Зато мы обнаружили в личном дневнике сэра Хамфри Эплби довольно подробный отчет о его беседе с сэром Йеном Уитвортом и секретарем кабинета сэром Арнольдом Робинсоном за обедом, который состоялся в следующий понедельник. – Ред.)
«Сегодня во время обеда с Арнольдом и Йеном я совершил великий переворот.
Йен хотел срочно переговорить со мной о предстоящей проверке законности продажи здания хлебной биржи. Я счел необходимым пригласить Арнольда, прекрасно понимая, что, в конечном итоге, ключ к решению проблемы находится именно у него.
Изложив вкратце суть вопроса, я перевел разговор на тему о ведомственной реорганизации, которая ожидалась на следующей неделе, и предложил Арнольду расширить компетенцию Хэкера на сферу искусств.
«Хэкер – полнейший профан в искусстве», – возразил Арнольд. Такая реакция меня, признаться, удивила. Он явно не понял главного. Ни для кого не секрет, что наш министр промышленности не способен отличить трактор от экскаватора, министр образования совершенно безграмотен, а министр занятости являет собой идеал безработного, поскольку вообще ничего не умеет делать.
Став ответственным за дела искусств, Хэкер вряд ли начнет свою деятельность в новом качестве с закрытия картинной галереи. Вот – суть моей мудрой идеи.
Йен вначале тоже был против. По его мнению, не следует превращать реорганизацию в перестановки. Пришлось разъяснить, что речь идет не о перестановках, а всего лишь о функциональных передвижках: искусства и телевидение «передвигались» в компетенцию МАДа.
Правда, в моем плане есть маленький изъян, так сказать, определенная непоследовательность, а именно сведение вместе искусств и телевидения. У них нет ничего общего… Более того, они – полные противоположности.
Впрочем, Арнольда, как и Йена, больше волновало усиление моей власти и влияния. Он признался, что не хотел бы порождать очередного административного спрута, и напомнил, что мы и так уже подмяли под себя органы местного самоуправления.
На мой взгляд, искусство и местное самоуправление прекрасно сочетаются. И то и другое сродни плутовству. Они улыбнулись моей шутке. И поскольку ни у того, ни у другого не было готовых контрпредложений, как призвать Хэкера к порядку, им пришлось согласиться с моим планом.
«В тебе тоже пропадает артист», – сказал Арнольд, поднимая бокал за мое здоровье».
11 октября
Новости, новости… Как всегда, хорошие и плохие. В целом-то больше хорошие, однако не обошлось и без накладок.
На десять часов утра у меня была назначена встреча с членами совета моего избирательного округа для окончательного решения вопроса о галерее и футбольном клубе. Буквально за несколько минут до этого в кабинет неожиданно зашел сэр Хамфри. Я сразу предупредил его, что решение уже принято и все разговоры бесполезны.
– И все же, господин министр, у меня есть сообщение, которое, полагаю, вас очень и очень заинтересует, – перестановки.
Перестановки? С какой стати? Ведь всего две недели назад речь шла просто о реорганизации.
– Не просто о реорганизации, господин министр, а о реорганизации. Которая, кстати, сделает вас еще более сильным и влиятельным. Теперь в вашу компетенцию будет входить и искусство.
Приятная новость, ничего не скажешь. Странно только, почему сэру Хамфри сообщили об этом раньше меня. Очевидно, сразу после принятия решения он встречался с секретарем кабинета.
Я от души поблагодарил его за приятные новости, предложил в конце дня отметить это событие и сказал, что мне пора начинать совещание.
– Да-да, конечно. Э-э… надеюсь, при обсуждении конкретного вопроса вы примете во внимание изменившиеся обстоятельства.
Какое отношение, черт побери, могут иметь дела футбольного клуба к моим новым обязанностям? Но ведь сэр Хамфри зря говорить не будет. Затем до меня дошло: министр по делам искусств начинает свою деятельность со сноса картинной галереи! Скандал!
Я попросил Бернарда извиниться перед членами совета и задержать их еще на несколько минут. Мне нужно было собраться с мыслями.
Затем я сказал Хамфри, что тщательный анализ изменившейся ситуации заставляет меня пересмотреть отношение к картинной галерее. Это, безусловно, важный очаг культуры, к тому же расположенный в историческом здании. Его надо обязательно сохранить.
Он понимающе кивнул и согласился, что я попал в сложное положение. В это время Бернард ввел участников совещания во главе с Брайаном Уилкинсоном.
Честно говоря, я понятия не имел, что им сказать. Поэтому попросил Хамфри остаться.
– Мой постоянный заместитель, – представил я его.
– А этот что, всего лишь временный? – спросил Брайан, указывая на Бернарда.
Такие шуточки вполне в духе Уилкинсона. Его бестактность – как, например, сейчас в отношении Бернарда – порой граничит с настоящим хамством.
Я собрался было сообщить им об изменившихся обстоятельствах, но Брайан опередил меня. Он с энтузиазмом заявил, что все идет, как по маслу: наш план поддержали все политические партии и совет графства. Дело только за разрешением моего министерства использовать деньги, полученные от продажи картинной галереи, как ссуду футбольному клубу.
– Э-э… все это, конечно, так, – неуверенно произнес я, – но… э-э… тут есть одна загвоздка…
Брайан удивился.
– Какая еще загвоздка? Ты же сам утверждал, что не будет никаких проблем!
Что я мог ему ответить? В голове, как назло, все перемешалось.
– Э-э… видите ли… в силу некоторых обстоятельств… – неуверенно начал я. Но тут мне пришла спасительная мысль – отфутболить их к Хамфри. – Впрочем, полагаю, мой постоянный заместитель сможет объяснить вам более компетентно.
Все повернулись к сэру Хамфри.
– Да… просто это невозможно, – сказал он и замолчал.
Я со страхом подумал, что он этим и ограничится. Однако к нему, слава богу, пришло вдохновение, и он продолжил:
– Потому что картинная галерея – доверительная собственность. Посмертный дар. Или что-то в этом роде.
Я подхватил эстафету.
– В том-то и вся загвоздка! Доверительная собственность. Придется нам, видимо, поискать другое здание под снос. Школу… церковь… больницу. Что-нибудь да найдется, – с оптимизмом добавил я.
У Брайана Уилкинсона от изумления отвисла челюсть.
– Значит, ты отказываешься от собственного слова? Так и передать избирателям? – с угрозой произнес он.
– Не я, – жалобно ответил я, – а закон.
– Почему же мы узнаем об этом только сейчас?
Возразить было нечего. Дело принимало скверный оборот. При одной только мысли о следующих выборах меня бросило в жар. Трудно даже представить, как развивались бы события, если бы не Бернард. Мой верный добрый Бернард.
Он как бы ненароком подвинул ко мне свою пояснительную записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
«Сегодня во время обеда с Арнольдом и Йеном я совершил великий переворот.
Йен хотел срочно переговорить со мной о предстоящей проверке законности продажи здания хлебной биржи. Я счел необходимым пригласить Арнольда, прекрасно понимая, что, в конечном итоге, ключ к решению проблемы находится именно у него.
Изложив вкратце суть вопроса, я перевел разговор на тему о ведомственной реорганизации, которая ожидалась на следующей неделе, и предложил Арнольду расширить компетенцию Хэкера на сферу искусств.
«Хэкер – полнейший профан в искусстве», – возразил Арнольд. Такая реакция меня, признаться, удивила. Он явно не понял главного. Ни для кого не секрет, что наш министр промышленности не способен отличить трактор от экскаватора, министр образования совершенно безграмотен, а министр занятости являет собой идеал безработного, поскольку вообще ничего не умеет делать.
Став ответственным за дела искусств, Хэкер вряд ли начнет свою деятельность в новом качестве с закрытия картинной галереи. Вот – суть моей мудрой идеи.
Йен вначале тоже был против. По его мнению, не следует превращать реорганизацию в перестановки. Пришлось разъяснить, что речь идет не о перестановках, а всего лишь о функциональных передвижках: искусства и телевидение «передвигались» в компетенцию МАДа.
Правда, в моем плане есть маленький изъян, так сказать, определенная непоследовательность, а именно сведение вместе искусств и телевидения. У них нет ничего общего… Более того, они – полные противоположности.
Впрочем, Арнольда, как и Йена, больше волновало усиление моей власти и влияния. Он признался, что не хотел бы порождать очередного административного спрута, и напомнил, что мы и так уже подмяли под себя органы местного самоуправления.
На мой взгляд, искусство и местное самоуправление прекрасно сочетаются. И то и другое сродни плутовству. Они улыбнулись моей шутке. И поскольку ни у того, ни у другого не было готовых контрпредложений, как призвать Хэкера к порядку, им пришлось согласиться с моим планом.
«В тебе тоже пропадает артист», – сказал Арнольд, поднимая бокал за мое здоровье».
11 октября
Новости, новости… Как всегда, хорошие и плохие. В целом-то больше хорошие, однако не обошлось и без накладок.
На десять часов утра у меня была назначена встреча с членами совета моего избирательного округа для окончательного решения вопроса о галерее и футбольном клубе. Буквально за несколько минут до этого в кабинет неожиданно зашел сэр Хамфри. Я сразу предупредил его, что решение уже принято и все разговоры бесполезны.
– И все же, господин министр, у меня есть сообщение, которое, полагаю, вас очень и очень заинтересует, – перестановки.
Перестановки? С какой стати? Ведь всего две недели назад речь шла просто о реорганизации.
– Не просто о реорганизации, господин министр, а о реорганизации. Которая, кстати, сделает вас еще более сильным и влиятельным. Теперь в вашу компетенцию будет входить и искусство.
Приятная новость, ничего не скажешь. Странно только, почему сэру Хамфри сообщили об этом раньше меня. Очевидно, сразу после принятия решения он встречался с секретарем кабинета.
Я от души поблагодарил его за приятные новости, предложил в конце дня отметить это событие и сказал, что мне пора начинать совещание.
– Да-да, конечно. Э-э… надеюсь, при обсуждении конкретного вопроса вы примете во внимание изменившиеся обстоятельства.
Какое отношение, черт побери, могут иметь дела футбольного клуба к моим новым обязанностям? Но ведь сэр Хамфри зря говорить не будет. Затем до меня дошло: министр по делам искусств начинает свою деятельность со сноса картинной галереи! Скандал!
Я попросил Бернарда извиниться перед членами совета и задержать их еще на несколько минут. Мне нужно было собраться с мыслями.
Затем я сказал Хамфри, что тщательный анализ изменившейся ситуации заставляет меня пересмотреть отношение к картинной галерее. Это, безусловно, важный очаг культуры, к тому же расположенный в историческом здании. Его надо обязательно сохранить.
Он понимающе кивнул и согласился, что я попал в сложное положение. В это время Бернард ввел участников совещания во главе с Брайаном Уилкинсоном.
Честно говоря, я понятия не имел, что им сказать. Поэтому попросил Хамфри остаться.
– Мой постоянный заместитель, – представил я его.
– А этот что, всего лишь временный? – спросил Брайан, указывая на Бернарда.
Такие шуточки вполне в духе Уилкинсона. Его бестактность – как, например, сейчас в отношении Бернарда – порой граничит с настоящим хамством.
Я собрался было сообщить им об изменившихся обстоятельствах, но Брайан опередил меня. Он с энтузиазмом заявил, что все идет, как по маслу: наш план поддержали все политические партии и совет графства. Дело только за разрешением моего министерства использовать деньги, полученные от продажи картинной галереи, как ссуду футбольному клубу.
– Э-э… все это, конечно, так, – неуверенно произнес я, – но… э-э… тут есть одна загвоздка…
Брайан удивился.
– Какая еще загвоздка? Ты же сам утверждал, что не будет никаких проблем!
Что я мог ему ответить? В голове, как назло, все перемешалось.
– Э-э… видите ли… в силу некоторых обстоятельств… – неуверенно начал я. Но тут мне пришла спасительная мысль – отфутболить их к Хамфри. – Впрочем, полагаю, мой постоянный заместитель сможет объяснить вам более компетентно.
Все повернулись к сэру Хамфри.
– Да… просто это невозможно, – сказал он и замолчал.
Я со страхом подумал, что он этим и ограничится. Однако к нему, слава богу, пришло вдохновение, и он продолжил:
– Потому что картинная галерея – доверительная собственность. Посмертный дар. Или что-то в этом роде.
Я подхватил эстафету.
– В том-то и вся загвоздка! Доверительная собственность. Придется нам, видимо, поискать другое здание под снос. Школу… церковь… больницу. Что-нибудь да найдется, – с оптимизмом добавил я.
У Брайана Уилкинсона от изумления отвисла челюсть.
– Значит, ты отказываешься от собственного слова? Так и передать избирателям? – с угрозой произнес он.
– Не я, – жалобно ответил я, – а закон.
– Почему же мы узнаем об этом только сейчас?
Возразить было нечего. Дело принимало скверный оборот. При одной только мысли о следующих выборах меня бросило в жар. Трудно даже представить, как развивались бы события, если бы не Бернард. Мой верный добрый Бернард.
Он как бы ненароком подвинул ко мне свою пояснительную записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158