Тулаева как-то готовили в составе группы для учебного захвата этой АЭС. Рейд был спланирован на сентябрь 1991 года. Но до сентября случился август, и все захваты отменили. А Тулаев до сих пор помнил, что вокруг корпусов реакторов на той электростанции нет защитной оболочки, схема аварийного дублирования систем охлаждения и безопасности отсутствует, операторы на блоке управления подготовлены плохо и - самое главное для группы захвата в системе охраны и безопасности АЭС столько дыр, что ее вполне может за полчаса захватить один мотострелковый взвод. А что уж говорить о спецгруппе!
Межинский хмуро выслушал его предположение об атомной электростанции, помолчал и все-таки высказался:
- Возможно как вариант. А какой смысл?
- Ядерный шантаж! - пулей выстрелил ответ Тулаев.
Выдумывать ничего не приходилось. Именно так - "Ядерный шантаж"
- называлась сорвавшаяся операция по захвату Кольской АЭС.
- Вот это уже теплее, - вскочил из кресла Межинский, подошел вплотную к вставшему Тулаеву и, понизив голос, вкрадчиво спросил: - А зачем?
- Для шантажа...
Более дурацкий ответ трудно было придумать, но что-то же нужно было говорить. Начальники страсть как любят спрашивать, а подчиненные еще сильнее не любят отвечать. Наверное, они бы так и стояли еще полчаса. Межинский - в ожидании более точного ответа, Тулаев - в ожидании нового вопроса. Но в этом странном напряженном молчании между ними будто ударило искрой. Тулаева ожгло воспоминанием, и он тихо произнес:
- Атомные лодки...
- Тоже один из вариантов, - так же тихо и вкрадчиво ответил Межинский.
Он все еще стоял вплотную, как футбольный судья стоит
перед провинившимся игроком в раздумьи, каким образом наказать
его: желтой карточкой - полегче - или красной - на всю катушку.
- Это все из-за Миуса, - усилием удерживая внутри себя
воспоминание, сказал Тулаев. - Помните, его треугольник на стене?
- Ну и что?
- Это не просто треугольник. Это рубка подводной лодки...
- Я никогда не видел треугольных рубок.
- Но она же... Она же не совсем у него треугольная! Верха-то нет.
- Все равно не похоже. Да и то... Резкие углы у рубки дизельной лодки. У атомных - скругленный контур, - упрямо смотрел в глаза Межинский.
- А точки? - с прежней начальственностью спросил он.
- Нужно подумать.
- Не напрягайся, - остановил его Межинский. - Перед самой смертью Егор Куфяков отправил брату письмо. Последнее письмо.
После его получения Миус изменил рисунок на стене.
Межинский вернулся к столу, выдвинул ящик и торжественно достал из него фотографию. Блеснул цветной глянец. Блеснул острием ножа.
- Снимок сделан сегодня утром. В камере Миуса.
- Их выводили на прогулку?
- У смертников нет прогулок. Раз в месяц их выводят на помывку. Сегодня по моей просьбе их мыли на неделю раньше. Зато мы знаем, что на левой стороне треугольника... вот тут, - повернув снимок на столе, показал ногтем Межинский, - стало после получения письма на одну точку больше. А вот тут, внутри треугольника, у его основания, появился крестик...
Тулаев склонился над цветной фотографией, сумевшей точно передать черно-зеленую плесень на стене над треугольником, разглядел крестик и виновато произнес:
- Виктор Иванович, если бы не Марфино, я бы уже вчера в Бутырку съездил... Вы же знаете...
- Знаю. Потому и не упрекаю.
Межинский достал из ящика папку, полистал ее разнокалиберные и разноцветные страницы, сжатые скоросшивателем, нашел нужное и озвучил его:
- Вот... В последнем письме Егор Куфяков сообщил брату: "Сильно у меня нос заболел. Так заболел, что хуже уже нельзя." Во-первых, это ложь. По уверениям жены и друзей по работе, никаких жалоб на свой нос Куфяков не излагал. А во-вторых...
- Носач! - вспомнил фамилию убитого покупателя "Ческой
збройовки" Тулаев. - Того... ну, в переулке... звали Носач!.. И нос у него действительно был очень длинным...
- Да, Носач, - хмуро согласился Межинский. - По последним данным, гомосексуалист и друг Миуса по последней отсидке. Впрочем, друг относительный... Скорее, любовник. Все-таки по воровской иерархии они стояли на разных ступенях.
- Если я не ошибаюсь... если не ошибаюсь, - поерзал на стуле Тулаев. То, скорее всего, этот... как его...
- Носач, - вяло подсказал Межинский.
- Да-да, Носач!.. Он - один из трех налетчиков. Цыпленок... ну, который огромных размеров... отпадает. Наждака признала американка. Второй - Носач. Третья... - и осекся.
- Вот эта третья и есть самый интересный экземпляр во всей компании. В квартире, из которой она спешно бежала, в платяном шкафу, под бельем, оперативники обнаружили фото. Красивое такое фото: море, пляж, девушка и... Миус...
У Тулаева потемнело в глазах. Если бы он тогда, при первом визите в ее квартиру, разглядел фотографию в серванте. Если бы он смог перевернуть портрет, лежащий на тумбочке. Сто из ста, что это был портрет Миуса. Огромного, грубого, мощного Миуса. Вот чью силу и чью грубость любила Лариса. Вот с кем сравнивала его, Тулаева...
- Ты что, не слышишь? - откуда-то из-за тьмы донесся голос.
- Что?! - вскинулся Тулаев.
- Я говорю, ты в камере у Миуса ее фотографии не видел? - повторно спросил Межинский.
- Я не был в камере. В камеру к имээновцам меня не допустили...
- К кому? - не понял Межинский.
- К имээновцам... Ну, к смертникам.
- А-а, да, точно, я вспомнил. Ты же докладывал... В общем, ее фото ушло во всероссийский розыск. Скорее всего, это старая любовь Миуса.
Межинский забрал у Тулаева снимок, вместе с папкой вбил его на верхнюю полку сейфа, и оттого, что бумаги из хлипкого ящика стола перекочевали в бронированный сейф, они показались Тулаеву еще важнее, чем были до этого. В черном металлическом чреве исчезло то, что он принял теперь уже не за треугольник, а за рубку подводной лодки, и старое воспоминание заставило его торопливо выпалить:
- Виктор Иванович, я вот сравнил тот треугольник с рубкой. Это было... было... ну, знаете, скорее вещь подсознательная, чем осмысленная... А теперь... теперь мне кажется, я понял, отчего возникло это сравнение... Понимаете, может, я и ошибаюсь, но все дело в биографии Миуса. Он же учился в военно-морском училище...
- И не просто в морском, - оборвал его Межинский. - А в училище подводного плавания...
- Да-да, именно это я сейчас вспомнил.
- И куча его однокашников стала уже начальниками немалого ранга.
Кто на берегу, а кто и на лодках. Естественно, по большей части атомных, ракетных, стратегических, ну и так далее...
Тулаев замолчал. Судя по ответу Межинского, то, что он понял только сейчас, было уже известно начальнику. Но воспоминания, кажется, решили добить его окончательно. Мутным образом всплыла воровка из "лужи" и билет до Мурманска.
- Значит, Зак врал, - самому себе ответил он.
- Ты о чем?
- Помните, Виктор Иванович, я докладывал, что при встрече с Заком он отрекся от брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112