Стоял только маленький рабочий столик из грубо отесанных досок и несколько стульев. Обернувшись, северянин вперил в меня пронизывающий взгляд.
– Меня снова прислали за тем же, что в прошлый раз, – тихо произнес я.
– Плата при тебе? – медленно, с сильным акцентом спросил он.
Я глубоко вздохнул и вынул из-за пазухи свою дощечку. Сердце сжалось от горя и сожаления. Мне так не хотелось расставаться с Мадонной, что я мысленно вызвал образ маленькой Ингрид – в порезах и ожогах, в муках, которые заставили Марко молить о собственной смерти. И тогда мои руки протянули ему доску. Мужчина громко ахнул и сел за стол, изучая картину. Он пробежал по ней пальцами, точно не смог удержаться от этого. Как мне было знакомо это чувство! Его суровое лицо смягчилось и даже совсем обмякло, и он пробормотал:
– Этого достаточно.
«Еще бы не достаточно! – воскликнул я мысленно. – Тебе не придется больше творить эти темные делишки, и ты сможешь вернуться в свою холодную страну, увозя с собой целое состояние!»
Но вслух я произнес:
– Эта штука, ее нельзя обнаружить?
– Невозможно, – заверил меня он.
– И никакой боли?
– Действует как снотворное. Рецепт моего деда.
Осторожно взяв доску, он скрылся в задней комнате и вынес оттуда крошечный флакончик. Он был синего цвета, изящной работы, с двумя ручками. Картины в его руках не было.
– Мне приказано спросить, можно ли подмешать это в сласти, – сказал я, не отрывая глаз от темного дверного проема, за которым скрывалась моя бесценная картина. Часть меня оплакивала ее, и я знал, что теперь буду вдвойне дорожить оставшейся.
– Так даже еще лучше, он сам сладкий, – ответил мужчина и сунул пузырек мне в руку. – Используй весь, здесь одна порция.
Он отодвинул засов и подтолкнул меня за порог, на холодную вечернюю улицу. Безлунное небо над Флоренцией подернулось рябью светло-лиловых и фиолетовых туч. Пронизывающий ветер обещал назавтра морозный день. Я побрел назад по узким улицам между двумя рядами высоких зданий и укрепленных особняков. Мимо чужих домов, где другие люди жили в мире и покое в окружении своих близких.
На следующий день в полдень Сильвано вызвал меня в столовую. Он сидел за столом, высасывая костный мозг из телячьих костей. В комнате стоял густой запах его мускусных духов, усиленный разгоряченным телом.
– Сегодня я жду посетителя, – сообщил он.
Я ничего не ответил. Мой взгляд метался по комнате в поисках тяжелого шелкового мешка. Его нигде не было. Сильвано отбросил кость и почесал острый выпирающий подбородок там, где кончалась борода.
– Важного посетителя. Очень важного. Но, к величайшему сожалению, этот посетитель будет разочарован.
Я прикусил язык и посмотрел на Сильвано.
– Дело обстоит так, – продолжил Сильвано ядовитым тоном, – что я вынужден возвратить ему солидный задаток. – Он обратил ко мне свое лицо, острый нос его вздрагивал, словно вынюхивая скрытую правду. – Я весьма недоволен!
– Синьор?
Я крепко сцепил за спиной руки, чтобы чувствовать, что я еще здесь, живой, что я по-прежнему тот самый Лука.
– Я очень сердит! Одну из моих девчонок нашли мертвой сегодня утром, девчонку, за которую он мне заплатил! – сказал Сильвано, его взгляд, казалось, прожигает меня насквозь. – Что тебе об этом известно, мой умный Бастардо?
– Откуда мне что-нибудь знать, синьор?
Я так сильно замотал головой, что даже в груди раскатисто задребезжали трещотки; может быть, это страх толкал мне сердце, играя им, как кошка лапой, прежде чем съесть несчастную мышь. И мне подумалось: а что, если страх способен убить? Тогда он откроет мне тяжкий путь к свободе, которым прошли Марко, Ингрид и даже Массимо. Я спрашивал себя, решит ли смерть, что я заслужил жестокой кончины за то, что я присвоил ее права в отношении Марко и Ингрид.
– Откуда тебе знать? Может, лица на фресках в Санта Кроче подсказали тебе что-то, пока ты столько времени их рассматривал! – протянул Сильвано. – А может, кто-то в Санта Феличита сказал тебе вчера? – Тонкими чистыми пальцами он взял с тарелки еще одну кость, неторопливо высосал ее и пустую бросил на тарелку. – Думаю, ты много чего знаешь. И думаю, ты что-то скрываешь. Думаю, у тебя много секретов.
– Нет, синьор, – шепотом повторил я.
– Я очень хорошо разбираюсь в людях, Бастардо, вот почему судьба мне благоволит, – самодовольно ухмыльнулся он. – И сдается мне, что ты умнее, чем хочешь казаться. Есть у тебя кое-какие мыслишки, недаром ты не спишь по ночам и думаешь. Мне это не нравится.
– Я постараюсь больше не думать, синьор, – дрожащим голосом выдавил я.
Сильвано хохотнул.
– Я не желаю больше терять ценных работников. Мы же не хотим разрушить нашу дружную семью, верно, Бастардо?
Я ничего не ответил, и тогда он запрокинул голову и зарычал на меня, оскалив зубы, точно бешеная собака.
– Я потерял целое состояние из-за смерти этого ребенка! Это недопустимо! Под угрозой моя репутация человека, который может исполнить любое желание клиента! И ты как-то приложил к этому руку! Я знаю, что ты заходил к ней в комнату и кормил конфетами. У меня нет доказательств, но я буду следить за тобой. Очень пристально. Отныне будешь сидеть дома. Без прогулок, – заявил он. – Не знаю, куда ты пошел после Санта Феличита, но больше ты туда не пойдешь.
Я понурил голову, пряча глаза, чтобы он не увидел в них слезы и злость. Сердце мое ныло от тоски по Ингрид, которую мне больше никогда не увидеть. И что-то в обвинениях Сильвано придало ее смерти завершение. Он больше ничего не сказал, и я попятился к двери.
– И вот еще что, Бастардо! – окликнул он меня с порога. Сильвано встал и ударил кулаком по столу, так что зазвенели тарелки.
– Я выясню, что ты знаешь и что скрываешь. Я раскрою твои тайны. Все до единой!
ГЛАВА 4
Время ползло медленно и однообразно. Дни превращались в месяцы, а те сонно перетекали в года. И слова Марко принесли свои плоды. Я привык к работе. Человек ко всему привыкает, если одно и то же продолжается достаточно долго. И только однажды моя работа принесла мне что-то приятное. Как-то раз дверь распахнулась, и на пороге появился постоянный клиент – высокопоставленный член гильдии меховщиков и скорняков, своей грубостью он превосходил даже кондотьеров, которые бывали в моей комнате. Он бросил на меня похотливый взгляд и вдруг схватился за левое плечо, тяжело задышал и со стоном упал на колени. Глаза его дико блуждали, изо рта на бороду капала пена. Я наблюдал за происходящим с кровати. Поры на мясистом лице расширились, пот ручьями бежал по лицу, стекая на пол, к которому он прижался одной щекой.
– Помоги мне! – выдохнул он. – Помоги мне, мальчик!
Он говорил с сильным деревенским акцентом, и я пожал плечами: мол, не понимаю. Затем я встал и отодвинул тяжелую багровую бархатную штору, изготовленную для турецких гаремов, но Сильвано приобрел их для своего заведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Меня снова прислали за тем же, что в прошлый раз, – тихо произнес я.
– Плата при тебе? – медленно, с сильным акцентом спросил он.
Я глубоко вздохнул и вынул из-за пазухи свою дощечку. Сердце сжалось от горя и сожаления. Мне так не хотелось расставаться с Мадонной, что я мысленно вызвал образ маленькой Ингрид – в порезах и ожогах, в муках, которые заставили Марко молить о собственной смерти. И тогда мои руки протянули ему доску. Мужчина громко ахнул и сел за стол, изучая картину. Он пробежал по ней пальцами, точно не смог удержаться от этого. Как мне было знакомо это чувство! Его суровое лицо смягчилось и даже совсем обмякло, и он пробормотал:
– Этого достаточно.
«Еще бы не достаточно! – воскликнул я мысленно. – Тебе не придется больше творить эти темные делишки, и ты сможешь вернуться в свою холодную страну, увозя с собой целое состояние!»
Но вслух я произнес:
– Эта штука, ее нельзя обнаружить?
– Невозможно, – заверил меня он.
– И никакой боли?
– Действует как снотворное. Рецепт моего деда.
Осторожно взяв доску, он скрылся в задней комнате и вынес оттуда крошечный флакончик. Он был синего цвета, изящной работы, с двумя ручками. Картины в его руках не было.
– Мне приказано спросить, можно ли подмешать это в сласти, – сказал я, не отрывая глаз от темного дверного проема, за которым скрывалась моя бесценная картина. Часть меня оплакивала ее, и я знал, что теперь буду вдвойне дорожить оставшейся.
– Так даже еще лучше, он сам сладкий, – ответил мужчина и сунул пузырек мне в руку. – Используй весь, здесь одна порция.
Он отодвинул засов и подтолкнул меня за порог, на холодную вечернюю улицу. Безлунное небо над Флоренцией подернулось рябью светло-лиловых и фиолетовых туч. Пронизывающий ветер обещал назавтра морозный день. Я побрел назад по узким улицам между двумя рядами высоких зданий и укрепленных особняков. Мимо чужих домов, где другие люди жили в мире и покое в окружении своих близких.
На следующий день в полдень Сильвано вызвал меня в столовую. Он сидел за столом, высасывая костный мозг из телячьих костей. В комнате стоял густой запах его мускусных духов, усиленный разгоряченным телом.
– Сегодня я жду посетителя, – сообщил он.
Я ничего не ответил. Мой взгляд метался по комнате в поисках тяжелого шелкового мешка. Его нигде не было. Сильвано отбросил кость и почесал острый выпирающий подбородок там, где кончалась борода.
– Важного посетителя. Очень важного. Но, к величайшему сожалению, этот посетитель будет разочарован.
Я прикусил язык и посмотрел на Сильвано.
– Дело обстоит так, – продолжил Сильвано ядовитым тоном, – что я вынужден возвратить ему солидный задаток. – Он обратил ко мне свое лицо, острый нос его вздрагивал, словно вынюхивая скрытую правду. – Я весьма недоволен!
– Синьор?
Я крепко сцепил за спиной руки, чтобы чувствовать, что я еще здесь, живой, что я по-прежнему тот самый Лука.
– Я очень сердит! Одну из моих девчонок нашли мертвой сегодня утром, девчонку, за которую он мне заплатил! – сказал Сильвано, его взгляд, казалось, прожигает меня насквозь. – Что тебе об этом известно, мой умный Бастардо?
– Откуда мне что-нибудь знать, синьор?
Я так сильно замотал головой, что даже в груди раскатисто задребезжали трещотки; может быть, это страх толкал мне сердце, играя им, как кошка лапой, прежде чем съесть несчастную мышь. И мне подумалось: а что, если страх способен убить? Тогда он откроет мне тяжкий путь к свободе, которым прошли Марко, Ингрид и даже Массимо. Я спрашивал себя, решит ли смерть, что я заслужил жестокой кончины за то, что я присвоил ее права в отношении Марко и Ингрид.
– Откуда тебе знать? Может, лица на фресках в Санта Кроче подсказали тебе что-то, пока ты столько времени их рассматривал! – протянул Сильвано. – А может, кто-то в Санта Феличита сказал тебе вчера? – Тонкими чистыми пальцами он взял с тарелки еще одну кость, неторопливо высосал ее и пустую бросил на тарелку. – Думаю, ты много чего знаешь. И думаю, ты что-то скрываешь. Думаю, у тебя много секретов.
– Нет, синьор, – шепотом повторил я.
– Я очень хорошо разбираюсь в людях, Бастардо, вот почему судьба мне благоволит, – самодовольно ухмыльнулся он. – И сдается мне, что ты умнее, чем хочешь казаться. Есть у тебя кое-какие мыслишки, недаром ты не спишь по ночам и думаешь. Мне это не нравится.
– Я постараюсь больше не думать, синьор, – дрожащим голосом выдавил я.
Сильвано хохотнул.
– Я не желаю больше терять ценных работников. Мы же не хотим разрушить нашу дружную семью, верно, Бастардо?
Я ничего не ответил, и тогда он запрокинул голову и зарычал на меня, оскалив зубы, точно бешеная собака.
– Я потерял целое состояние из-за смерти этого ребенка! Это недопустимо! Под угрозой моя репутация человека, который может исполнить любое желание клиента! И ты как-то приложил к этому руку! Я знаю, что ты заходил к ней в комнату и кормил конфетами. У меня нет доказательств, но я буду следить за тобой. Очень пристально. Отныне будешь сидеть дома. Без прогулок, – заявил он. – Не знаю, куда ты пошел после Санта Феличита, но больше ты туда не пойдешь.
Я понурил голову, пряча глаза, чтобы он не увидел в них слезы и злость. Сердце мое ныло от тоски по Ингрид, которую мне больше никогда не увидеть. И что-то в обвинениях Сильвано придало ее смерти завершение. Он больше ничего не сказал, и я попятился к двери.
– И вот еще что, Бастардо! – окликнул он меня с порога. Сильвано встал и ударил кулаком по столу, так что зазвенели тарелки.
– Я выясню, что ты знаешь и что скрываешь. Я раскрою твои тайны. Все до единой!
ГЛАВА 4
Время ползло медленно и однообразно. Дни превращались в месяцы, а те сонно перетекали в года. И слова Марко принесли свои плоды. Я привык к работе. Человек ко всему привыкает, если одно и то же продолжается достаточно долго. И только однажды моя работа принесла мне что-то приятное. Как-то раз дверь распахнулась, и на пороге появился постоянный клиент – высокопоставленный член гильдии меховщиков и скорняков, своей грубостью он превосходил даже кондотьеров, которые бывали в моей комнате. Он бросил на меня похотливый взгляд и вдруг схватился за левое плечо, тяжело задышал и со стоном упал на колени. Глаза его дико блуждали, изо рта на бороду капала пена. Я наблюдал за происходящим с кровати. Поры на мясистом лице расширились, пот ручьями бежал по лицу, стекая на пол, к которому он прижался одной щекой.
– Помоги мне! – выдохнул он. – Помоги мне, мальчик!
Он говорил с сильным деревенским акцентом, и я пожал плечами: мол, не понимаю. Затем я встал и отодвинул тяжелую багровую бархатную штору, изготовленную для турецких гаремов, но Сильвано приобрел их для своего заведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156