Торговцы всеми этими товарами были приглашены; госпожа д'Ален принимала в моей экипировке живейшее участие: выбирала, покупала, торговалась. Еще не пришло время обедать, а Жакоб преобразился в изящного кавалера, в подбитом шелковой тканью камзоле, в шляпе с серебряным кантом, с кудрями чуть не по пояс, на завивку которых парикмахер употребил все свое искусство!
Я уже говорил, что был недурен собой, но до сих пор надо было хорошенько вглядеться, чтобы это заметить. Что такое красивый юноша в простом, грубом платье? Он погребен под этой одеждой, как под могильной плитой; глаз наш так легко обманывается! Да если и видно, что ты красив, какой в этом прок? Всякий подумает: его ли это дело и на что ему красота?
Редко найдется серьезная женщина, не такая верхоглядка, как другие, которая обладает безошибочным вкусом и видит суть. Как вы сами знаете, мне все же посчастливилось встретить нескольких таких дам. Но в новом моем обличье, право, достаточно было иметь глаза, чтобы меня заметить. Мне больше не требовалось прилагать для этого никаких усилий. Я был мужчина хоть куда, красив лицом, статен собой, хорош от природы, и теперь это было заметно с первого же взгляда.
– Нет, вы только посмотрите на него! Дорогой мой мальчик! – воскликнула госпожа де Ля Валле, когда я вышел из комнаты, куда удалился, чтобы переодеться.
– А знаете что! – подхватила госпожа д'Ален. – Ведь от него глаз не оторвешь!
И она, как видно, говорила это не ради красного словца, а думала так не шутя, взглянув на меня как женщина, и на миг примолкла. В глазах ее было какое-то даже удивление; боюсь, она в глубине души позарилась на мужа моей жены; впрочем, я ей нравился и раньше, не тратя на это столько пороху.
– Как хорош! – сказала она. – Если я надумаю выходить замуж, то поищу мужчину с таким же красивым лицом.
– Правильно, матушка, – вставила вошедшая за минуту до того Агата, – но ведь этого мало: к красивому лицу еще нужно умное выражение.
Наступил час обеда. За столом госпожа д'Ален всячески с нами любезничала, Агата вела со мной немой разговор глазами и успела таким способом сказать куда больше, чем ее мамаша; жена моя видела меня одного, помнила обо мне одном, а я всячески старался показать, что мое внимание поглощено ею.
Свидетели нашего бракосочетания, еще с утра приглашенные госпожей де Ля Валле к ужину, прибыли в пять часов вечера.
– Господин де Ля Валле, – сказала моя кузина, – по-моему, вам следует нанести визит госпоже де Ферваль. Мы сядем за стол не ранее восьми, вы успеете вернуться. Передайте ей самый сердечный привет от меня и уведомьте, что завтра мы будем иметь честь посетить ее вдвоем.
– Ах, да, верно! – ответил я. – Она просила непременно сообщить ей о нашем бракосочетании, вы совершенно правы. До свиданья, милостивые государыни и господа, не обессудьте, я тотчас вернусь.
Жена моя думала, что напомнила своему забывчивому супругу об этом визите; но если бы она о нем позабыла, я не преминул бы сам ей напомнить; мне не терпелось показаться госпоже де Ферваль в моем новом наряде. «Как я ей понравлюсь! – предвкушал я. – Теперь уже будет не то, что в первые разы».
Из дальнейшего вы узнаете, чем кончилась наша с нею встреча.
Конец третьей части
Часть четвертая
Итак, я отправился к госпоже де Ферваль. Во дворе оказался только один лакей; он и провел меня в покои дамы по узкой боковой лестнице, которую я в прошлый раз не заметил.
Сначала вышла горничная и сказала, что доложит хозяйке; вернувшись через минуту, она пригласила меня войти. Госпожа де Ферваль читала, лежа на софе и подперев голову рукой; на ней был очень изящный, но довольно небрежно накинутый пеньюар.
Прошу вас вообразить, что именно я увидел: юбка приоткрывала почти до колена стройную ногу (а ведь этим нельзя пренебрегать, когда судишь о женской красоте); к тому же одна из туфелек свалилась, обнаружив крошечную ступню, казавшуюся особенно прелестной в этом подобии наготы.
Я сразу заметил пленительную позу госпожи де Ферваль и впервые в жизни уразумел, что такое красивые женские ножки. До сих пор я этого не понимал, ибо, глядя на женщину, обращал внимание только на ее лицо и стан; теперь же мне стало ясно, что женская прелесть сказывается во всем. Конечно, я все еще был простым крестьянином: что значат четыре или пять месяцев, проведенных в Париже? Но есть вещи, которые постигаешь без светского опыта и утонченного воспитания; притом же прелести дамы отнюдь не прятались от моего взора. Достаточно иметь глаза, чтобы видеть, а я не был слеп.
Итак, я с удовольствием любовался этой милой ножкой, с которой свалилась туфелька.
Позднее мне нередко доводилось видеть подобные сцены, но никогда больше я не испытывал такого восторга, как в тот раз: ведь я понял их очарование впервые. Ничего не поделаешь, любое удовольствие от повторения приедается.
Войдя, я отвесил два или три поклона госпоже де Ферваль; думаю, она не обратила особого внимания на то, умею я или не умею изящно поклониться, ибо не требовала от меня благоприобретенных достоинств; ее больше интересовали природные мои качества, которые она могла теперь оценить лучше, чем прежде: их оттенял и подчеркивал мой новый наряд.
Видимо, она не ожидала, что я окажусь таким красивым мужчиной.
– Я не верю своим глазам! – воскликнула она с удивлением, слегка приподнимаясь на софе. – Вы ли это, Ля Валле? Не узнаю вас. Как похорошел! Нет, как похорошел! Подойдите сюда, дитя мое, сюда, поближе. Возьмите стул и садитесь. Какая стройная талия! Как на вас сидит камзол! Как этот мальчик изящно держит голову! А волосы! Право, для мужчины вы чересчур красивы! И притом ноги – совершенство! Вам надо учиться танцевать, Ля Валле, не пренебрегайте этим. Садитесь же. Вы выглядите превосходно, – добавила она, притягивая меня за руку, чтобы усадить.
Я медлил, не решаясь сесть в ее присутствии.
– Да садитесь же! – повторила она дружеским тоном, как бы желая сказать: «Забудьте кто я, и не станем чиниться». – Знайте, большой младенец, я много о вас думала: ведь я люблю вас, вы же знаете.
И глаза ее пояснили, что это за любовь: «Да, я люблю вас и требую, чтобы вы отвечали мне тем же и были мне верны: вы поняли?»
– Увы, сударыня, – сказал я, преисполнившись тщеславного самодовольства и вместе с тем благодарности, – я боюсь, что полюблю вас слишком сильно, если вы не поостережетесь.
И с этими словами я бросился к руке, которую она не отняла, и стал покрывать ее поцелуями.
С минуту она молчала и только смотрела на меня; я слышал, что она учащенно дышит и даже как будто слегка вздыхает.
Я все еще стоял, склонившись к ее руке, когда она спросила:
– Так ты в самом деле любишь меня? А почему ты боишься полюбить меня слишком сильно? Что ты хотел этим сказать, Ля Валле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Я уже говорил, что был недурен собой, но до сих пор надо было хорошенько вглядеться, чтобы это заметить. Что такое красивый юноша в простом, грубом платье? Он погребен под этой одеждой, как под могильной плитой; глаз наш так легко обманывается! Да если и видно, что ты красив, какой в этом прок? Всякий подумает: его ли это дело и на что ему красота?
Редко найдется серьезная женщина, не такая верхоглядка, как другие, которая обладает безошибочным вкусом и видит суть. Как вы сами знаете, мне все же посчастливилось встретить нескольких таких дам. Но в новом моем обличье, право, достаточно было иметь глаза, чтобы меня заметить. Мне больше не требовалось прилагать для этого никаких усилий. Я был мужчина хоть куда, красив лицом, статен собой, хорош от природы, и теперь это было заметно с первого же взгляда.
– Нет, вы только посмотрите на него! Дорогой мой мальчик! – воскликнула госпожа де Ля Валле, когда я вышел из комнаты, куда удалился, чтобы переодеться.
– А знаете что! – подхватила госпожа д'Ален. – Ведь от него глаз не оторвешь!
И она, как видно, говорила это не ради красного словца, а думала так не шутя, взглянув на меня как женщина, и на миг примолкла. В глазах ее было какое-то даже удивление; боюсь, она в глубине души позарилась на мужа моей жены; впрочем, я ей нравился и раньше, не тратя на это столько пороху.
– Как хорош! – сказала она. – Если я надумаю выходить замуж, то поищу мужчину с таким же красивым лицом.
– Правильно, матушка, – вставила вошедшая за минуту до того Агата, – но ведь этого мало: к красивому лицу еще нужно умное выражение.
Наступил час обеда. За столом госпожа д'Ален всячески с нами любезничала, Агата вела со мной немой разговор глазами и успела таким способом сказать куда больше, чем ее мамаша; жена моя видела меня одного, помнила обо мне одном, а я всячески старался показать, что мое внимание поглощено ею.
Свидетели нашего бракосочетания, еще с утра приглашенные госпожей де Ля Валле к ужину, прибыли в пять часов вечера.
– Господин де Ля Валле, – сказала моя кузина, – по-моему, вам следует нанести визит госпоже де Ферваль. Мы сядем за стол не ранее восьми, вы успеете вернуться. Передайте ей самый сердечный привет от меня и уведомьте, что завтра мы будем иметь честь посетить ее вдвоем.
– Ах, да, верно! – ответил я. – Она просила непременно сообщить ей о нашем бракосочетании, вы совершенно правы. До свиданья, милостивые государыни и господа, не обессудьте, я тотчас вернусь.
Жена моя думала, что напомнила своему забывчивому супругу об этом визите; но если бы она о нем позабыла, я не преминул бы сам ей напомнить; мне не терпелось показаться госпоже де Ферваль в моем новом наряде. «Как я ей понравлюсь! – предвкушал я. – Теперь уже будет не то, что в первые разы».
Из дальнейшего вы узнаете, чем кончилась наша с нею встреча.
Конец третьей части
Часть четвертая
Итак, я отправился к госпоже де Ферваль. Во дворе оказался только один лакей; он и провел меня в покои дамы по узкой боковой лестнице, которую я в прошлый раз не заметил.
Сначала вышла горничная и сказала, что доложит хозяйке; вернувшись через минуту, она пригласила меня войти. Госпожа де Ферваль читала, лежа на софе и подперев голову рукой; на ней был очень изящный, но довольно небрежно накинутый пеньюар.
Прошу вас вообразить, что именно я увидел: юбка приоткрывала почти до колена стройную ногу (а ведь этим нельзя пренебрегать, когда судишь о женской красоте); к тому же одна из туфелек свалилась, обнаружив крошечную ступню, казавшуюся особенно прелестной в этом подобии наготы.
Я сразу заметил пленительную позу госпожи де Ферваль и впервые в жизни уразумел, что такое красивые женские ножки. До сих пор я этого не понимал, ибо, глядя на женщину, обращал внимание только на ее лицо и стан; теперь же мне стало ясно, что женская прелесть сказывается во всем. Конечно, я все еще был простым крестьянином: что значат четыре или пять месяцев, проведенных в Париже? Но есть вещи, которые постигаешь без светского опыта и утонченного воспитания; притом же прелести дамы отнюдь не прятались от моего взора. Достаточно иметь глаза, чтобы видеть, а я не был слеп.
Итак, я с удовольствием любовался этой милой ножкой, с которой свалилась туфелька.
Позднее мне нередко доводилось видеть подобные сцены, но никогда больше я не испытывал такого восторга, как в тот раз: ведь я понял их очарование впервые. Ничего не поделаешь, любое удовольствие от повторения приедается.
Войдя, я отвесил два или три поклона госпоже де Ферваль; думаю, она не обратила особого внимания на то, умею я или не умею изящно поклониться, ибо не требовала от меня благоприобретенных достоинств; ее больше интересовали природные мои качества, которые она могла теперь оценить лучше, чем прежде: их оттенял и подчеркивал мой новый наряд.
Видимо, она не ожидала, что я окажусь таким красивым мужчиной.
– Я не верю своим глазам! – воскликнула она с удивлением, слегка приподнимаясь на софе. – Вы ли это, Ля Валле? Не узнаю вас. Как похорошел! Нет, как похорошел! Подойдите сюда, дитя мое, сюда, поближе. Возьмите стул и садитесь. Какая стройная талия! Как на вас сидит камзол! Как этот мальчик изящно держит голову! А волосы! Право, для мужчины вы чересчур красивы! И притом ноги – совершенство! Вам надо учиться танцевать, Ля Валле, не пренебрегайте этим. Садитесь же. Вы выглядите превосходно, – добавила она, притягивая меня за руку, чтобы усадить.
Я медлил, не решаясь сесть в ее присутствии.
– Да садитесь же! – повторила она дружеским тоном, как бы желая сказать: «Забудьте кто я, и не станем чиниться». – Знайте, большой младенец, я много о вас думала: ведь я люблю вас, вы же знаете.
И глаза ее пояснили, что это за любовь: «Да, я люблю вас и требую, чтобы вы отвечали мне тем же и были мне верны: вы поняли?»
– Увы, сударыня, – сказал я, преисполнившись тщеславного самодовольства и вместе с тем благодарности, – я боюсь, что полюблю вас слишком сильно, если вы не поостережетесь.
И с этими словами я бросился к руке, которую она не отняла, и стал покрывать ее поцелуями.
С минуту она молчала и только смотрела на меня; я слышал, что она учащенно дышит и даже как будто слегка вздыхает.
Я все еще стоял, склонившись к ее руке, когда она спросила:
– Так ты в самом деле любишь меня? А почему ты боишься полюбить меня слишком сильно? Что ты хотел этим сказать, Ля Валле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132