Потом както начался дождь и шел не переставая два месяца. Мы испытали самые разные виды дождя - за исключением, пожалуй, града. Иногда он шел тонкими струйками, иногда лил как из ведра. Он падал прямо, косо, а временами словно даже снизу. А нам все равно приходилось делать свою работу - в основном, подниматься и спускаться с холмов и прочих возвышенностей, и повсюду искать косоглазых.
И вот както раз мы их нашли. Наверно, у них был какойто косоглазый съезд, потому что все это походило на то, когда наступаешь на муравейник то ничего не было, а то ты вдруг вокруг все кишит муравьями. Наши самолеты не могли летать, так что не прошло и двух минут, как нам пришлось туго.
Нужно сказать, что они тоже застали нас врасплох. Мы как раз переходили какоето рисовое поле, и вдруг отовсюду начали палить. Вокруг начали падать подстреленные люди и раздавались крики и вопли. Я подхватил пулемет и понесся к пальмовой роще, потому что похоже, там хоть дождь был пореже. Мы образовали там круговую оборону и принялись готовится к долгой ночи, как вдруг я заметил, что Баббы с нами нет.
Ктото сказал, что Баббу видели раненым на рисовом поле, и я сказал:
-- Черт!
А сержант Кранц услышал меня и сказал:
-- Гамп, ты туда не пойдешь!
Да хрен с ним.
Я бросил пулемет, чтобы легче было бежать, и помчался на рисовое поле, к месту, где в последний раз видел Баббу. Но на полпути я наткнулся на парня из второго взвода, и он был тяжело ранен и протягивал ко мне руки. Черт, подумал я. ну что тут поделаешь? и я подхватил его и побежал назад что есть мочи. Пули и прочая дрянь носились вокруг меня в воздухе, как мухи. Вот чего я никогда не мог понять - какого черта мы тут болтаемся? Я еще понимаю, когда нужно играть в футбол, но это.... нет, не понимаю. Черт бы их побрал!
Принес я этого парня, положил на землю и помчался назад и - о черт! наткнулся на другого. Я нагнулся, чтобы поднять его, но когда поднял, его мозги вывалились наружу - оказалось, у него полголовы снесено и он мертв. Вот черт!
Тогда я его бросил и пошел искать Баббу, и нашел. Его дважды ранило в грудь и я сказал:
-- Бабба, все будет хорошо, слышишь, потому что мы всетаки купим эту чертову лодку для ловли креветок!
И я отнес его к нашим и положил на землю. Когда я отдышался, то посмотрел на рубашку - а она вся промокла от крови из раны Баббы. Бабба посмотрел на меня и спросил:
-- Блин, Форрест, ну почему, почему это случилось со мной?
Ну, что я должен был ему ответить?
Тогда Бабба меня спросил:
-- Форрест, сыграй мне чтонибудь на губной гармонике?
Я вынул гармонику и заиграл - сейчас уже не помню что. А Бабба сказал:
-- Форрест, сыграй, пожалуйста, "Вниз по Лебединой реке".
И я ответил:
-- Ладно, Бабба!
Я вытер гармонику, и тут как начали снова стрелять, и я знал, что мне нужно было быть на позиции с пулеметом, но я подумал - хрен с ними! - и снова заиграл.
И я даже не успел заметить, как дождь прекратился и вверху оказалось странное розовое небо. Изза этого все стали почемуто похожими на покойников, и почемуто косоглазые перестали стрелять, и мы тоже. А я все играл и играл "Вниз по Лебединой реке", стоя на коленях рядом с Баббой, а врач сделал ему укол и старался устроить поудобнее. Бабба вцепился в мою ногу и глаза у него затуманились, и было похоже, что это розовое небо высосало розовый цвет его лица.
Он снова чтото сказал, и я придвинулся поближе, чтобы получше расслышать. Но мне это так и не удалось. Поэтому я спросил врача:
-- Ты слышал, что он сказал?
И врач сказал:
-- Домой. Он сказал - ДОМОЙ.
И Бабба умер, вот и все, что я могу об этом рассказать.
Хуже этой ночи я не припомню. Наши не могли нам помочь, потому что снова начался дождь, а косоглазые подошли к нам так близко, что можно было слышать, как они говорят друг с другом. Первый взвод вступил в рукопашную. На рассвете вызвали самолет с напалмом, но он сбросил эту гадость почти прямо на нас. Наших парней обожгло, и они выбежали на поле, ругаясь, на чем свет стоит, а глаза у них выпучились, как семь копеек, а джунгли горели так, что похоже, они могли высушить дождь.
И вот тогдато меня и ранило, и мне еще повезло, так как ранило меня в задницу. Я даже этого не припомню. такая была суматоха, что не помню, что произошло. Стало так страшно, что я бросил пулемет, потому что не мог стрелять, спрятался кудато за дерево, свернулся в клубок и заплакал. Баббы больше нет, лодки для ловли креветок тоже нет, а ведь он был моим единственным другом - кроме разве Дженни Керран, да и той я все время вредил. И если бы не моя мамочка, я прямо там бы и помер - не знаю уж, от старости или от чегото другого.
Но через какоето время начала прибывать помощь на вертолетах, и мне кажется, что напалмовые бомбы всетаки напугали косоглазых. Они поняли, наверно, что уж если наша армия так обращается со своими парнями, то уж с НИМИТО точно никто не будет церемониться.
И вот они забрали раненых, а потом появился сержант Кранц - волосы у него обгорели, одежда сгорела, вид был такой, словно им выстрелили из пушки.
Он сказал:
-- Гамп, сегодня ты действовал очень хорошо.
А потом спросил меня, не хочу ли я закурить сигарету?
Я сказал, что не дымлю, и он кивнул:
-- Гамп, ты не самый умный из парней, что я видел, зато ты чертовски хороший солдат. Хотел бы я, чтобы у меня была сотня таких, как ты!
Он спросил меня, болит ли рана, и я ответил, что нет, хотя это была неправда.
-- Гамп, -- сказал он, -- тебя ведь отправят домой, понимаешь?
Я спросил его, а где Бабба, и он както странно на меня посмотрел.
-- Он отправился прямо туда, -- сказал он. А я спросил, не могу ли я лететь на том же вертолете, что и Бабба, но сержант Кранц сказал, что его повезут последним, так как он мертв.
Они укололи меня большой иглой, с какойто дрянью, от которой стало легче. Последнее, что я помню, это то, что я схватил сержанта Кранца за руку и сказал ему:
-- Я никогда ничего не просил, но не могли бы вы обещать мне, что лично погрузите Баббу на вертолет и точно привезете его назад?
-- Конечно, Гамп, -- сказал он. -- Черт побери - да уж теперьто мы можем устроить его хоть первым классом!
=================================
7
Я провалялся в госпитале Дананга два месяца. Не так уж много для госпиталя: там мы спали под сетками от москитов, деревянный пол чисто мыли дважды в день, в общем, от такого жилища я давно отвык.
И должен вам сказать, что там были люди, раненый гораздо сильнее, чем я - у некоторых бедняг были не было рук, ног, кистей и ступней, и Бог знает чего еще. Некоторым пули попали в живот, грудь или в лицо, а по ночам палата напоминала камеру пыток, потому что ребята плакали, стонали, рычали и звали своих мамочек.
Рядом со мной лежал парень по имени Дэн, он горел в танке. Кожа у него была обожжена повсюду и из него торчали разные трубки, но я никогда не слышал, чтобы он кричал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52