Моя жена позаботилась дать им воспитание, соответствующее тому рангу, которое им предстояло занять в обществе благодаря их состоянию. Ничто не омрачало моего счастья: наши мальчики делали большие успехи, а в дочери мы каждый день открывали все новые очаровательные черты.
Счастливый отец, я был также счастлив и в дружбе. Молодой человек по фамилии Боссон, тот самый, которому я когда-то услуживал по приезде в Париж и за которого потом просил господин д'Орсан, проявлял большие способности, удачно умел их применять и тем облегчал мне заботу о его карьере.
Он часто бывал у меня, и я принимал его с удовольствием. Добрый, легкий и веселый характер привлекал к нему все сердца. У него была приятная внешность и, могу сказать, он был достоин владеть тем состоянием, которое промотали его родители, а я помог восстановить. Этот милый юноша участвовал во всех наших праздниках, и мы смотрели на него как на члена семьи.
Когда я решил, что воспитание моих племянников закончено и что наступила пора устроить их на хорошие места, я посоветовал им подружиться с господином Боссоном. Привлекательный характер этого молодого человека скоро завоевал ему симпатию моих племянников, и я был этому очень рад, ибо знал, что часто дальнейшие успехи детей в жизни и почти всегда их характер зависят от первых дружеских связей.
Так как отец их был разорен безрассудным расточительством матери, они не могли рассчитывать на приличное положение в обществе, если сами о себе не позаботятся. Надеяться на мое наследство племянникам тоже не приходилось, – ведь у меня были свои дети. Поэтому я решил от младых ногтей приучить их к труду. Я предложил им работать в моих конторах под руководством господина де Боссона. Старший охотно согласился и скоро обнаружил большие деловые способности. Младший же племянник, напротив, к большому моему огорчению, высокомерно отверг этот разумный план.
– Чем же вы хотите заняться? – спросил я его.
– Я желаю быть военным, – ответил он, – у меня нет никакого желания протирать штаны в конторе.
Я подумал, что это просто мальчишеская блажь и что я легко сумею его образумить: у мальчика была располагающая внешность, говорившая о кротком характере, я замечал в нем также природную рассудительность и потому надеялся, что смогу его разубедить.
– Я отнюдь не осуждаю, – сказал я, – благородную горячность сердца, повелевающую вам избрать военную карьеру; но все обстоятельства против вас, дорогой племянник. Вы по рождению простолюдин; отличия, которыми я старался облагородить мое имя, ненамного возвысили меня, а на вас тем более не распространяются.
– Я знаю, – ответил он, – и потому должен собственными силами добиться того, в чем мне отказала судьба.
– Сказано неплохо! – ответил я. – Но имейте в виду, что в нашей стране военная служба – это излюбленная дорога дворян; вам на этом поприще придется ежедневно сталкиваться с тысячью обид. Если надо будет выбирать между двумя одинаково отличившимися молодцами, предпочтение всегда будет отдано дворянину. Вы заподозрите несправедливость там, где всего-навсего соблюдается обычный порядок; у вас горячая голова, вы можете вспылить, наделать глупостей; вы будете вынуждены покинуть родину и погубите себя окончательно. Даже военные заслуги, если вам посчастливится заслужить награду, будут расцениваться гораздо ниже из-за вашего происхождения, и продвижение ваше по службе будет чрезвычайно медленным, в то время как другие будут двигаться вперед семимильными шагами только потому, что они могут предъявить полуистлевшие пергаменты, доставшиеся им от предков.
– Ну что ж, значит, мне самому придется не зевать и использовать любой подходящий случай, – не сдавался племянник.
Эти слова, произнесенные с излишним задором, еще раз обнаружили истинный характер молодого человека. Под кроткой внешностью скрывалось упрямство, которое мне нелегко будет сломить. Я все же попытался вразумить его при помощи доводов, проверенных на моем личном опыте и столь же убедительных, сколь верных.
– Во Франции военная служба годится только для людей двух сортов: для богатых простолюдинов и для бедных дворян. У последних нет других источников дохода, но зато имя предков способствует их продвижению по службе; богачи же добиваются милостей лишь тем, что не жалеют денег. Вы не принадлежите ни к тем, ни к другим; что же вы намерены делать?
– Я намерен итти по тому пути, который меня влечет, – ответил он. Наш спор зашел в тупик, и я уже хотел было прибегнуть к власти, которой располагал как опекун и благодетель, когда в комнату вошел господин д'Орсан. Мы обменялись обычными приветствиями, а затем я рассказал ему о наших с племянником разногласиях. Я не сомневался, что граф станет на мою сторону: ведь он, сам будучи офицером, мог лучше других оценить справедливость моих доводов. Судите же, как я был удивлен, услышав его ответ.
– Желание вашего племянника похвально, – сказал он; – надо помочь молодому человеку, и я берусь это сделать: борясь с врожденными наклонностями, мы лишь усиливаем их и делаем неодолимыми, – продолжал он. – Однако я вовсе не хочу сказать, что можно потворствовать любым желаниям молодежи. Надо показать юноше и хорошую и дурную сторону всякого поприща, и если он не испугается, то пусть сам решает свою судьбу. Простая прихоть неизбежно потерпит крушение при первом же препятствии; зато подлинное влечение не победишь ни нотациями, ни упреками, ни наказаниями.
– Что вы говорите, сударь? – сказал я. – Подумайте сами, что ждет на службе молодого человека, не имеющего ни денег, ни имени?
– А почему, – возразил граф, – он не может преуспеть, как тысячи других? Усердие и храбрость заставят забыть недостаток родовитости; на военной службе можно достичь высот, как и на любой другой. Конечно, разбогатеть военному человеку трудно; служба наша долгая; это все верно; но ваш племянник молод, умен, он может питать известные надежды В моем полку нет вакансий, но если вы дадите ему денег на жизнь в гарнизоне, то я возьму его в кадеты и при первой же возможности устрою ему повышение.
Советы этого сеньора, оказавшего мне столько благодеяний, я считал для себя приказом и потому не стал больше спорить с племянником. Мне оставалось только выразить нашему благодетелю столь заслуженную благодарность.
Я уже отпустил племянника, когда вошла моя жена. Так как первый ее муж был заслуженным офицером, она поддержала графа д'Орсана и, не скрывая радости, благодарила его.
– Друг мой, – обратилась она затем ко мне, – молодой человек достоин вашего уважения и наших забот. Было бы странно, если бы вы воспротивились его намерениям. Он сумеет пробить себе дорогу, мы достаточно богаты, чтобы помочь ему, а я обещаю, что буду заранее согласна со всем, что вы сделаете для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Счастливый отец, я был также счастлив и в дружбе. Молодой человек по фамилии Боссон, тот самый, которому я когда-то услуживал по приезде в Париж и за которого потом просил господин д'Орсан, проявлял большие способности, удачно умел их применять и тем облегчал мне заботу о его карьере.
Он часто бывал у меня, и я принимал его с удовольствием. Добрый, легкий и веселый характер привлекал к нему все сердца. У него была приятная внешность и, могу сказать, он был достоин владеть тем состоянием, которое промотали его родители, а я помог восстановить. Этот милый юноша участвовал во всех наших праздниках, и мы смотрели на него как на члена семьи.
Когда я решил, что воспитание моих племянников закончено и что наступила пора устроить их на хорошие места, я посоветовал им подружиться с господином Боссоном. Привлекательный характер этого молодого человека скоро завоевал ему симпатию моих племянников, и я был этому очень рад, ибо знал, что часто дальнейшие успехи детей в жизни и почти всегда их характер зависят от первых дружеских связей.
Так как отец их был разорен безрассудным расточительством матери, они не могли рассчитывать на приличное положение в обществе, если сами о себе не позаботятся. Надеяться на мое наследство племянникам тоже не приходилось, – ведь у меня были свои дети. Поэтому я решил от младых ногтей приучить их к труду. Я предложил им работать в моих конторах под руководством господина де Боссона. Старший охотно согласился и скоро обнаружил большие деловые способности. Младший же племянник, напротив, к большому моему огорчению, высокомерно отверг этот разумный план.
– Чем же вы хотите заняться? – спросил я его.
– Я желаю быть военным, – ответил он, – у меня нет никакого желания протирать штаны в конторе.
Я подумал, что это просто мальчишеская блажь и что я легко сумею его образумить: у мальчика была располагающая внешность, говорившая о кротком характере, я замечал в нем также природную рассудительность и потому надеялся, что смогу его разубедить.
– Я отнюдь не осуждаю, – сказал я, – благородную горячность сердца, повелевающую вам избрать военную карьеру; но все обстоятельства против вас, дорогой племянник. Вы по рождению простолюдин; отличия, которыми я старался облагородить мое имя, ненамного возвысили меня, а на вас тем более не распространяются.
– Я знаю, – ответил он, – и потому должен собственными силами добиться того, в чем мне отказала судьба.
– Сказано неплохо! – ответил я. – Но имейте в виду, что в нашей стране военная служба – это излюбленная дорога дворян; вам на этом поприще придется ежедневно сталкиваться с тысячью обид. Если надо будет выбирать между двумя одинаково отличившимися молодцами, предпочтение всегда будет отдано дворянину. Вы заподозрите несправедливость там, где всего-навсего соблюдается обычный порядок; у вас горячая голова, вы можете вспылить, наделать глупостей; вы будете вынуждены покинуть родину и погубите себя окончательно. Даже военные заслуги, если вам посчастливится заслужить награду, будут расцениваться гораздо ниже из-за вашего происхождения, и продвижение ваше по службе будет чрезвычайно медленным, в то время как другие будут двигаться вперед семимильными шагами только потому, что они могут предъявить полуистлевшие пергаменты, доставшиеся им от предков.
– Ну что ж, значит, мне самому придется не зевать и использовать любой подходящий случай, – не сдавался племянник.
Эти слова, произнесенные с излишним задором, еще раз обнаружили истинный характер молодого человека. Под кроткой внешностью скрывалось упрямство, которое мне нелегко будет сломить. Я все же попытался вразумить его при помощи доводов, проверенных на моем личном опыте и столь же убедительных, сколь верных.
– Во Франции военная служба годится только для людей двух сортов: для богатых простолюдинов и для бедных дворян. У последних нет других источников дохода, но зато имя предков способствует их продвижению по службе; богачи же добиваются милостей лишь тем, что не жалеют денег. Вы не принадлежите ни к тем, ни к другим; что же вы намерены делать?
– Я намерен итти по тому пути, который меня влечет, – ответил он. Наш спор зашел в тупик, и я уже хотел было прибегнуть к власти, которой располагал как опекун и благодетель, когда в комнату вошел господин д'Орсан. Мы обменялись обычными приветствиями, а затем я рассказал ему о наших с племянником разногласиях. Я не сомневался, что граф станет на мою сторону: ведь он, сам будучи офицером, мог лучше других оценить справедливость моих доводов. Судите же, как я был удивлен, услышав его ответ.
– Желание вашего племянника похвально, – сказал он; – надо помочь молодому человеку, и я берусь это сделать: борясь с врожденными наклонностями, мы лишь усиливаем их и делаем неодолимыми, – продолжал он. – Однако я вовсе не хочу сказать, что можно потворствовать любым желаниям молодежи. Надо показать юноше и хорошую и дурную сторону всякого поприща, и если он не испугается, то пусть сам решает свою судьбу. Простая прихоть неизбежно потерпит крушение при первом же препятствии; зато подлинное влечение не победишь ни нотациями, ни упреками, ни наказаниями.
– Что вы говорите, сударь? – сказал я. – Подумайте сами, что ждет на службе молодого человека, не имеющего ни денег, ни имени?
– А почему, – возразил граф, – он не может преуспеть, как тысячи других? Усердие и храбрость заставят забыть недостаток родовитости; на военной службе можно достичь высот, как и на любой другой. Конечно, разбогатеть военному человеку трудно; служба наша долгая; это все верно; но ваш племянник молод, умен, он может питать известные надежды В моем полку нет вакансий, но если вы дадите ему денег на жизнь в гарнизоне, то я возьму его в кадеты и при первой же возможности устрою ему повышение.
Советы этого сеньора, оказавшего мне столько благодеяний, я считал для себя приказом и потому не стал больше спорить с племянником. Мне оставалось только выразить нашему благодетелю столь заслуженную благодарность.
Я уже отпустил племянника, когда вошла моя жена. Так как первый ее муж был заслуженным офицером, она поддержала графа д'Орсана и, не скрывая радости, благодарила его.
– Друг мой, – обратилась она затем ко мне, – молодой человек достоин вашего уважения и наших забот. Было бы странно, если бы вы воспротивились его намерениям. Он сумеет пробить себе дорогу, мы достаточно богаты, чтобы помочь ему, а я обещаю, что буду заранее согласна со всем, что вы сделаете для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132