Потом на сцене появились ребята из ансамбля и начали устанавливать аппаратуру. Их было всего трое или четверо, зато железяк, которые они подключали в розеткам, не счесть. Прямо скажем, никакого сравнения с тем, что было в Студенческом союзе в университете. Вот только Дженни Керран нигде не было видно.
Подсоединив все свои штуковины, они начали играть, и играли они, скажу я вам, понастоящему громко! Здорово напоминало рев взлетающего самолета, и к тому же замигали разноцветные лампочки. Но публике это понравилось, и когда ребята закончили, те начали радостно вопить. Потом в угол сцены упал луч прожектора - и там оказалась Дженни собственной персоной!
Она здорово переменилась с тех пор, как мы последний раз виделись вопервых, отрастила волосы до задницы, а вовторых, на ней были солнцезащитные очки - и это ВЕЧЕРОМ! На ней были голубые джинсы и блузка с таким количеством заклепок, что она походила на пульт телефонного коммутатора. Группа снова заиграла, а Дженни запела. Она схватила микрофон, выдернула его из гнезда и принялась носиться с ним по сцене, прыгая, приседая, размахивая руками и волосами. Я пытался понять, о чем она поет, но музыка играла слишком громко. Странно, что еще крыша не обвалилась. Что бы это все могло значить? -- подумал я.
Наконец, наступил перерыв, и я начал протискиваться к входу на сцену. Но там стоял какойто парень, он сказал, что туда нельзя. Я вернулся назад, на свое место, и тут заметил, что народ както странно глазеет на мою военную форму.
-- Ну и костюмчик ты себе оторвал! Класс! -- сказал ктото, а другой парень добавил:
-- Это настоящая?
Я снова почувствовал себя как идиот, и решил выйти прогуляться и хорошенько все это обдумать, и гулял так примерно с час. Когда я вернулся, то у входа стояла длинная очередь. Я пошел вперед и попытался объяснить парню у входа, что внутри остались мои вещи, только он все равно сказал мне встать в хвост. Я так и сделал, и простоял там примерно с час, слушая музыку, доносившуюся из бара. Должен заметить, что когда слушаешь ее с расстояния, она воспринимается както лучше.
Ладно, через какоето время мне это надоело, и я обошел бар и устроился сзади на какихто ступеньках. Сижу и смотрю, как крысы гоняются друг за другом среди мусорных куч. Потом вынул из кармана гармонику и заиграл, просто чтобы убить время. Из клуба доносились звуки музыки "Треснувших яиц", и через некоторое время я приспособился к их ритму и стал играть в унисон. Правда, пришлось использовать только половину отверстий, иначе не получалось. Через какоето время я понял, что и сам могу импровизировать в этом духе в симажоре, и когда играешь эту музыку, а не слушаешь ее, она кажется вовсе не такой уж противной.
И вдруг дверь позади меня распахнулась, и на пороге оказалась Дженни! Наверно, у них снова наступил перерыв, только я не обратил внимания и попрежнему играл на гармошке.
-- Кто здесь? -- спросила она.
-- Это я, -- ответил я, но Дженни, наверно не услышала, потому что высунула голову из двери и снова спросила:
-- Кто это тут играет на гармонике?
Я поднялся, немного смущаясь своей формы, но всетаки ответил?
-- Это я, Форрест Гамп.
-- Ктокто? -- переспросила она.
-- Форрест.
-- Форрест?! ФОРРЕСТ ГАМП! -- и тут она выбежала из двери и бросилась в мои объятия.
Мы вернулись на сцену как раз к концу перерыва, когда ей нужно было петь. Оказалось, Дженни не просто прекратила учиться, ее вышибли из колледжа, когда обнаружили в комнате одного парня. В те времена за это исключали из университета. А банджоист предпочел удрать в Канаду, чтобы не идти в армию, и группа распалась. Дженни пришлось немного пожить в Калифорнии, и она бродила там с цветами в волосах, но потом ей не понравилось, что эти ребята вечно под кайфом, и потом она встретила парня, который забрал ее в Бостон. и они участвовали в разных маршах мира, а потом оказалось, что этот парень - гомик, так что она с ним рассталась, и сошлась с одним крутым писником, который делал бомбы и все такое прочее, чтобы подрывать здания.
Это, впрочем, тоже не помогло, так что она стала встречаться с одним парнем, который преподавал в Гарварде, только он оказался женатым. Потом она познакомилась еще с одним парнем, и он был получше, только скоро их обоих арестовали за кражу из магазина и она решила, что пора браться за ум.
Она снова встретилась с "Треснувшими яйцами", и они заиграли новую музыку, так что прославились в Бостоне и даже собираются поехать в НьюЙорк на следующей неделе, записывать пластинку. Еще она сказала, что встречается с одним студентом из Гарварда, он изучает философию, но все равно, после представления я могу пойти к ней и переночевать. Мне не очень понравилось, что у нее есть бойфренд, но ночевать мне было негде, так что я согласился.
Парня звали Рудольфом. Это был маленький такой парнишка, весом килограмм пятьдесят, зато весь заросший волосами, и с какимито бусами на шее. Когда мы пришли, он сидел на полу в их квартире и медитировал, словно какойнибудь гуру.
-- Рудольф, -- сказала Дженни, -- познакомься с Форрестом, этой мой друг детства, он поживет с нами немного.
Рудольф ничего не сказал, и только помахал рукой в воздухе, словно Папа, дающий благословение.
У них была только одна кровать, но Дженни сделала для меня маленький коврик на полу, и там я и спал. В общем, не самое плохое место для ночевки, по сравнению с некоторыми местами, где мне приходилось спать в армии, и вид открывался гораздо более приятный.
Когда утром я проснулся, Рудольф так и сидел в центре комнаты и медитировал, а Дженни покормила меня завтраком, и мы отправились осматривать Кембридж, оставив Рудольфа сидеть на полу. Прежде всего, сказала она, мне нужно подобрать новую одежду, потому что здешние люди не поймут меня и будут считать, что я специально их напрягаю. Мы пошли в какуюто дешевую лавчонку, и там подобрали мне куртку и комбинезон, а старую одежду сложили в бумажный пакет и унесли с собой.
Потом мы обошли Гарвард и кого мы встретили? Того самого женатого профессора, с которым Дженни когдато встречалась. Она и сейчас относилась к нему хорошо, хотя про себя называла его иногда "дерьмовым дегенератом". Звали его доктор Квакенбуш.
Ладно, этот доктор был просто вне себя от восторга, что с нового семестра он начинает читать новый курс, который сам придумал. Он назывался "Роль идиота в истории мировой литературы".
Я даже сказал, что мне кажется, название очень интересное, а он отвечает:
-- Слушай, Форрест, почему бы тебе не посидеть у нас на занятиях? Может быть, тебе это понравится.
Дженни както странно посмотрела на нас обоих, но ничего не сказала. Мы вернулись к ней домой, а Рудольф попрежнему сидел на полу скрестив ноги. Мы пошли на кухню и там я ее очень тихо спросил - а что, этот Рудольф умеет говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Подсоединив все свои штуковины, они начали играть, и играли они, скажу я вам, понастоящему громко! Здорово напоминало рев взлетающего самолета, и к тому же замигали разноцветные лампочки. Но публике это понравилось, и когда ребята закончили, те начали радостно вопить. Потом в угол сцены упал луч прожектора - и там оказалась Дженни собственной персоной!
Она здорово переменилась с тех пор, как мы последний раз виделись вопервых, отрастила волосы до задницы, а вовторых, на ней были солнцезащитные очки - и это ВЕЧЕРОМ! На ней были голубые джинсы и блузка с таким количеством заклепок, что она походила на пульт телефонного коммутатора. Группа снова заиграла, а Дженни запела. Она схватила микрофон, выдернула его из гнезда и принялась носиться с ним по сцене, прыгая, приседая, размахивая руками и волосами. Я пытался понять, о чем она поет, но музыка играла слишком громко. Странно, что еще крыша не обвалилась. Что бы это все могло значить? -- подумал я.
Наконец, наступил перерыв, и я начал протискиваться к входу на сцену. Но там стоял какойто парень, он сказал, что туда нельзя. Я вернулся назад, на свое место, и тут заметил, что народ както странно глазеет на мою военную форму.
-- Ну и костюмчик ты себе оторвал! Класс! -- сказал ктото, а другой парень добавил:
-- Это настоящая?
Я снова почувствовал себя как идиот, и решил выйти прогуляться и хорошенько все это обдумать, и гулял так примерно с час. Когда я вернулся, то у входа стояла длинная очередь. Я пошел вперед и попытался объяснить парню у входа, что внутри остались мои вещи, только он все равно сказал мне встать в хвост. Я так и сделал, и простоял там примерно с час, слушая музыку, доносившуюся из бара. Должен заметить, что когда слушаешь ее с расстояния, она воспринимается както лучше.
Ладно, через какоето время мне это надоело, и я обошел бар и устроился сзади на какихто ступеньках. Сижу и смотрю, как крысы гоняются друг за другом среди мусорных куч. Потом вынул из кармана гармонику и заиграл, просто чтобы убить время. Из клуба доносились звуки музыки "Треснувших яиц", и через некоторое время я приспособился к их ритму и стал играть в унисон. Правда, пришлось использовать только половину отверстий, иначе не получалось. Через какоето время я понял, что и сам могу импровизировать в этом духе в симажоре, и когда играешь эту музыку, а не слушаешь ее, она кажется вовсе не такой уж противной.
И вдруг дверь позади меня распахнулась, и на пороге оказалась Дженни! Наверно, у них снова наступил перерыв, только я не обратил внимания и попрежнему играл на гармошке.
-- Кто здесь? -- спросила она.
-- Это я, -- ответил я, но Дженни, наверно не услышала, потому что высунула голову из двери и снова спросила:
-- Кто это тут играет на гармонике?
Я поднялся, немного смущаясь своей формы, но всетаки ответил?
-- Это я, Форрест Гамп.
-- Ктокто? -- переспросила она.
-- Форрест.
-- Форрест?! ФОРРЕСТ ГАМП! -- и тут она выбежала из двери и бросилась в мои объятия.
Мы вернулись на сцену как раз к концу перерыва, когда ей нужно было петь. Оказалось, Дженни не просто прекратила учиться, ее вышибли из колледжа, когда обнаружили в комнате одного парня. В те времена за это исключали из университета. А банджоист предпочел удрать в Канаду, чтобы не идти в армию, и группа распалась. Дженни пришлось немного пожить в Калифорнии, и она бродила там с цветами в волосах, но потом ей не понравилось, что эти ребята вечно под кайфом, и потом она встретила парня, который забрал ее в Бостон. и они участвовали в разных маршах мира, а потом оказалось, что этот парень - гомик, так что она с ним рассталась, и сошлась с одним крутым писником, который делал бомбы и все такое прочее, чтобы подрывать здания.
Это, впрочем, тоже не помогло, так что она стала встречаться с одним парнем, который преподавал в Гарварде, только он оказался женатым. Потом она познакомилась еще с одним парнем, и он был получше, только скоро их обоих арестовали за кражу из магазина и она решила, что пора браться за ум.
Она снова встретилась с "Треснувшими яйцами", и они заиграли новую музыку, так что прославились в Бостоне и даже собираются поехать в НьюЙорк на следующей неделе, записывать пластинку. Еще она сказала, что встречается с одним студентом из Гарварда, он изучает философию, но все равно, после представления я могу пойти к ней и переночевать. Мне не очень понравилось, что у нее есть бойфренд, но ночевать мне было негде, так что я согласился.
Парня звали Рудольфом. Это был маленький такой парнишка, весом килограмм пятьдесят, зато весь заросший волосами, и с какимито бусами на шее. Когда мы пришли, он сидел на полу в их квартире и медитировал, словно какойнибудь гуру.
-- Рудольф, -- сказала Дженни, -- познакомься с Форрестом, этой мой друг детства, он поживет с нами немного.
Рудольф ничего не сказал, и только помахал рукой в воздухе, словно Папа, дающий благословение.
У них была только одна кровать, но Дженни сделала для меня маленький коврик на полу, и там я и спал. В общем, не самое плохое место для ночевки, по сравнению с некоторыми местами, где мне приходилось спать в армии, и вид открывался гораздо более приятный.
Когда утром я проснулся, Рудольф так и сидел в центре комнаты и медитировал, а Дженни покормила меня завтраком, и мы отправились осматривать Кембридж, оставив Рудольфа сидеть на полу. Прежде всего, сказала она, мне нужно подобрать новую одежду, потому что здешние люди не поймут меня и будут считать, что я специально их напрягаю. Мы пошли в какуюто дешевую лавчонку, и там подобрали мне куртку и комбинезон, а старую одежду сложили в бумажный пакет и унесли с собой.
Потом мы обошли Гарвард и кого мы встретили? Того самого женатого профессора, с которым Дженни когдато встречалась. Она и сейчас относилась к нему хорошо, хотя про себя называла его иногда "дерьмовым дегенератом". Звали его доктор Квакенбуш.
Ладно, этот доктор был просто вне себя от восторга, что с нового семестра он начинает читать новый курс, который сам придумал. Он назывался "Роль идиота в истории мировой литературы".
Я даже сказал, что мне кажется, название очень интересное, а он отвечает:
-- Слушай, Форрест, почему бы тебе не посидеть у нас на занятиях? Может быть, тебе это понравится.
Дженни както странно посмотрела на нас обоих, но ничего не сказала. Мы вернулись к ней домой, а Рудольф попрежнему сидел на полу скрестив ноги. Мы пошли на кухню и там я ее очень тихо спросил - а что, этот Рудольф умеет говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52