед собой в ту сторону, откуда должен был появиться людоед.
Длинный сноп огня вылетел из кургузого ствола. Отдача едва не вырвала чудовищную пушку из руки. У-94С бил как гаубица, я уже отвык от такого оружия.
Ослепленный и оглушенный, я ждал реакции Лепяго, а ее не было. Только затаив дыхание, я различил вдали знакомый неровный топот. Значит, удалось оторваться на приличное расстояние, и это спасло мне жизнь!
Я вскочил и побежал по аллее, не рискуя более стрелять, чтобы раньше времени не зацепить уньрки. В любом случае выстрел сделал свое дело. Он был услышан, ребята устремились на выручку.
Если только под воздействием цыганской подляны фортуна не отвернулась от меня.
Дорогу пересекала центральная аллея, и мне было нужно дальше в лес. Вниз, к болотам, куда редко забредают люди, где канавы и топь и тоскливые тощие сосенки, гниющие на корню в стоялой ржавой воде. В этой глухомани мы и хотели прикончить упыря, но теперь у меня было все больше шансов до нее не добраться.
То, что когда-то было Андреем Николаевичем Лепяго, уверенно приближалось ко мне. Я сбил дыхание и ушиб коленку. Скорость заметно упала, даже несмотря на адреналин. Сидячий образ жизни сделал свое дело. Я уже почти плелся.
Стиснув зубы, я использовал мизерный остаток сил. Грузное топанье за спиной становилось все отчетливее, а я с трудом переставлял ноги.
Пора было останавливаться и принимать бой.
Последний бой.
Я осознал, что не хочу больше жить. Вот оно, цыганское проклятие! Но осталось желание сражаться и прикончить мерзкую тварь. Сколько на ее совести убийств? Уньрки, пока меня ждал, кем-то кормился. И еще он проделал путь от Красноярска до Петербурга. Путь был длинный.
Я развернулся и встал, широко расставив ноги. Взвел курок и стиснул «Удар» обеими руками, плотно прижав локти к нижним ребрам. «Здесь мы тебя и похороним, дружок!» – пришла уверенность. После того как отрекся от себя, воевать и жить стало легче.
Лепяго набежал из темноты, хрипло дыша, как конь. Я различил его шагов за десять. Сначала услышал топот, потом храп и только потом увидел фигуру.
– Получай! – Я спустил курок. Револьвер лягнул тело. Отдача была какая-то неимоверная, определенно Вадик переложил пороха, потому что огонь вылетал из ствола и с боков барабана разом. – Получай! Получай! Получай!
Попадать было легко, я стрелял с близкого расстояния. Лепяго било как молотом, но он не падал и продолжал идти на меня. Я всадил в него четыре пули, а он не подох. Серебро не подействовало!
Я швырнул в упыря револьвером и выхватил заветный Сучий нож. Лепяго взвыл от восторга. Он ринулся на меня, набирая скорость, а я покрепче уперся в землю, приготовившись с налета бить его в сердце.
Ветер толкнул меня в спину. Позади и откуда-то сверху раздался крик, невыносимый и нечеловеческий. Птичий. Как будто на небесах божественный дракон разорвал когтями сердце, и это было сердце ворона.
Огромная тень упала передо мной, сбив с ног Лепяго. Птица с крыльями-бахромой с налету ударила людоеда клювом в голову, спрятанную под надвинутым на глаза капюшоном, клюнула еще раз и исчезла.
Дружный топот двух пар сапог возвестил о приближении подмоги. Замелькали по кустам и деревьям отблески фонарей, с приближением становясь нормальным светом. В их лучах я увидел, как заворочался на земле Лепяго.
– Уйди, Ильюха, в сторону! – командирским голосом гаркнул Слава.
Но я не мог сдвинуться с места, ноги дрожали и не слушались. Уньрки поднялся. Капюшон слетел на спину, и стало видно его вурдалачье лицо – выпученные глаза и огромная яма во лбу, исторгающая черную кровь.
Стегнул выстрел.
– Вадик, свети! Ильюха, стой! Стой на месте! – скомандовал Слава.
Встав рядом со мной, он вытянул руку с угловатым «Уэбли» и стал посылать пулю за пулей в коренастое тело вурдалака. Лепяго шатало. С каждым выстрелом он отступал назад, и было заметно, что держаться на ногах ему с каждым разом все тяжелее.
– В колени ему бей. – Мой совет пришелся на последний выстрел. Слава нажал на спусковой крючок еще раз, но курок мягко стукнул по смятому капсюлю пустой гильзы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91