- Мы здесь одни? - тихо, боясь вспугнуть эти трусливые, никак не прорвущиеся к ним слова, спросил Тулаев.
- Нет, - настороженно ответил особист. - Там
кают-компания. В ней по тревоге остаются кок и хлеборез. Там
- доктор, - уже левее показал он.
- А внизу?
- Каюты мичманов и матросов. Но там никого нет... Знаете, идемте ко мне в каюту.
Особисту очень хотелось связаться с центральным постом. Но в его жизни уже была одна авария. Тогда он успел добежать до ЦП. Там царила неразбериха сродни дурному, неуправляемому митингу. Каждый что-то кричал, но никто не слышал других.
Тулаев проводил особиста до двери, послушал его нервный голос, пытавшийся вызвать на связь центральный пост, и сразу ощутил себя виноватым, точно именно из-за того, что он стоит невдалеке, из поста не хотят ответить. Он вернулся в коридор, посмотрел на трап, наклонно уходящий вниз, на следующий этаж лодки, и подумал, что подводники утаивают от него что-то важное. Но еще сильнее ему показалось, что внизу все-таки есть еще один люк в соседний, ракетный, отсек. Просто особист о нем не знает. Или знает, но молчит.
Он спустился по трапу, придерживая у бедра красную коробку ПДУ, осмотрел пустые мичманские и матросские каюты, но люка не нашел. Тулаев хотел возвратиться назад, но глаза наткнулись на еще один трап вниз. Лодка начинала казаться бездонной.
Уже медленнее обычного он спустился и под эту палубу, обвел взглядом двери, трубы и кожухи кабелей, тянущихся вдоль скругленного борта, и вскинул голову на крик.
- Дер-ржи его! - потребовал рассерженный голос где-то
выше.
- А-ах!.. С-сука особистская! - взвизгнул уже другой. - Н-на!.. Н-на!.. Тварь сиксотская!..
Звук ударов шел тупым, как сквозь ватную подушку. Чугунный топот каблуков перекрыл их. Голоса заговорили вразнобой, будто одновременно включили сразу несколько радиоприемников на разных станциях.
- Дай я его замочу!
- Не дрыгайся!.. Потом всех скопом утопим! Тащи его в
эту... как он сказал?..
- В канат-компанию!..
- Во-во!..
- Че вы охинею несете?! В кают-компанию он сказал...
- Кто он?
- Ну, Дрожжин!.. Старшой тут!..
Фамилия старпома отбросила Тулаева к переборке. Он больно
ударился головой о металл, обернулся и невидяще посмотрел на
электрический пакетник. Глаза его были наверху, но были не
сами по себе. Им помогал слух. Кажется, один из говоривших
был Бугаец. На ходовой рубке Тулаев не обращал на него внимания, потому что сигнальщик вроде бы ничего и не делал. Тулаев вообще не понимал, зачем он торчит рядом с командиром. И только когда Бугаец перед погружением стал отвязывать веревки, крепящие андреевский флаг, стало ясно, чего же он так долго и упорно ждал. Там, на холодном стылом ветру, Бугаец произнес несколько слов, но Тулаев запомнил его плавный южный говор. Теперь этот голос требовал убить особиста. После густой порции матюгов его в этом переубедили.
На смену кирпичным каблучищам пришли еле слышимые шлепки. "Сандалии!" - вспомнил обувь подводников Тулаев и опустил взгляд на ступни. Черная дырчатая кожа сандалий, выданных ему на время похода, делала их узкими и по-детски маленькими. И шлепки наверху походили на шаги детей, шедших гуськом за воспитательницей детсадика.
- Всех привели? - спросил самый громкий, самый жесткий
голос.
- Из тех отсеков - все.
- Посади их на пол.
- Тут не пол, а палуба, - вставил умный Бугаец.
- Я сказал: на пол!.. Та-ак, дальше... Штурмовой группе:
двое - сюда, двое - туда!.. Что там за комната дальше?!
- Это не комната. Это отсек. Дизель-генераторный, - снова ответил Бугаец.
- А что после него?
- Самый страшный - реакторный.
- Пугаться будешь на пенсии. Когда мемуары накатаешь... Что
после этого... реакторного отсека?
- Турбинный.
- Наши - там?
- Нет, в следующем уже после него... Он тоже - турбинный...
- Вот твою мать! Безразмерная, что ли, лодка у вас?.. Ладно! Хватит тусоваться! Всем - приготовиться, твою мать!.. По моей команде отдраишь люк...
- Есть, - охотно согласился Бугаец.
- Давай!
После тягучих секунд холодной, злой тишины что-то звякнуло, и голос-лидер заорал с яростью оперного баса:
- Всем - на пол! Одно движение - смерть! Лечь, с-сука!.. Я сказал, лечь!.. Сбивай его!
- А-ах!.. Мать твою!.. Да я вас, гадов!..
- Держи!.. Держи его!.. Все, отключили?!
- У-ух, крепкий пац-цан! Еле завалили...
- Его отнесите... Остальных обыскать и по одному - в канат-компанию...
- Мы это... внизу в жилом отсеке еще не осмотрели, - робко вставил Бугаец.
Его голос был еле слышен, словно к подушке, из-за которой долетали звуки, прибавили еще одну.
- А внизу кто-то должен сидеть? - с командирской резкостью спросил самый говорливый человек.
Тулаеву он представился высоким, мясистым и нервным. Как будто вовнутрь лодки проник Миус. Только зачем ему было сюда попадать? Чтоб спасти самого себя?
- Подожди, ты куда рванул? Я говорю, внизу кто-то должен быть?
- Нет. Там вахты нету, - ответил Бугаец.
- Так зачем туда лезть?
- Для порядка.
- Ладно. Иди. А мы пошли дальше...
- А дальше, через отсек - наши. И это... трупы...
- У них холодильная камера есть?
- Есть.
- А чего ты тогда волнуешься? Без трупов в бою нельзя. Не наследишь не победишь.
- Вы все равно осторожнее. Там хоть и провентилировано, но все-таки фреон был...
- Не учи ученого!.. Штурмовая группа - за мной!
Тулаев опять отпрянул от люка и затылком врезался в металл. Электрический пакетник оказался теми граблями, на которые он наступил дважды. В тяжелых условиях, когда требовалось выжить, уцелеть, их учили одному железному правилу: поможет тебе лишь то, от чего ты захочешь, чтоб оно помогло. В пустыне от голода спасал главный враг - змеи, на болотах мутную воду могла очистить шепотка соли, в горах ожоги заживляли только компрессы из мочи. Но ни на одном занятии их не учили выживанию в атомной подводной лодке, захваченной террористами.
Шаги над головой затихающими шлепками удалились вправо.
Шаги по звуку были совсем не бандитскими, их издавали дырчатые подводницкие сандалии, но он-то знал, кому они принадлежат.
Голова сама обернулась к пакетнику. Разорвав проволоку с
пломбой, Тулаев медленно открыл крышку, посмотрел на
переключатель. Сейчас он стал для него и змеей в пустыне, и
солью в болотах, и мочой на горной вершине.
В дальнем углу отсека на проволоке, протянутой от труб до красной колбы огнетушителя, сушилась гирлянда черных матросских носков. Сбросив их на палубу, Тулаев отвязал проволоку, сложил ее вдвое, перегрыз, потом зубами же зачистил концы и бесшумно скользнул к трапу. Все это заняло не больше десятка секунд, а почудилось, что прошло не меньше минуты. Шагов Бугайца не было слышно, и Тулаев, кажется, догадался, отчего сигнальщик-террорист проявил такой жгучий интерес к мичманским и матросским каютам да еще и спустился сюда в одиночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112