Отовсюду доносятся крики, вызывающие ее на бис, множество рук поднимают горящие зажигалки, но огни рампы тускнеют, так что на сегодня все кончено. Пьяницы, пошатываясь, бредут к выходу, забыв отблагодарить официанток.
– Ну вот, приехали, – говорит Гленда. – Я тебя предупреждала. Блевать не тянет?
Я отпихиваю стул, подхватываю, когда тот готов опрокинуться. Я уже несколько часов без кайфа, так что удерживаю равновесие чуть ли не слишком хорошо, а потому чувствую необходимость затуманить мозги химически, да побыстрее.
– Мне нужно задать певице несколько вопросов.
– Сейчас? А я думала, мы нагрянем в «Силантро», есть одно местечко на окраине… трава там, ты не поверишь…
– Нет, я должен… я хотел бы расспросить ее сейчас.
Гленда вздыхает. Никому не осадить упершегося Раптора, и она это знает.
– Ладно. Может, мне удастся уговорить здешнего менеджера пропустить нас за кулисы.
– Ты иди, Глен. Я сам справлюсь.
Она качает головой:
– Забудь об этом… я с тобой…
– Я справлюсь сам, – повторяю, и на этот раз девчонка понимает намек.
– Посмотрю, что можно сделать.
Сорок долларов спустя, после того как Гленда устроила мне закулисное рандеву и удалилась в свой бар на окраине, я стою перед входом в гардеробную Сары Арчер – хлипкой деревянной дверью, на которой кто-то неровно намалевал спреем золотую звезду. Напротив, источая невыносимое зловоние, громоздятся ящики с пустыми пивными бутылками. Я стучу в дверь.
– Войдите.
Голос ее заметно выше того, которым она пела; должно быть, немалых усилий стоило выработать эти прокуренные модуляции.
Я пробую открыть дверь. Она не поддается. Я пробую еще раз. Опять без толку, так что я бью что есть силы кулаком по замку. Из комнаты доносится шарканье, падает стул.
– Простите, – восклицает из-за двери Сара. – Простите. Я сколько раз говорила им починить…
Дверь распахивается с треском, и я оказываюсь лицом к лицу с Сарой Арчер. Она уже избавилась от своего зеленого платья и облачилась в желтый махровый халат, туго перетянутый в талии.
– Вы были в зале, – говорит она.
– За вторым от сцены столиком. Вы пели для меня.
– Я пою для всех. – Она тяжело переступает с ноги на ногу. – Мы знакомы?
– Вряд ли. Я из Лос-Анджелеса.
Она смеется:
– Это должно произвести на меня впечатление?
– И производит?
– Нет.
– Ну… нет так нет. – Мою физиономию покидает восторженная улыбка, и я вытаскиваю удостоверение. – Винсент Рубио. Я частный детектив.
Сара сдувает прядь со лба; чувствуется, что ей это не впервой.
– Сара Арчер. Вы не похожи на детектива, Детектив.
– На кого же я похож?
Она задумывается:
– На домашнего кота. – И с этими словами она поворачивается и, виляя бедрами, удаляется в гардеробную, оставив дверь приоткрытой. Я иду следом.
Закрыв за собой дверь, я задаю вопрос:
– Вы знали Раймонда Макбрайда?
– Вот так, сразу к делу.
– Стоит ли ходить вокруг да около? Давно вы с ним познакомились?
– Я не говорила, что была с ним знакома.
– Так скажите, были?
– Да. Однако предпочитаю, чтобы все было по порядку. – Сара направляется к расположенному в нише противоположной стены бару – у них у всех, что ли, в этом городе бары? – и наливает себе полстакана «Джонни Уолкера» с черной этикеткой.
– Выпьете?
Я отказываюсь. Сара сбрасывает туфельки – зелененькие, не больше тридцать четвертого размера – и свертывается калачиком на зеленом плюшевом диване. Подушки не без прорех, кое-где торчит поролоновая набивка, но, в общем, мебель в приличном состоянии. Зеркало с тремя перегоревшими лампочками над простым деревянным туалетным столиком. К стене прикноплены ряды полароидных снимков певицы с разнообразными прическами.
– Вам понравилось представление? – спрашивает она.
– Неплохо. У вас прекрасный голос.
Самодовольная ухмылка, глоток пойла. Она встряхивает волосами, надо полагать с целью выглядеть по-человечьи привлекательной.
– А все остальное?
– Все остальное в вас поет столь же чарующим голосом.
– Как это мило.
Теперь моя очередь самодовольно ухмыляться.
– Макбрайд. Как долго вы были с ним знакомы?
Госпожа Арчер надувает губы; похоже, ей хочется продолжить обмен любезностями и милыми шуточками, и хотя обычно я не уклоняюсь от хорошей партии в словесный волейбол, сейчас предпочитаю ускорить события. У меня уже аллергия от всего этого насквозь пропитавшего ночной клуб млекопитающего пота.
– Года два-три, я полагаю.
– Как вы познакомились?
– На благотворительном вечере.
– В пользу?…
– Понятия не имею. Рак, лейкемия, изящные искусства, нет, я правда не знаю.
Я невнятно бормочу:
– Вы были его… любовницей?
Потрясение от столь прямолинейного вопроса не состоялось.
– Мне больше нравится слово возлюбленная.
– Вы же знаете, что он был женат.
Сара вздрагивает, прищуривается. Она разгрызает ледяной кубик, поджимает губы:
– Да, я знала, что он был женат.
– Значит, вы были его любовницей. Когда вы начали трахаться?
– До чего ж вы мило выражаетесь, мистер Рубио.
– Я детектив, а не поэт.
– Но вполне могли бы оставаться в рамках приличий. Вы пришли в мою гардеробную, ко мне на работу. Я очень рада пригласить вас выпить и поболтать, но если разговор пойдет в таких… вульгарных тонах, мне придется попросить вас удалиться.
Слегка пережал – есть у меня такое свойство. Если подумать, именно оно вышвырнуло меня из Нью-Йорка и приличного общества девять месяцев назад. Я отступаю и, дабы продемонстрировать свою готовность поупражняться в хороших манерах, снимаю шляпу и кладу ее на стол.
Сара улыбается, и вновь воцаряется мир. Ее пойло опускается до угрожающе низкого уровня, и она облизывает край стакана длинным, крепким языком, извивающимся между идеально белыми зубами. Похлопывая лежащую рядом с ней подушку, она говорит:
– Давайте садитесь. Не выношу разговаривать с мужчиной, если не могу заглянуть ему в глаза.
У меня растет ком в горле, так что надеюсь, она еще раз предложит мне выпить, чтобы смыть его.
– Я и отсюда прекрасно вас вижу.
– А вот я нет. Близорукость.
С неохотой я занимаю место на диване, стараясь держаться подальше от свидетельницы, но у Сары Арчер явно другие соображения. Она вскидывает ноги и устраивает их у меня на коленях. Педикюр у нее свежий, ногти светло-фиолетовые.
– Так вот, вы должны понимать, как трудно мне говорить о Раймонде. Не в моей воле было стать его… женой… – ее губы вновь кривит горькая усмешка, – но он был очень мне близок. Даже для «любовницы».
– Понимаю. Я вовсе не хотел вас обидеть…
– Разве дело еще не закрыто?
– Именно это мне все и говорят.
– Однако?
– Однако я на всех не равняюсь.
Вытянув пальцы ног к моей груди, словно балерина, Сара говорит:
– Можете себе представить, каково это простоять целый час на сцене на трехдюймовых каблуках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Ну вот, приехали, – говорит Гленда. – Я тебя предупреждала. Блевать не тянет?
Я отпихиваю стул, подхватываю, когда тот готов опрокинуться. Я уже несколько часов без кайфа, так что удерживаю равновесие чуть ли не слишком хорошо, а потому чувствую необходимость затуманить мозги химически, да побыстрее.
– Мне нужно задать певице несколько вопросов.
– Сейчас? А я думала, мы нагрянем в «Силантро», есть одно местечко на окраине… трава там, ты не поверишь…
– Нет, я должен… я хотел бы расспросить ее сейчас.
Гленда вздыхает. Никому не осадить упершегося Раптора, и она это знает.
– Ладно. Может, мне удастся уговорить здешнего менеджера пропустить нас за кулисы.
– Ты иди, Глен. Я сам справлюсь.
Она качает головой:
– Забудь об этом… я с тобой…
– Я справлюсь сам, – повторяю, и на этот раз девчонка понимает намек.
– Посмотрю, что можно сделать.
Сорок долларов спустя, после того как Гленда устроила мне закулисное рандеву и удалилась в свой бар на окраине, я стою перед входом в гардеробную Сары Арчер – хлипкой деревянной дверью, на которой кто-то неровно намалевал спреем золотую звезду. Напротив, источая невыносимое зловоние, громоздятся ящики с пустыми пивными бутылками. Я стучу в дверь.
– Войдите.
Голос ее заметно выше того, которым она пела; должно быть, немалых усилий стоило выработать эти прокуренные модуляции.
Я пробую открыть дверь. Она не поддается. Я пробую еще раз. Опять без толку, так что я бью что есть силы кулаком по замку. Из комнаты доносится шарканье, падает стул.
– Простите, – восклицает из-за двери Сара. – Простите. Я сколько раз говорила им починить…
Дверь распахивается с треском, и я оказываюсь лицом к лицу с Сарой Арчер. Она уже избавилась от своего зеленого платья и облачилась в желтый махровый халат, туго перетянутый в талии.
– Вы были в зале, – говорит она.
– За вторым от сцены столиком. Вы пели для меня.
– Я пою для всех. – Она тяжело переступает с ноги на ногу. – Мы знакомы?
– Вряд ли. Я из Лос-Анджелеса.
Она смеется:
– Это должно произвести на меня впечатление?
– И производит?
– Нет.
– Ну… нет так нет. – Мою физиономию покидает восторженная улыбка, и я вытаскиваю удостоверение. – Винсент Рубио. Я частный детектив.
Сара сдувает прядь со лба; чувствуется, что ей это не впервой.
– Сара Арчер. Вы не похожи на детектива, Детектив.
– На кого же я похож?
Она задумывается:
– На домашнего кота. – И с этими словами она поворачивается и, виляя бедрами, удаляется в гардеробную, оставив дверь приоткрытой. Я иду следом.
Закрыв за собой дверь, я задаю вопрос:
– Вы знали Раймонда Макбрайда?
– Вот так, сразу к делу.
– Стоит ли ходить вокруг да около? Давно вы с ним познакомились?
– Я не говорила, что была с ним знакома.
– Так скажите, были?
– Да. Однако предпочитаю, чтобы все было по порядку. – Сара направляется к расположенному в нише противоположной стены бару – у них у всех, что ли, в этом городе бары? – и наливает себе полстакана «Джонни Уолкера» с черной этикеткой.
– Выпьете?
Я отказываюсь. Сара сбрасывает туфельки – зелененькие, не больше тридцать четвертого размера – и свертывается калачиком на зеленом плюшевом диване. Подушки не без прорех, кое-где торчит поролоновая набивка, но, в общем, мебель в приличном состоянии. Зеркало с тремя перегоревшими лампочками над простым деревянным туалетным столиком. К стене прикноплены ряды полароидных снимков певицы с разнообразными прическами.
– Вам понравилось представление? – спрашивает она.
– Неплохо. У вас прекрасный голос.
Самодовольная ухмылка, глоток пойла. Она встряхивает волосами, надо полагать с целью выглядеть по-человечьи привлекательной.
– А все остальное?
– Все остальное в вас поет столь же чарующим голосом.
– Как это мило.
Теперь моя очередь самодовольно ухмыляться.
– Макбрайд. Как долго вы были с ним знакомы?
Госпожа Арчер надувает губы; похоже, ей хочется продолжить обмен любезностями и милыми шуточками, и хотя обычно я не уклоняюсь от хорошей партии в словесный волейбол, сейчас предпочитаю ускорить события. У меня уже аллергия от всего этого насквозь пропитавшего ночной клуб млекопитающего пота.
– Года два-три, я полагаю.
– Как вы познакомились?
– На благотворительном вечере.
– В пользу?…
– Понятия не имею. Рак, лейкемия, изящные искусства, нет, я правда не знаю.
Я невнятно бормочу:
– Вы были его… любовницей?
Потрясение от столь прямолинейного вопроса не состоялось.
– Мне больше нравится слово возлюбленная.
– Вы же знаете, что он был женат.
Сара вздрагивает, прищуривается. Она разгрызает ледяной кубик, поджимает губы:
– Да, я знала, что он был женат.
– Значит, вы были его любовницей. Когда вы начали трахаться?
– До чего ж вы мило выражаетесь, мистер Рубио.
– Я детектив, а не поэт.
– Но вполне могли бы оставаться в рамках приличий. Вы пришли в мою гардеробную, ко мне на работу. Я очень рада пригласить вас выпить и поболтать, но если разговор пойдет в таких… вульгарных тонах, мне придется попросить вас удалиться.
Слегка пережал – есть у меня такое свойство. Если подумать, именно оно вышвырнуло меня из Нью-Йорка и приличного общества девять месяцев назад. Я отступаю и, дабы продемонстрировать свою готовность поупражняться в хороших манерах, снимаю шляпу и кладу ее на стол.
Сара улыбается, и вновь воцаряется мир. Ее пойло опускается до угрожающе низкого уровня, и она облизывает край стакана длинным, крепким языком, извивающимся между идеально белыми зубами. Похлопывая лежащую рядом с ней подушку, она говорит:
– Давайте садитесь. Не выношу разговаривать с мужчиной, если не могу заглянуть ему в глаза.
У меня растет ком в горле, так что надеюсь, она еще раз предложит мне выпить, чтобы смыть его.
– Я и отсюда прекрасно вас вижу.
– А вот я нет. Близорукость.
С неохотой я занимаю место на диване, стараясь держаться подальше от свидетельницы, но у Сары Арчер явно другие соображения. Она вскидывает ноги и устраивает их у меня на коленях. Педикюр у нее свежий, ногти светло-фиолетовые.
– Так вот, вы должны понимать, как трудно мне говорить о Раймонде. Не в моей воле было стать его… женой… – ее губы вновь кривит горькая усмешка, – но он был очень мне близок. Даже для «любовницы».
– Понимаю. Я вовсе не хотел вас обидеть…
– Разве дело еще не закрыто?
– Именно это мне все и говорят.
– Однако?
– Однако я на всех не равняюсь.
Вытянув пальцы ног к моей груди, словно балерина, Сара говорит:
– Можете себе представить, каково это простоять целый час на сцене на трехдюймовых каблуках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83