Другой агент, женщина по имени Миа, получила этот знак, а Самсон завладел им после того, как Миа погибла в засаде, устроенной Тенями в туннеле, ведущем к отстойнику Лас-Вегаса. В. течение следующих нескольких лет он отомстил за смерть Мии, убив двух агентов Тени, которые подстерегли ее, и помог своим товарищам убить третьего. Тем временем он женился на младшей сестре Овна Света, и вскоре после этого родился Уоррен.
Рождение сына, а не дочери, было большим разочарованием для Самсона, которое он никогда не скрывал от костлявого мальчика, выросшего в тени отца. Такая мелочь, как моногамия, не могла остановить Самсона: оставив мать Уоррена, он обратил внимание на другую женщину, которая уже доказала, что может рожать дочерей. Это была подруга предводителя. Когда она его отвергла, он не подумал, что она это сделала из-за того, как он обращался с матерью сына. Нет, он решил, что это произошло потому, что он слишком слаб. Пока.
Рена вздохнула; если бы у нее были глаза, они потеряли бы сосредоточенность, потому что через настоящее, через дымку, заполнившую комнату, она смотрела в прошлое и ясно видела его.
– И поэтому он решил сам занять место предводителя.
Но Самсон разговаривал во сне. Уоррен, которого заставляли каждый вечер прибираться в комнате отца, заботиться о его вещах – включая затачивание его кондуита, – в течение нескольких дней узнал подробности заговора. Страх перед отцом и стремление понравиться ему, несмотря на все эти годы пренебрежения, помешали ему рассказать о намерениях отца другим звездным знакам. Но в ту ночь, когда его отец напал на предводителя, Уоррен неожиданно обнаружил в себе смелость противостоять Самсону… и едва не лишился фи этом левой ноги.
– Нога всегда напоминает ему о той ночи, когда oн убил отца, – сказала мне Рена, старательно лишая свой голос эмоций, – и хотя он об этом не распространяется, напоминает также о том, что он не сумел спасти жизнь предводителя. Однако его вознаградили знаком Тельца, а позже и постом руководителя, дав ему то, чего так отчаянно хотел его отец.
Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.
– Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?
– Ему мешало происхождение, – ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. – Он родился как независимый.
– Бродячий агент? – выпалила я, не успев сдержаться. – Я хочу сказать…
Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.
– Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.
– Ах, Оливия, – вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. – Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей – таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.
И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.
Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.
– Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?
Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:
– И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение – то, что он сын бродячего агента, – определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.
Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.
– А как же все остальные? – спросила я. – Что они собираются предпринять?
– То, для чего они родились, конечно. – Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. – Собираются спасать его.
– Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. – Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. – Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.
– Без Уоррена он и так уничтожен, – со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.
Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.
– И что же нам делать?
– Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. – Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.
– Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.
– Но ведь они умрут! – воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.
– Да. – Ее голова упала на грудь. – Они все умрут.
Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.
– Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?
Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.
– Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.
– Ты винишь себя?
– Как любая мать. – И тише: – Даже такой слепой суррогат матери, как я.
Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.
– Я всегда их отпускаю, – произнесла дрожащим голосом Рена, – Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.
Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.
– А ты бы пошла? Если бы могла?
– Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, – заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. – Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.
– Потому что ты мать, и так поступают все матери, – сказала я, кивая и думая о своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Рождение сына, а не дочери, было большим разочарованием для Самсона, которое он никогда не скрывал от костлявого мальчика, выросшего в тени отца. Такая мелочь, как моногамия, не могла остановить Самсона: оставив мать Уоррена, он обратил внимание на другую женщину, которая уже доказала, что может рожать дочерей. Это была подруга предводителя. Когда она его отвергла, он не подумал, что она это сделала из-за того, как он обращался с матерью сына. Нет, он решил, что это произошло потому, что он слишком слаб. Пока.
Рена вздохнула; если бы у нее были глаза, они потеряли бы сосредоточенность, потому что через настоящее, через дымку, заполнившую комнату, она смотрела в прошлое и ясно видела его.
– И поэтому он решил сам занять место предводителя.
Но Самсон разговаривал во сне. Уоррен, которого заставляли каждый вечер прибираться в комнате отца, заботиться о его вещах – включая затачивание его кондуита, – в течение нескольких дней узнал подробности заговора. Страх перед отцом и стремление понравиться ему, несмотря на все эти годы пренебрежения, помешали ему рассказать о намерениях отца другим звездным знакам. Но в ту ночь, когда его отец напал на предводителя, Уоррен неожиданно обнаружил в себе смелость противостоять Самсону… и едва не лишился фи этом левой ноги.
– Нога всегда напоминает ему о той ночи, когда oн убил отца, – сказала мне Рена, старательно лишая свой голос эмоций, – и хотя он об этом не распространяется, напоминает также о том, что он не сумел спасти жизнь предводителя. Однако его вознаградили знаком Тельца, а позже и постом руководителя, дав ему то, чего так отчаянно хотел его отец.
Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.
– Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?
– Ему мешало происхождение, – ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. – Он родился как независимый.
– Бродячий агент? – выпалила я, не успев сдержаться. – Я хочу сказать…
Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.
– Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.
– Ах, Оливия, – вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. – Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей – таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.
И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.
Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.
– Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?
Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:
– И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение – то, что он сын бродячего агента, – определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.
Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.
– А как же все остальные? – спросила я. – Что они собираются предпринять?
– То, для чего они родились, конечно. – Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. – Собираются спасать его.
– Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. – Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. – Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.
– Без Уоррена он и так уничтожен, – со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.
Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.
– И что же нам делать?
– Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. – Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.
– Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.
– Но ведь они умрут! – воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.
– Да. – Ее голова упала на грудь. – Они все умрут.
Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.
– Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?
Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.
– Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.
– Ты винишь себя?
– Как любая мать. – И тише: – Даже такой слепой суррогат матери, как я.
Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.
– Я всегда их отпускаю, – произнесла дрожащим голосом Рена, – Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.
Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.
– А ты бы пошла? Если бы могла?
– Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, – заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. – Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.
– Потому что ты мать, и так поступают все матери, – сказала я, кивая и думая о своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112