– О, нет, сударь, вы ошибаетесь, – запротестовала она, – клянусь вам, ничего подобного нет и не было.
Тут мне показалось, что он бросился к ее ногам и воскликнул, не дав ей договорить:
– Зачем вы стараетесь разуверить меня? Перед кем оправдываетесь? Неужели человек моего возраста и склада может укорять вас за это свидание? Неужели вы думаете, что уважение мое к вам станет меньше из-за того лишь, что вы способны питать к кому-либо слабость? Единственное мое заключение, напротив, – что сердце у вас добрее, чем у других женщин. Чем мы чувствительней, тем великодушней, тем, стало быть, и достойней. В моих глазах это придает вам двойное очарование. Способность любить – лучшее украшение вашего пола. (Это изречение звучало как нельзя более кстати в жилище мамаши Реми! Но надо же было позолотить пилюлю). Вы пленили меня с первой же встречи, – продолжал он, – вы сами знаете; я любовался вами с восторгом, и вы это заметили: я читал в ваших глазах, что вы поняли меня, признайтесь же, сударыня.
– Это правда, – отвечала она более спокойно, – я действительно что-то заподозрила. (А я при этих словах заподозрил, что скоро стану для нее тем же, чем был при первой встрече).
– Да! – подхватил он с жаром. – Я уже любил вас, когда вы были печальны, когда вы казались чуждой свету и удалялись от людей. И что же? Я ошибся, вы совсем не таковы; я обретаю новую госпожу де Ферваль – женщину с нежным, чувствительным сердцем; женщину, способную ответить тому, кто ее любит. Вы питали нежность к этому молодому человеку; значит, нет ничего невозможного в том, что вы подарите и мне свою любовь – мне, который ее ищет, ее домогается. Может быть даже, эта дивная женщина уже любила меня раньше, чем встретилась с моим соперником? А если так, то зачем скрывать это чувство? Почему не допустить, что оно еще таится в вашем сердце? За что я должен быть наказан? Чего ради вы должны притворяться? Чего вам стыдиться? Кому вы причиняете зло своей любовью? Разве вы от кого-нибудь зависите? Разве у вас есть муж? Разве вы не вдова, не хозяйка своей судьбы? Что предосудительного в ваших поступках? Кто станет отрицать, что вы действовали со всей возможной осмотрительностью? Стоит ли горевать, стоит ли считать себя погибшей только из-за того, что случай привел меня сюда – меня, готового отдать себя целиком в ваши руки? Меня, человека чести, умеющего быть благоразумным; меня, который вас боготворит, который, может быть, не был бы вам ненавистен, если бы не страх из-за безделицы, над которой можно лишь посмеяться?
– Ах! – вздохнула тут госпожа де Ферваль, и во вздохе этом уже чувствовалась возможность примирения. – Вы ставите меня в затруднительное положение, шевалье; не знаю, что сказать вам в ответ. Я вижу, что нет никакой возможности разубедить вас, странный вы человек. Уверили себя, что я неравнодушна к этому юноше! (Прошу заметить, что тут мое сердце отворачивается от нее окончательно и не желает более ничего о ней знать).
– Ну хорошо, допустим, ничего подобного нет и не было, – продолжал он; – зачем же я об этом говорю? Да только затем, чтобы облегчить взаимное понимание, сократить расстояние, разделяющее нас. Единственное и счастливое для меня следствие этого маленького приключения – внезапная возможность для нас быть откровенными, если вам того угодно. Не случись нашей сегодняшней встречи, мне бы еще долго пришлось вздыхать, прежде чем я добился бы права быть выслушанным или услышать хоть одно приветливое слово. Теперь же все стало проще и зависит от одного лишь вашего желания. Понравиться вам – не безнадежная затея, я вас люблю, скажите же, могу ли я надеяться? Как вы намерены распорядиться мною? Решайте мою судьбу, сударыня.
– Ах, зачем вы говорите все это именно здесь! – отвечала она. – Как это тяжело! Мне кажется, что вы хотите воспользоваться моей беспомощностью; а мне бы так хотелось, чтобы все зависело лишь от моего свободного влечения.
– Ваше свободное влечение! – вскричал он, между тем как я негодовал в своей конуре. – Ах, сударыня, предайтесь ему вполне, не принуждайте себя! Вы меня делаете счастливейшим из смертных! Последуйте вашему влечению! А если после всего сказанного вы продолжаете бояться меня, если слова мои не успокоили ваших опасений, что ж! Бойтесь, сомневайтесь, я на все согласен, я заранее прощаю вам эту обиду, лишь бы она укрепила вашу решимость последовать этому благословенному влечению. Да, сударыня, да, лучше не оскорбляйте меня, вы об этом пожалеете; я сам готов произносить угрозы; я чувствую, что любовь делает нас порой жестокими; я так страстно люблю вас, что не хочу выпустить из рук даже самое слабое оружие, если оно может сломить ваше сопротивление. Конечно, если бы вы меня знали, этого бы не потребовалось, и я был бы обязан своим счастьем одной лишь моей любви. Забудьте же, где мы находимся; поймите, что все равно: раньше или позже, но вы должны полюбить меня, потому что к этому влечет вас ваша собственная склонность, а я ради этой цели готов воспользоваться любым средством.
– Я ни от чего не зарекаюсь; я давно вас заметила и часто расспрашивала о вас общих знакомых.
– И прекрасно! – пылко воскликнул он. – Порадуемся же вместе, что случай свел нас здесь; оставьте ваши колебания, сударыня.
– Как подумаю, что отныне я буду связана обязательством, – отвечала она, – обязательством, поймите, шевалье! – мне делается страшно. Можете думать обо мне, что хотите, я более не пытаюсь опровергнуть ваше мнение, но все же истина в том, что я живу далеко не так, как вы себе представляете и как для вас желательно. И если уж говорить начистоту, то знайте: я вас избегала; я не раз отказывалась от визитов в дома, где могла вас встретить. И все же, как видно, бывала там слишком часто.
– Как! – воскликнул он. – Вы меня избегали, а я повсюду искал вас! Вы так просто в этом признаетесь, а я упущу удобный случай и позволю вам ускользнуть от меня снова? Нет, сударыня, мы не расстанемся, пока я не буду уверен в вашем сердце и не получу от него заверений в том, что подобные жестокости более не повторятся. Нет, больше вы от меня не убежите! Я вас обожаю, я добьюсь вашей любви, я вырву у вас признание, я должен знать, что счастлив, и не желаю более сомневаться.
– Боже, какая неистовая атака! – воскликнула она. – Он не дает мне перевести дух! Ах, шевалье, вы настоящий деспот, как я была неосторожна, сказав слишком много!
– О, сударыня, – отвечал он мягко, – что вас тревожит? Что вы видите ужасного для себя в этих обстоятельствах, столь сильно вас пугающих? Скорее я должен бояться: ведь не вы подвергаетесь риску лишиться моей любви, вы слишком для этого прелестны; я, один я, не обладая и тысячной долей ваших чар, могу, на свое горе, утратить ваше расположение – и никто не сможет вас обвинить, и мне не на что будет жаловаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132