Сердце мое стеснилось в груди. Я увидел дорогие платья и отороченные мехом накидки, расписные сундуки, золотые браслеты, серебряные потиры и даже усыпанные драгоценными камнями распятия. И толпа, кольцом окружившая пирамиду, продолжала бросать в кучу новые предметы, расставаясь с драгоценной искусной суетой, обладание которой превратило Флоренцию в ослепительную королеву городов итальянского полуострова.
– Швыряйте, швыряйте все золото и украшения, швыряйте туда, где бренная плоть становится добычей червей! – кричал голос, и я понял, что это сам Савонарола.
Я никогда его не видел, меня не интересовали его проповеди, я не хотел иметь с ним ничего общего, но теперь вытянул шею, дабы разглядеть его лицо. Все-таки этот монах вывернул Флоренцию наизнанку. Его слова вызвали дружный рев, который почти поглотил его следующую фразу:
– Кайся, о Флоренция! Облачайся в белые одежды очищения! Не медли, ибо времени на покаяние больше не будет! Господь прислал меня сказать вам: «Кайтесь!»
Наконец я сумел протиснуться и разглядеть его лицо. И тут же узнал его. Это был худой монах с горящими глазами, которого мы повстречали много лет назад, сразу после рождения Симонетты. Это был монах, который видел, как мы с Маддаленой занимались любовью на мосту. Все мои давние инстинкты проснулись и кричали мне об опасности, что находиться здесь нам нельзя и добром это не кончится. У меня мурашки забегали по рукам и шее, в животе бурлило, как будто я до сих пор был в борделе, а Савонарола на самом деле не кто иной, как Бернард о Сильвано.
– Маддалена, нам нужно уйти! – настойчиво проговорил я. – Немедленно!
Но она меня не слышала. Слева от нас поднимался какой-то гвалт: кто-то с венецианским акцентом предложил двадцать тысяч скудо за все предметы искусства, которые были свалены в эту кучу. Разумный человек среди диких животных, подумал я, но обезумевшая толпа изрыгнула вопль возмущения. И голос венецианца внезапно умолк. Я снова закричал Маддалене – бесполезно! Трубили трубы, звонили колокола, и Симонетта выпустила мою руку. Она ткнула во что-то пальцем и побежала, Маддалена едва успела ее поймать. Я пытался бежать следом, но путь мне преградила группа бесноватых, схвативших венецианца и начавших избивать его. Я проталкивал себе путь кулаками и ногами, но не мог высвободиться из этой группы, пока безжизненное тело венецианца не бросили в кучу. К тому времени Симонетты и Маддалены и след простыл.
Я в панике вертелся по сторонам, выкрикивал их имена, но на площадь уже хлынули стражники, чтобы окружить кострище, и я даже не слышал собственного голоса за гулом толпы и звоном всех городских колоколов. Казалось, на площади и окружавших ее улицах сейчас собрались все сто тысяч жителей Флоренции. Я расталкивал людей, лихорадочно вглядываясь в лица. Я звал жену и дочь, пока не осип. Стражники подожгли пирамиду сует, и за этим зрелищем с балкона наблюдала Синьория. Я взбирался на стены и ворота, заглядывал в толпу сверху, но тщетно. Спустя несколько часов я отправился домой, зная, что Маддалена и Симонетта вернутся туда.
Я прокладывал себе путь сквозь встречный поток людей, которые направлялись к кострищу Савонаролы. Желто-красное зарево погребального костра Флоренции озаряло небеса. Когда я наконец добрался до дворца, у дверей меня ждал Сандро Филипепи. Лишь бросив взгляд на него, я понял: что-то случилось. Сандро, этот веселый и неунывающий человек, рыдал.
– Не заходи, – отрывисто выдавил Сандро и обнял меня, прижавшись к моей щеке залитым слезами лицом.
– Что случилось? – воскликнул я. – Где Маддалена и Симонетта?
– Возьми себя в руки, Лука, – всхлипнул Сандро и схватил меня за руки. – Я думал, что Савонарола спаситель, что он предложил нам хоть какое-то решение… Но это!
Он отступил в сторону.
Я вбежал через открытую дверь в вестибюль, где маленьким безмолвным кружком стояли люди: мои слуги, толстая служанка Маддалены, две подруги жены и несколько незнакомцев. Все они рыдали. Поняв, что произошло, я в ужасе вскрикнул. И они расступились. На полу лежали Маддалена и Симонетта. Обе насквозь мокрые, их темные платья раскинулись веером вокруг бледных светящихся тел, как чернильные кляксы. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять: они мертвы, но я все равно пощупал пульс. Сначала склонился над Симонеттой, потому что знал: так захотела бы Маддалена. Светло-рыжие, как у меня, волосы нашей дочурки пропитались водой, как и простенькое коричневое платьице, какие требовалось носить по распоряжению Савонаролы. Накидки не было, и я убрал с лица дочки густую прядь волос, прежде чем мои дрожащие пальцы осмелились опуститься на шею. Ничего! На запястье тоже ничего. То же самое с Маддаленой. Я вернулся к Симонетте, поднял ее маленькую, милую головку, запрокинул назад и вдохнул ей в рот воздух. Не знаю, сколько раз я дышал за нее, чтобы она очнулась, но потом Сандро сумел оттащить меня.
– Хватит, достаточно! Им уже не поможешь, Лука, – всхлипнул он.
– Как это произошло? – в оцепенении спросил я.
На стене горели яркие факелы, но я почти ничего не видел. Перед глазами все расплывалось – люди и стены смешались в моих глазах, буйный калейдоскоп красок придавил меня сверху каменной стеной. Я едва мог сосредоточить взгляд. В груди моей не осталось воздуха, я не дышал, замкнутый в своем теле.
– Я увидела, совершенно случайно, – в слезах прошептала служанка Маддалены. – Сам Савонарола заметил ее в толпе и ткнул в нее пальцем, как будто он ее знал. Он начал кричать: «Шлюха! Шлюха!» Люди подняли ее на плечи, чтобы монаху было виднее, и он начал обличать книгу, которую она держала в руках. Она хотела спасти эту книгу из костра. Кажется, это была книга по астрологии, потому что он орал: «Шлюха! Звездочетка!» А потом ее уронили с плеч, и целая свора народу погнала Маддалену к Арно. Они обзывали ее шлюхой, кричали, что астрология – это богохульство, что ее нужно очистить. Симонетта помчалась следом и бросилась в реку, чтобы помочь матери. Тут накатил огромный вал, и они утонули! Немного спустя они всплыли.
– Я слышал то же самое, – скорбно произнес Сандро. – Савонарола как-то увидел книгу по астрологии и магии, которую держала твоя жена, и заорал: «Шлюха! Колдунья!» И потом все закричали, и бешеная толпа погналась за ней. Девочка бросилась следом, хотя Маддалена старалась ее оттолкнуть и уговаривала бежать от нее. Но решительная Симонетта не стала ее слушать.
– Решительная… – прохрипел я. – Она была предана мне и матери.
Я помотал головой, чтобы прояснить зрение. Меня окружали потрясенные лица, и я махнул им, чтобы уходили. Я выгнал всех, даже служанку, которая выла от горя, и другим слугам пришлось увести ее силой.
Оставшись один, я лег на пол между Маддаленой и Симонеттой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Швыряйте, швыряйте все золото и украшения, швыряйте туда, где бренная плоть становится добычей червей! – кричал голос, и я понял, что это сам Савонарола.
Я никогда его не видел, меня не интересовали его проповеди, я не хотел иметь с ним ничего общего, но теперь вытянул шею, дабы разглядеть его лицо. Все-таки этот монах вывернул Флоренцию наизнанку. Его слова вызвали дружный рев, который почти поглотил его следующую фразу:
– Кайся, о Флоренция! Облачайся в белые одежды очищения! Не медли, ибо времени на покаяние больше не будет! Господь прислал меня сказать вам: «Кайтесь!»
Наконец я сумел протиснуться и разглядеть его лицо. И тут же узнал его. Это был худой монах с горящими глазами, которого мы повстречали много лет назад, сразу после рождения Симонетты. Это был монах, который видел, как мы с Маддаленой занимались любовью на мосту. Все мои давние инстинкты проснулись и кричали мне об опасности, что находиться здесь нам нельзя и добром это не кончится. У меня мурашки забегали по рукам и шее, в животе бурлило, как будто я до сих пор был в борделе, а Савонарола на самом деле не кто иной, как Бернард о Сильвано.
– Маддалена, нам нужно уйти! – настойчиво проговорил я. – Немедленно!
Но она меня не слышала. Слева от нас поднимался какой-то гвалт: кто-то с венецианским акцентом предложил двадцать тысяч скудо за все предметы искусства, которые были свалены в эту кучу. Разумный человек среди диких животных, подумал я, но обезумевшая толпа изрыгнула вопль возмущения. И голос венецианца внезапно умолк. Я снова закричал Маддалене – бесполезно! Трубили трубы, звонили колокола, и Симонетта выпустила мою руку. Она ткнула во что-то пальцем и побежала, Маддалена едва успела ее поймать. Я пытался бежать следом, но путь мне преградила группа бесноватых, схвативших венецианца и начавших избивать его. Я проталкивал себе путь кулаками и ногами, но не мог высвободиться из этой группы, пока безжизненное тело венецианца не бросили в кучу. К тому времени Симонетты и Маддалены и след простыл.
Я в панике вертелся по сторонам, выкрикивал их имена, но на площадь уже хлынули стражники, чтобы окружить кострище, и я даже не слышал собственного голоса за гулом толпы и звоном всех городских колоколов. Казалось, на площади и окружавших ее улицах сейчас собрались все сто тысяч жителей Флоренции. Я расталкивал людей, лихорадочно вглядываясь в лица. Я звал жену и дочь, пока не осип. Стражники подожгли пирамиду сует, и за этим зрелищем с балкона наблюдала Синьория. Я взбирался на стены и ворота, заглядывал в толпу сверху, но тщетно. Спустя несколько часов я отправился домой, зная, что Маддалена и Симонетта вернутся туда.
Я прокладывал себе путь сквозь встречный поток людей, которые направлялись к кострищу Савонаролы. Желто-красное зарево погребального костра Флоренции озаряло небеса. Когда я наконец добрался до дворца, у дверей меня ждал Сандро Филипепи. Лишь бросив взгляд на него, я понял: что-то случилось. Сандро, этот веселый и неунывающий человек, рыдал.
– Не заходи, – отрывисто выдавил Сандро и обнял меня, прижавшись к моей щеке залитым слезами лицом.
– Что случилось? – воскликнул я. – Где Маддалена и Симонетта?
– Возьми себя в руки, Лука, – всхлипнул Сандро и схватил меня за руки. – Я думал, что Савонарола спаситель, что он предложил нам хоть какое-то решение… Но это!
Он отступил в сторону.
Я вбежал через открытую дверь в вестибюль, где маленьким безмолвным кружком стояли люди: мои слуги, толстая служанка Маддалены, две подруги жены и несколько незнакомцев. Все они рыдали. Поняв, что произошло, я в ужасе вскрикнул. И они расступились. На полу лежали Маддалена и Симонетта. Обе насквозь мокрые, их темные платья раскинулись веером вокруг бледных светящихся тел, как чернильные кляксы. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять: они мертвы, но я все равно пощупал пульс. Сначала склонился над Симонеттой, потому что знал: так захотела бы Маддалена. Светло-рыжие, как у меня, волосы нашей дочурки пропитались водой, как и простенькое коричневое платьице, какие требовалось носить по распоряжению Савонаролы. Накидки не было, и я убрал с лица дочки густую прядь волос, прежде чем мои дрожащие пальцы осмелились опуститься на шею. Ничего! На запястье тоже ничего. То же самое с Маддаленой. Я вернулся к Симонетте, поднял ее маленькую, милую головку, запрокинул назад и вдохнул ей в рот воздух. Не знаю, сколько раз я дышал за нее, чтобы она очнулась, но потом Сандро сумел оттащить меня.
– Хватит, достаточно! Им уже не поможешь, Лука, – всхлипнул он.
– Как это произошло? – в оцепенении спросил я.
На стене горели яркие факелы, но я почти ничего не видел. Перед глазами все расплывалось – люди и стены смешались в моих глазах, буйный калейдоскоп красок придавил меня сверху каменной стеной. Я едва мог сосредоточить взгляд. В груди моей не осталось воздуха, я не дышал, замкнутый в своем теле.
– Я увидела, совершенно случайно, – в слезах прошептала служанка Маддалены. – Сам Савонарола заметил ее в толпе и ткнул в нее пальцем, как будто он ее знал. Он начал кричать: «Шлюха! Шлюха!» Люди подняли ее на плечи, чтобы монаху было виднее, и он начал обличать книгу, которую она держала в руках. Она хотела спасти эту книгу из костра. Кажется, это была книга по астрологии, потому что он орал: «Шлюха! Звездочетка!» А потом ее уронили с плеч, и целая свора народу погнала Маддалену к Арно. Они обзывали ее шлюхой, кричали, что астрология – это богохульство, что ее нужно очистить. Симонетта помчалась следом и бросилась в реку, чтобы помочь матери. Тут накатил огромный вал, и они утонули! Немного спустя они всплыли.
– Я слышал то же самое, – скорбно произнес Сандро. – Савонарола как-то увидел книгу по астрологии и магии, которую держала твоя жена, и заорал: «Шлюха! Колдунья!» И потом все закричали, и бешеная толпа погналась за ней. Девочка бросилась следом, хотя Маддалена старалась ее оттолкнуть и уговаривала бежать от нее. Но решительная Симонетта не стала ее слушать.
– Решительная… – прохрипел я. – Она была предана мне и матери.
Я помотал головой, чтобы прояснить зрение. Меня окружали потрясенные лица, и я махнул им, чтобы уходили. Я выгнал всех, даже служанку, которая выла от горя, и другим слугам пришлось увести ее силой.
Оставшись один, я лег на пол между Маддаленой и Симонеттой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156