Не знаю. Но те из вышедших их туннеля, кто остался в
живых, устремились к нам.
Они были совсем близко, закрывались щитами. Луков у них не было.
Молча они приближались к нам, сверкали их мечи и копья.
Разрушитель качнулся к нам, металлическое щупальце протянулось как
змея, чтобы оказаться между нападающими и своей необычной хозяйкой.
Я услышал крик Чу Минга; он поднял руки, закрыл глаза - и побежал
прямо на копья!
- Чу Минг! - закричал я. - Чу Минг! Сюда!
И побежал к нему. Но меня обогнал Вентнор, стреляя из пистолета.
Копье мелькнуло в воздухе и ударило китайца в грудь. Он пошатнулся,
опустился на колени.
И в этот момент гигантский цеп ударил по солдатам. Он косил их, как
серп спелую рожь. Разорванных и искалеченных, разбрасывал по склонам
долины. Останки даже отдаленно не напоминали людей.
Вентнор оказался возле Чу Минга, я тоже опустился рядом с ним. На
кубах китайца показалась розовая пена.
- Я подумал, что Шин-дже убьет нас, - прошептал он. - Страх ослепил
меня.
Голова его опустилась, он дернулся, застыл.
Мы встали, ошеломленно оглядываясь. У выхода из расселины стояла
женщина, глядя на Дрейка. А тот держал на руках Руфь, прижав ее голову к
груди.
Долина опустела, только груды тел были рассыпаны по ней.
Высоко в горах виднелось несколько человек - все, что осталось от
войска, устремившегося в долину, чтобы пленить или убить нас. А высоко в
темном небе показались ягнятники, крылатые стервятники Гималаев.
Женщина подняла руку и снова поманила нас. Мы медленно двинулись к
ней, остановились рядом. Большие ясные глаза рассматривали нас. Не менее
удивленно смотрели и мы на нее.
6. НОРАЛА
Мы увидели красавицу, какой, я думаю, мир не видел со времен
троянской Елены. Прежде всего заметны были ее глаза, чистые, как промытое
дождем апрельское небо, хрустально прозрачные, как тайный источник,
посвященный богине Луны Диане. Радужная оболочка испещрена
золотисто-янтарными и сапфировыми точками, сверкавшими, как звездочки.
И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной
оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине
бархатного полуночного неба.
Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем
холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет.
Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности,
призрак дружеской улыбки.
А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы
ярко-алые и - спящие. Сладкие губы... такие мог увидеть в своей мечте
великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности,
но губы спящие и не стремящиеся проснуться.
Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним - масса
прядей-щупалец, рыжевато-коричневых, роскошно топазовых, металлических.
Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе,
богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.
Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную
линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.
Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что-то
неземное.
Что-то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами
пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.
Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее
губах, в каждой линии ее спящего тела - и этот дух не дает ей проснуться.
Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без
сновидений спящая в Нирване.
Что-то в ней не от нашего мира, что-то грандиозное, как космос по
сравнению с летним ветром, океан - с волной, молния - со светлячком.
- Она не... человек, - услышал я шепот Вентнора. - Посмотрите ей в
глаза, на ее кожу...
Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина,
шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет.
Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем
деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.
Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей.
Заговорила - голос у нее какой-то отдаленный и в то же время сладкий и
звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием,
это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины,
говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не
привыкли к звукам человеческой речи.
И говорила на персидском языке, на чистейшем древнеперсидском.
- Я Норала, - прозвенел ее золотой голос. - Я Норала.
Она нетерпеливо покачала головой. Из-под покрова показалась рука,
стройная, с длинными пальцами, с ногтями, как розовые жемчужины; на
запястье свернулся золотой дракон со злобными маленькими алыми глазками.
Стройная белая рука коснулась головы Руфи, повернула ее, так что эти
странные, испещренные огненными точками глаза посмотрели прямо в глубину
голубых глаз Руфи.
Долго смотрела она. Потом та, что назвалась Норалой, коснулась
пальцем слезы, висевшей на длинных ресницах Руфи, удивленно посмотрела на
нее. Какое-то воспоминание проснулось в ней.
- Ты... боишься? - запинаясь, спросила она.
Руфь покачала головой.
- Они... тебя пугают?
Она указала на разбросанные по долине груды. И тут я увидел, откуда
исходит блеск этих странных глаз. Маленькие лазурные и золотые звездочки
побледнели, задрожали, потом вспыхнули, как далекие галактики серебряных
солнц.
Руфь испуганно отшатнулась от этого странного блеска.
- Нет... нет... - выдохнула она. - Я плачу - из-за него.
И она указала на Чу Минга - коричневое пятно на краю пространства,
усеянного частями тел.
- Из-за него? - В голосе слышалось удивление. - Почему?
Она взглянула на тело Чу Минга, и я знал, что она не видит в нем
ничего человеческого, ничего родственного себе. В глазах ее выражение
легкого удивления, но когда она посмотрела на нас, странного свечения в
них не было. Она долго разглядывала нас.
- Что-то давно спавшее пробуждается во мне, - наконец нарушила она
молчание. - И требует, чтобы я взяла вас с собой. Идемте!
Неожиданно она отвернулась и направилась к расселине. Мы
переглянулись, думая, как поступить.
- Чу Минг, - заговорил Дрейк. - Мы не можем бросить его так. По
крайней мере прикроем от стервятников.
- Идемте. - Женщина стояла у входа в расселину.
- Я боюсь! Мартин, мне страшно. - Руфь протянула дрожащую руку к
своему рослому брату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
живых, устремились к нам.
Они были совсем близко, закрывались щитами. Луков у них не было.
Молча они приближались к нам, сверкали их мечи и копья.
Разрушитель качнулся к нам, металлическое щупальце протянулось как
змея, чтобы оказаться между нападающими и своей необычной хозяйкой.
Я услышал крик Чу Минга; он поднял руки, закрыл глаза - и побежал
прямо на копья!
- Чу Минг! - закричал я. - Чу Минг! Сюда!
И побежал к нему. Но меня обогнал Вентнор, стреляя из пистолета.
Копье мелькнуло в воздухе и ударило китайца в грудь. Он пошатнулся,
опустился на колени.
И в этот момент гигантский цеп ударил по солдатам. Он косил их, как
серп спелую рожь. Разорванных и искалеченных, разбрасывал по склонам
долины. Останки даже отдаленно не напоминали людей.
Вентнор оказался возле Чу Минга, я тоже опустился рядом с ним. На
кубах китайца показалась розовая пена.
- Я подумал, что Шин-дже убьет нас, - прошептал он. - Страх ослепил
меня.
Голова его опустилась, он дернулся, застыл.
Мы встали, ошеломленно оглядываясь. У выхода из расселины стояла
женщина, глядя на Дрейка. А тот держал на руках Руфь, прижав ее голову к
груди.
Долина опустела, только груды тел были рассыпаны по ней.
Высоко в горах виднелось несколько человек - все, что осталось от
войска, устремившегося в долину, чтобы пленить или убить нас. А высоко в
темном небе показались ягнятники, крылатые стервятники Гималаев.
Женщина подняла руку и снова поманила нас. Мы медленно двинулись к
ней, остановились рядом. Большие ясные глаза рассматривали нас. Не менее
удивленно смотрели и мы на нее.
6. НОРАЛА
Мы увидели красавицу, какой, я думаю, мир не видел со времен
троянской Елены. Прежде всего заметны были ее глаза, чистые, как промытое
дождем апрельское небо, хрустально прозрачные, как тайный источник,
посвященный богине Луны Диане. Радужная оболочка испещрена
золотисто-янтарными и сапфировыми точками, сверкавшими, как звездочки.
И тут с удивлением я заметил, что эти созвездия не только в радужной
оболочке, но и в зрачках, глубоко внутри них, как далекие звезды в глубине
бархатного полуночного неба.
Откуда же исходил тот блеск, более страшный, более угрожающий в своем
холодном спокойствии, чем горячее пламя гнева? Глаза эти не угрожают, нет.
Они спокойны и неподвижны, и в них мелькает тень заинтересованности,
призрак дружеской улыбки.
А над ними ровные, тонко прорисованные бронзовые брови. Губы
ярко-алые и - спящие. Сладкие губы... такие мог увидеть в своей мечте
великий художник и изобразить, как самую суть женской привлекательности,
но губы спящие и не стремящиеся проснуться.
Гордый прямой нос; широкий низкий лоб, и над ним - масса
прядей-щупалец, рыжевато-коричневых, роскошно топазовых, металлических.
Как тонкая медная проволока; и туманных, как облака, которые Сультзе,
богиня сна, посылает на рассвете, чтобы поймать блуждающие сны влюбленных.
Под этим удивительным лицом круглое горло, переходящее в изысканную
линию плеч и груди, полуприкрытых покровом.
Но на этом лице, в этих глазах, на этих алых губах и на груди что-то
неземное.
Что-то пришедшее прямо из загадочных глубин заполненного звездами
пространства; из упорядоченного, спокойного, безграничного космоса.
Бесстрастный дух, спокойно глядящий на человеческие страсти, в ее
губах, в каждой линии ее спящего тела - и этот дух не дает ей проснуться.
Сумерки спокойствия, опускающиеся на горное озеро. Иштар, без
сновидений спящая в Нирване.
Что-то в ней не от нашего мира, что-то грандиозное, как космос по
сравнению с летним ветром, океан - с волной, молния - со светлячком.
- Она не... человек, - услышал я шепот Вентнора. - Посмотрите ей в
глаза, на ее кожу...
Кожа у нее белая, как жемчужное молоко, тонкая и нежная, как паутина,
шелковая и мягкая; прозрачная, будто сквозь нее пробивается неяркий свет.
Рядом с ней Руфь с ее прекрасной кожей казалась прожженной солнцем
деревенской девчонкой по сравнению с Титанией.
Женщина рассматривала нас, будто впервые в жизни видела людей.
Заговорила - голос у нее какой-то отдаленный и в то же время сладкий и
звонкий, как звуки маленьких золотых колокольчиков; он полон спокойствием,
это часть наполняющего ее духа, золотые колокольчики звучат из тишины,
говорят за нее, от ее имени. Говорила она запинаясь, как будто губы ее не
привыкли к звукам человеческой речи.
И говорила на персидском языке, на чистейшем древнеперсидском.
- Я Норала, - прозвенел ее золотой голос. - Я Норала.
Она нетерпеливо покачала головой. Из-под покрова показалась рука,
стройная, с длинными пальцами, с ногтями, как розовые жемчужины; на
запястье свернулся золотой дракон со злобными маленькими алыми глазками.
Стройная белая рука коснулась головы Руфи, повернула ее, так что эти
странные, испещренные огненными точками глаза посмотрели прямо в глубину
голубых глаз Руфи.
Долго смотрела она. Потом та, что назвалась Норалой, коснулась
пальцем слезы, висевшей на длинных ресницах Руфи, удивленно посмотрела на
нее. Какое-то воспоминание проснулось в ней.
- Ты... боишься? - запинаясь, спросила она.
Руфь покачала головой.
- Они... тебя пугают?
Она указала на разбросанные по долине груды. И тут я увидел, откуда
исходит блеск этих странных глаз. Маленькие лазурные и золотые звездочки
побледнели, задрожали, потом вспыхнули, как далекие галактики серебряных
солнц.
Руфь испуганно отшатнулась от этого странного блеска.
- Нет... нет... - выдохнула она. - Я плачу - из-за него.
И она указала на Чу Минга - коричневое пятно на краю пространства,
усеянного частями тел.
- Из-за него? - В голосе слышалось удивление. - Почему?
Она взглянула на тело Чу Минга, и я знал, что она не видит в нем
ничего человеческого, ничего родственного себе. В глазах ее выражение
легкого удивления, но когда она посмотрела на нас, странного свечения в
них не было. Она долго разглядывала нас.
- Что-то давно спавшее пробуждается во мне, - наконец нарушила она
молчание. - И требует, чтобы я взяла вас с собой. Идемте!
Неожиданно она отвернулась и направилась к расселине. Мы
переглянулись, думая, как поступить.
- Чу Минг, - заговорил Дрейк. - Мы не можем бросить его так. По
крайней мере прикроем от стервятников.
- Идемте. - Женщина стояла у входа в расселину.
- Я боюсь! Мартин, мне страшно. - Руфь протянула дрожащую руку к
своему рослому брату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66