- Для нас это корабль из Преисподней, которым управляют безликие
твари из иного мира, не похожего на наш мир. Мы не хотели ввязываться в
войну белых - и тогда этот ужас обрушился на остров, не щадя никого. Лодка
приходила в наши воды сеять смерть и разрушение, пока ее не уничтожили...
- Как? - спросил заинтригованный Кип. - Кто?
- Этого я не знаю. Но я много долгих ночей провел на этом берегу -
быть может, на том самом месте, где стою сейчас, - наблюдая за огнями,
вспыхивавшими в море, за странными зелеными и темно-красными кометами,
разрезавшими ночную тьму. И каждое утро на поверхность всплывали обломки
кораблей - и трупы, трупы. Окоченевшие тела с перекошенными от ужаса
лицами... а иногда прилив, багровый от крови, приносил лишь оторванные
руки и ноги. - Отец Бонифаций тяжело вздохнул. - Это... корабль ночи,
поднявшийся из своей гробницы на дне моря...
Воцарилось молчание. Кип услышал, как в стороне от рифа стукаются
друг о друга бакены. Их металлическое позвякивание действовало ему на
нервы. Море с неприятным звуком окатывало железную палубу немецкой
подлодки, оставляя на ней пряди водорослей.
- Теперь это всего-навсего мертвая груда металла...
Бонифаций медленно повернул голову к констеблю:
- Мертвая? Нет. Вовсе нет. Она просто ждет. Умоляю вас, заклинаю вас
всем святым: верните этот корабль в Бездну.
- Ради Бога! - воскликнул Кип, выведенный из себя настойчивостью
этого человека и пуще того смущенный силой, светившейся в его взгляде. -
Вы так долго проповедовали свое вуду и занимались спиритизмом, что теперь
в этой груде металлолома вам мерещатся духи и призраки!
Некоторое время священник молча переводил взгляд с Кипа на Мура,
словно оценивал, насколько сумел убедить и напугать их.
- Храни вас Господь, - наконец негромко проговорил он. - Мне пора -
нужно позаботиться о теле несчастного Кифаса, - он повернулся и пошел
прочь от них, вверх по берегу, прочерчивая песок перед собой концом черной
трости. На небольшом пригорке священник приостановился, чтобы бросить
последний взгляд на подводную лодку, после чего скрылся в лабиринте
дощатых лачуг, теснившихся вдоль Фронт-стрит.
Кип заметил, что Мура как будто бы что-то тревожит.
- Не слушай его, - сказал он приятелю. - Суеверия давно стали его
второй натурой. Но будь я проклят, если понимаю, как эта сволочь слезла с
рифа и вперлась в мою гавань.
На другой стороне гавани готовились отойти от торговой пристани
траулеры. Уже были отданы швартовы, грохотали двигатели, перекрикивались
рыбаки. Подводная лодка почти не оставила места, чтобы выйти из бухты в
открытое море. В небе, сулившем погожий день и ясную лазурь, повис
раскаленный желтый шар солнца, и огромная субмарина, несколько мгновений
назад казавшаяся мрачным призраком (впечатление усиливали водоросли,
намытые морем на корму и свисавшие с лееров) превратилась в обычное
разбитое штормом судно.
- Не подбросишь до конторы? - спросил Кип. Мур кивнул, и они
двинулись в сторону пикапа. - Плохо дело, - пробормотал констебль. -
Сейчас, верно, уже весь остров знает о том, что произошло... и, будь
уверен, Бонифаций не упустит случая укрепить свое влияние среди местных.
Нужно хоть что-нибудь сделать с этой лодкой, Дэвид. Нельзя оставить его
гнить здесь, но я ни за что на свете... - Кип вдруг умолк: луч солнца
блеснул в отдалении на жестяной крыше заброшенного дока. Нет, это было бы
чертовски рискованно... Более рискованно, чем бросить эту лодку на отмели
без присмотра?
Светло-зеленое оштукатуренное здание кокинского отделения полиции
выходило на деревенскую площадь. В центре площади, посреди небольшого
овального скверика, где росли карликовые пальмы - "пальметос" - высилось
носящее на себе следы карибских бурь гранитное изваяние: негр с занесенным
огромным гарпуном. Скульптура эта изображала вождя карибских индейцев по
имени Чейн - в 1600 году он возглавил народную армию и дал отпор пиратам,
пытавшимся захватить Кокину и превратить ее в свою крепость. Памятник
Чейну поставили англичане - в знак того, что желают мира с туземцами.
Племена карибских индейцев жили на островах за сотни лет до того, как нога
первого английского поселенца ступила на эту землю; они пробавлялись
плодами земли и моря и держались особняком - пока не чувствовали угрозу, и
тогда оказывалось, что в гневе они страшны. Стало ясно: этот народ лучше
оставить в покое (особенно если вспомнить, сколько британских поселенцев
сошло здесь в могилу во цвете лет). Сейчас на островах, в общем, царили
мир и покой; Мур мало знал о нынешней жизни аборигенов.
На другой стороне площади пестрели яркими красками "Бакалея для
всех", кафе, "Все для моряка" Лэнгстри, рынок под открытом небом, куда
вывозили по субботам свою продукцию фермеры из внутренних районов, и
местный хозяйственный магазин. Грязные улицы, подрезая владения джунглей,
вели к новым кварталам убогих домов. Совсем рядом вставала стена буйной,
сочной густой зелени.
Кокина, не один десяток лет служившая яблоком раздора между Британией
и Францией, была совсем невелика - пятнадцать миль в окружности, население
около семисот человек. На заре эпохи колонизации, в середине шестнадцатого
века, остров вместе с дюжиной других клочков суши, пятнавших синие воды
Карибского моря, принадлежал Испании. Время шло; испанская корона как
будто бы позабыла об острове - и спустя столетие над Кокиной заплескался
британский флаг: Британия отвоевывала Карибы ради плантаций сахарного
тростника и табака. Когда местные плантации доказали доходность
предприятия, в дело вмешалась Франция. Дальше история островов развивалась
бурно, по спирали, периоды дипломатических контактов сменялись эпохами
морских сражений и наоборот, пока, наконец, Британия не воцарилась на
Карибах безраздельно. В джунглях и по сей день сохранились дома
плантаторов, хотя их каменная кладка давным-давно пошла трещинами, в
которых пустили цепкие корни новые хозяева - лианы и вьюнки. Бродя по
длинным обветшалым коридорам, по пустым, призрачным комнатам, Мур иногда
явственно представлял себе ту прежнюю жизнь: местные землевладельцы
озирали из огромных окон зеленые поля, шхуны под тугими от ветра парусами
бежали по океанским волнам с новым грузом для матери-Англии... Кокина была
удачным вложением британского капитала, пока индейцы-карибы не подняли
мятеж и не перебили почти всех плантаторов.
Остров получил свое название за то, что очертаниями напоминал
раковину-кокину, к тому же в прибрежной полосе здесь водилось великое
множество разнообразных двустворчатых моллюсков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79