«Он дал мне ее в Саванне, – говорит Боне, – когда лежал при смерти». В книге была и сама карта, на которой крестиком помечено место, где старый пират спрятал свои сокровища. Читая книгу, я много раз рассматривал карту, и каждый раз она напоминала мне о Саванне, потому что внизу карты была собственноручная надпись Билли Бонса: «Отдана вышеупомянутым Дж. Ф. господину У. Бонсу. Саванна, июля двадцатого числа, 1754 год». В следующий раз я встретился с Саванной в романе «Унесенные ветром», где этот город описывается сто лет спустя. В 1860 году Саванна уже не была тем пиратским гнездом, которое я столь живо себе представлял. Говоря словами Маргарет Митчелл, «то был город у моря, полный благородных традиций». Так же, как и в «Острове Сокровищ», в «Унесенных ветром» непосредственно в Саванне описываемые события не происходили. Город стоял на берегу моря – полный достоинства, спокойствия и чистоты, – свысока глядя на Атланту, двадцатилетнего сопляка – пограничный городок в трехстах милях от побережья. С точки зрения жителя Атланты, а в особенности юной Скарлетт О'Хара, Саванна и Чарлстон «были престарелыми бабушками, мирно греющимися на солнышке».
Третье впечатление о Саванне стало, пожалуй, самым причудливым. Однажды я купил старинный деревянный комод, который поставил в изножье кровати. Изнутри он был застлан пожелтевшей газетой, которую я сохранил. Газета называлась «Саванна морнинг ньюс» и была датирована вторым апреля 1914 года. Каждый раз, открывая крышку комода, я натыкался на следующую короткую заметку:
ЖЮРИ ПОСТАНОВИЛО, ЧТО ТАНГО НЕ ЕСТЬ ПРИЗНАК БЕЗУМИЯ.
РЕШЕНО СЧИТАТЬ, ЧТО СЭДИ ДЖЕФФЕРСОН НАХОДИТСЯ В ЗДРАВОМ УМЕ.
В исполнении танго нет никаких признаков, указывающих на умопомешательство. Это было установлено вчера в ходе заседания комиссии, которая решала вопрос о вменяемости Сэди Джефферсон, признанной здоровой. Было решено, что женщина, арестованная недавно в Саванне, имела полное право танцевать танго по дороге в полицейский участок, и это является вполне допустимым.
Вся история умещалась в вышеприведенных строчках. В заметке не говорилось ни слова о том, кто такая Сэди Джефферсон, равно как и о том, за что ее арестовали. Мне представлялось, что она несколько перебрала рома, который остался на ее долю после смерти Флинта. Как бы то ни было, Сэди Джефферсон казалась мне персонажем того же сорта, что и героиня довольно известной песни «Жестокосердная Ханна, вампир Саванны». Эти две женщины добавили немного экзотики к тому образу Саванны, который сформировался в моем сознании.
В середине семидесятых умер Джон Мерсер, и в некрологе я прочел, что он родился и провел детство в Саванне. Мерсер был лирическим поэтом, к тому же написавшим музыку к десяткам своих песен, полных нежного, сладкого лиризма и знакомых мне с детства: «Примечай лучшее», «Ночной блюз», «Песенка для моего сына», «Добрая, хорошая», «Нашествие дураков», «Старая черная магия», «Мечта», «Лаура», «Тряпичная кукла», «Вечерняя прохлада» и «Об Атчисоне, Топике и Санта-Фе».
Если верить некрологу, Мерсер никогда не порывал связей с родным городом. Саванна, говорил он, «чудесное, прекрасное место, рай для мальчишек». Даже уехав из Саванны, он сохранил за собой дом на окраине города, чтобы приезжать на родину в любое время. Заднее крыльцо дома выходило на маленькую речушку, которая во время приливов затапливала окрестные болота. В честь знаменитого земляка саваннцы переименовали этот ручей в Лунную реку, по названию одной из четырех песен, завоевавших приз Академии искусств.
Таково было мое представление о Саванне: хлещущие ром пираты, сильные духом женщины, куртуазные манеры, эксцентричность поведения, нежные слова и прекрасная музыка. К этому следовало бы присовокупить и красивое, необычное название: Саванна.
Итак, в одно прекрасное воскресенье мои попутчики вернулись в Нью-Йорк, а я остался в Чарлстоне, решив проехаться на следующий день в Саванну, а потом первым же самолетом вылететь домой.
Прямое сообщение между Саванной и Чарлстоном отсутствовало – таково было мое первое открытие. Пришлось добираться кружным путем по затопленным приливом низинам Южной Каролины. По мере приближения к Саванне шоссе сузилось до двух полос – представьте себе высоко приподнятую над землей черную ленту в тени растущих по обочинам высоких деревьев. Изредка по дороге попадались рекламные щиты да утонувшие в листве коттеджи, но не было видно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего урбанистический пейзаж. Милый радиоголос оповестил меня о том, что я въезжаю на территорию Прибрежной Империи. «Прогноз погоды для Прибрежной Империи: – послышалось из динамика моего автомобильного приемника, – на возвышенных местах около семидесяти пяти градусов, небольшое волнение на море, на внутренних водоемах – рябь».
Внезапно деревья кончились, и моим глазам открылась панорама болотистой равнины, покрытой травой цвета спелой пшеницы. Впереди возвышался мост, с которого был виден ряд старинных домов из красного Кирпича, стоявших на узкой площадке на противоположной стороне реки Саванны. За этим рядом простиралось сплошное зеленое море, оживлявшееся, словно островками, шпилями, карнизами, черепичными крышами и куполами. Спустившись с моста, я оказался в роскошном зеленом саду.
С обеих сторон дороги высились стены пышной растительности; кроны смыкались над головой, рассеивая свет и создавая приятную тень. Здесь только что прошел дождь, воздух был напоен зноем и влагой. Мне показалось, что я очутился в субтропическом заповеднике, отделенном от остального мира тысячами миль.
Вдоль улицы с обеих сторон стояли оштукатуренные кирпичные дома, красивые старинные здания с высокими террасами и закрытыми жалюзи окнами. Я въехал на площадь, обрамленную цветущим кустарником, со статуей в центре. Через несколько кварталов мне встретилась еще одна площадь. Потом показалась третья, оглянувшись, я заметил сзади четвертую. Справа и слева имелось еще две площади – они были во всех направлениях. Сначала я насчитал восемь, потом десять, двенадцать, четырнадцать… Или все-таки двенадцать?
– В нашем городе ровно двадцать одна площадь, – сообщила мне позже пожилая женщина по имени Мэри Харти. С ней меня свели знакомые в Чарлстоне, она ждала меня. У Мэри были абсолютно седые волосы и высоко приподнятые брови, что придавало ее лицу выражение постоянного удивления. Свои слова она произнесла, стоя на кухне и смешивая мартини в серебряном шейкере. Закончив, она положила шейкер в плетеную корзинку. Добрая женщина вознамерилась повести меня на экскурсию, как она выразилась. Слишком хороший день, чтобы оставаться в четырех стенах, да и не так уж много времени я собирался провести в Саванне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113