ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Мое благополучие, милый брат, дорого для меня лишь тем, что Дает мне возможность придти тебе на помощь – таковы были мои слова.
Я тут же испросил согласия госпожи де Ля Валле взять к нам в дом обоих сыновей моего брата, ибо он не мог дать им надлежащего воспитания.
Моя жена охотно согласилась и готова была сейчас же ехать за ними, если бы не слабость; но после обеда ей пришлось лечь в постель. Только она легла, а брат откланялся, как к нам вошел граф д'Орсан.
Граф выразил сочувствие госпоже де Ля Валле по поводу ее недомогания и сказал ей много лестного о том, сколь многим мне обязан; затем он попросил меня проводить его к господину д'Орвилю, ибо обязан поблагодарить его и госпожу д'Орвиль за помощь и извиниться за причиненное им беспокойство.
– Я и сам собирался поехать туда, сударь, – сказал я.
– Очень рад, – ответил он, – значит мои планы совпадают с вашими и не отвлекут вас от намеченных дел; карета моя внизу, поедемте вместе.
Он поклонился госпоже де Ля Валле; я поцеловал ее и увидел по ее взгляду, что ей грустно со мной расставаться. Но так распорядился господин д'Орсан, и удерживать меня она не могла. Мы уехали.
Конец шестой части
Часть седьмая
Как только мы сели в карету, я почел долгом намекнуть графу д'Орсану, что состояние здоровья д'Орвиля внушает мне большие опасения.
– Мы едем в дом, – сказал я, – в котором, возможно, произошло несчастье.
– Какое несчастье? – с живостью спросил граф.
– Как вам сказать, – ответил я. – Видите ли, сегодня утром после разговора с де Фекуром я заехал к господину д'Орвилю, и служанка сообщила мне, что больной очень плох и даже не может меня принять.
– Мне тоже показалось, когда мы уходили в прошлый раз, что состояние его весьма тяжелое, – заметил граф. – И очень жаль, если оно еще ухудшилось. Я мало знаю его, но многим обязан его супруге. Да и сам он, – добавил граф после короткого молчания, – был очень любезен с нами и заслуживает благодарности.
Признаюсь, такие речи заставили меня призадуматься. Различие, которое делал граф между благодарностью к супруге д'Орвиля и к нему самому, показалось мне недостаточно глубоким, чтобы стоило так его подчеркивать. Я даже приписал такие мысли капризам зарождающейся любви, когда граф, словно желая избавить меня от лишних размышлений, сам сказал:
– Откровенно говоря, друг мой, как ни велика моя признательность господину д'Орвилю, она ничтожна по сравнению с чувствами, какие пробудила в моем сердце госпожа д'Орвиль.
Господин д'Орсан думал, что я буду поражен неожиданностью, и удивился, услышав в ответ: «А! так я и думал». Мое восклицание так озадачило его, что он некоторое время молчал.
Правда, молчание его могло иметь также другую причину, что и подтвердилось в дальнейшем. Так часто бывает; признание неудержимо ищет себе выхода, но как только заветные слова произнесены – сердце уже не в силах продолжать.
Некоторое время каждый из нас был занят своими мыслями. Не спрашивайте, почему я молчал, мне было бы очень трудно объяснить это. Мой единственный довод – что граф, видимо, был погружен в такие приятные мечтания, что мне было просто совестно возвращать его к действительности.
Я и сам невольно задумался. Я вспомнил первую встречу госпожи д'Орвиль с господином д'Орсаном, вспомнил, что тогда же заметил взволновавшее их обоих чувство и, как видно, не ошибся. Но потом я подумал о том, сколько трудов мне стоило довести до конца мой брак с мадемуазель Абер, и огорчился за графа и за госпожу д'Орвиль.
Я говорил себе: «Ведь расстояние, отделявшее Жакоба от мадемуазель Абер, было куда меньше дистанции между госпожей д'Орвиль и господином д'Орсаном. Я родом крестьянин, как и та, на которой я женился. Разница была лишь в том, что ее родители за несколько лет до того вышли из крестьянского сословия, а мои продолжают оставаться крестьянами. Конечно, госпожа д'Орвиль дочь дворянина, но граф д'Орсан – сын министра. Я вновь мысленно пережил все мытарства, перенесенные мною, и представил себе госпожу д'Орвиль в таком же положении. И я опечалился; но тут господин д'Орсан вдруг вышел из задумчивости, в которую погрузил и меня, и воскликнул, вполне раскрыв свои намерения:
– Да, я могу надеяться, что буду счастлив! Судьба милостива ко мне!
– Госпожа д'Орвиль действительно обладает всеми совершенствами и могла бы составить ваше счастье, это верно. Но когда ее супруг умрет, она останется вдовой без средств и без положения, – заметил я.
– Что ж, – воскликнул он с живостью, – у меня хватит и того и другого на нас обоих.
– В том-то и беда, – ответил я. – Ведь ваши родные, вероятно, рассчитывают на блестящий брак для вас; не станут ли они чинить препятствия вашему счастью?
– Ах, дорогой Ля Валле, – сказал он, заключив меня в объятия и как бы желая остановить мои речи, – не отравляйте моей радости.
Я предвижу больше огорчений, чем вы можете себе вообразить, но они меня не страшат. Если возникнут препятствия, я их преодолею. Я уже поздравлял себя с победой, когда вы высказали эти опасения. Не подрывайте мои силы, лучше поддержите меня в моем заблуждении, если это заблуждение; оно слишком полно очарования. Как жаль, что вы не испытали этого сами, когда женились на мадемуазель Абер. Вы были бы снисходительнее ко мне. Это сопоставление не должно вас обижать. Мы идем к сходной цели, хотя нас толкают к ней различные побуждения. Расчет руководил вами в большей мере, чем любовь, мною же владеет только любовь. Но оставим этот разговор, лучше расскажите мне, что вы знаете о госпоже д'Орвиль и ее муже.
Я не мог не отметить этот странный способ оставить разговор: продолжать его, еще больше углубившись в ту же тему!
– В сущности, я знаю немногим больше, чем вы, – ответил я. – Мне известно только, что д'Орвиль дворянин, родом из-под Орлеана, а супруга его тоже дочь именитых дворян, из тех же мест.
– Значит, она благородного происхождения! – радостно воскликнул граф, – и замужем тоже за дворянином. Этого достаточно. Но как вы это узнали?
– Слышал от самой госпожи д'Орвиль, – ответил я. – Она рассказала свою историю одному господину, которого мы встретили в Версале у де Фекура; он был возмущен жестокостью этого дельца, желавшего во что бы то ни стало уволить господина д'Орвиля, и изъявил желание помочь госпоже д'Орвиль.
– И кто же этот благожелатель? – нахмурившись, спросил граф. Лицо его выразило беспокойство.
Я приписал это ревности и не ошибся, а потому счел своим долгом рассеять мысли, которые могли нанести ущерб госпоже д'Орвиль во мнении графа.
Однако, как много странностей в сердце влюбленного человека! Стоит нам полюбить, – и все приводит нас в трепет; собственная тень наводит на нас страх. Можно ли считать любовь чувством, порожденным душой, если это чувство отнимает у души равновесие и поселяет в ней тревогу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132