– В жизни должно быть еще кое-что, кроме выживания.
Это не для меня, и уже давно. Но теперь, стоя рядом с Беном, который все знает о моем прошлом и не отступается от меня, я подумала, что может быть… Подняла голову и увидела, что он смотрит на меня. Не просто смотрит, но видит.
Как давно меня никто по-настоящему не видел?
«Лицо у него такое мягкое и понимающее, что кажется почти прозрачным. Вероятно, – решила я, – хорошее отражение моего». Мне так захотелось заполучить это лицо в свой объектив. Поймать момент – и задержать навсегда. Боже, какой прекрасный мужчина.
Я неожиданно застыла.
– Пожалуйста, не говори, что я произнесла это вслух. Бен распрямился и злорадно улыбнулся.
– Произнесла. Сказала, что я прекрасен.
Я в замешательстве отпрянула, но его рука, широкая, твердая и теплая, сжала мое плечо. Он снова повернул меня к себе и держал так – тело, взгляд, мысли.
– Если я прекрасен, – сказал он, придерживая большими пальцами меня под локти, – тогда ты самая ошеломляющая женщина, какую я когда-либо встречал.
Я автоматически нагнула голову, хотя в ушах у меня гудело.
– Моя сестра ошеломляющая, – ответила я, – а я сильная.
– Ты ошеломляющая и сильная, – прошептал он и придвинулся ближе.
Я подняла голову и прижалась к нему. Это было так естественно, хотя пульс продолжал стучать в висках.
– Продолжай.
Губы его оказались рядом, он крепче обнял меня.
– Ты ошеломляющая и сильная, Джоанна Арчер, и я тебя поцелую.
И я точно знала, каков будет вкус. Амброзия. Начало пира. Вода, чистая и прозрачная, после десяти лет засухи. Подходят любые соответствующие клише.
«Какой мазохизм, – подумала я, вздыхая, когда его губы коснулись моих. – Мгновенно снова влюбилась в мужчину, которого старалась десять лет забыть. Есть у кого-нибудь бритва? Плетка-девятихвостка? Старые ржавые гвозди?»
Но это был только первый поцелуй. Первый вкус мужчины, чьи губы и руки оказывались в ожидаемых местах, но неожиданным образом. Первый намек на глубокую страсть, как прикосновение кончиком языка к батарейке, металлический привкус силы, стремящейся ворваться в меня. Великолепие мужчины, чья плоть и клеточная структура перекликаются с моими, но если отбросить биологию, химию и феромоны, которого так приятно ощущать рядом.
– Джо-Джо? – произнес Бен, наконец оторвавшись от меня.
– М-м-м?
Я еще не открыла глаза. Как долго это было? Почему я не понимала, как мне это необходимо? Почему у меня не было этого так долго?
– Ты тискаешь старшего офицера. Я улыбнулась и пошевелила руками.
– Вставишь это в свой отчет?
– Нет, назначу тебе свидание. – Он поцеловал меня в макушку, – Ты ведь никогда не говоришь «нет», верно?
Я отстранилась и посмотрела ему в лицо.
– Я отвергаю твои намеки. Кое-кому я говорю «нет».
– А мне скажешь?
– Нет.
Он улыбнулся, поднес руку к моему лицу и погладил его. Прикосновение было неимоверно нежным. Я не привыкла к обхождению. По правде, я вообще не имела представление об ухаживаниях человека, который и тверд, как гранит, и мягок, как пух. «Как много мне предстоит открыть», – подумала я, поднимая голову, чтобы поцеловать его в шею.
– У тебя на щеке синяк, – заметил он.
Я прижалась к нему и подставила щеку под легкие поцелуи и нежные ласки. Весь мой ум, весь сарказм, вся сдержанность и осторожность – все в объятиях Бена исчезло, я больше не была наследницей империи Арчера, как многие предполагали, или раненым воином, стремящимся к мщению, как с уверенностью утверждал Бен. Я не была и женщиной, борющейся за право называться нормальной – борющейся и проигрывающей, – какой я сама себя считала. Я была просто женщиной. И часто это все, чего женщинам надо.
– Я не думал, что ты захочешь снова меня видеть. – В голосе его звучала боль.
Пораженная, я посмотрела на него, такого непоколебимого, честного, цельного, и на краткий момент разглядела мальчишку, который не имел для всего этого ни опыта, ни сил.
– Я тоже, – призналась я.
– Но ты придешь ко мне на свидание? Я кивнула.
– Завтра вечером? – спросил он настойчиво, словно видел меня в последний раз.
Я снова кивнула.
– Так что же изменилось? Я пожала плечами.
– Теперь я увидела тебя.
И это было правдой. Иногда жизнь так набрасывается на вас. Только что вы смотрели на свое отражение в воде и думали, что оно вам не очень нравится, а в следующую минуту вы оказываетесь вверх ногами в мире, в котором даже знакомые предметы кажутся новыми. Я прижала ладонь к щеке Бена, как только что он проделал с моей, и негромко попрощалась. Это новое и хрупкое начало между нами, и, как молодым родителям, принимающим новую жизнь, нам обоим нужно быть очень осторожными.
Но уходя из «Валгаллы», я улыбалась. Бен приписал мне многие качества, но одно он забыл – гибкость. Я выросла и научилась приспосабливаться к ситуации и к моменту, потому что приходилось это делать. Так я возродилась после нападения в ту ночь. Если бы я не обладала способностью вставать после ударов, то могла бы умереть, лежа в сожженной пустыне лицом вниз.
Именно в таком положении я оказалась почти десять лет назад.
И сегодня, на пороге своего двадцатипятилетия, я решила взглянуть на свой мир по-новому. «Возможно, Бен нрав, – подумала я, все еще ощущая на губах его поцелуй. – Выживание – это правильно и хорошо, борьба за нормальность тоже». Но, может быть, всего этого теперь недостаточно.
3
Я добралась до дома в полночь, точно за двадцать четыре часа до своего следующего дня рождения, и ночная вакханалия, которая и есть Лас-Вегас, по прежнему бушевала – странная помесь между гедонизмом Среднего Востока и замешательством иностранцев. «Полоса», как огненное ожерелье, пролегала от одного конца долины до другого, подобно ярким драгоценным украшениям, надетым на пустынную ночь, и, несмотря на холодный ноябрьский воздух, все улицы, переходы и фуникулеры были забиты туристами. У всех широко раскрытые, полные ожиданий глаза, словно в предвкушении, что в любой момент им на колени свалится пачка денег.
Я закуталась в шарф, села в машину и поехала мимо «Белладжио» и «Цезаря», прежде чем перебраться через поток, который каждый сезон муссонов заполняет стоянку «Империал Палас». Наполовину опустив окно, я позволила холодному воздуху кусать мне щеки и трепать волосы. Даже если бы мой мозг не заполняли мысли о Бене, потом об Аяксе, извивающемся на полу, потом снова о Бене, я все равно нисколько не хотела спать. Лас-Вегас по ночам оживает, я тоже.
Я часто думала, как скучно было бы расти в месте, где все всегда одно и то же… пока не поняла, что действительно везде все одно и то же. Люди смотрят одинаковые телешоу, едят в «Макдональдсах» и пьют кофе в «Старбаксах», Садятся в те же самолеты, чтобы вернуться домой, в другой штат или в другую страну, считая, что это делает их другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112