При этом уровень промышленного развития страны в расчёт можно было не принимать.
В эпоху И.В. Сталина марксизм был выхолощен до самого своего основания. Свидетельством этого стало то, что идея мировой революции окончательно утратила статус главной практической задачи. В «марксистской» литературе сталинской и послесталинской эпохи мало, неохотно и невнятно говорилось о том, что «освобождение труда - не местная и не национальная проблема, а социальная, охватывающая все страны, в которых существует современное общество». Мировая пролетарская революция трактовалась советскими «коммунистами» как длительный многоэтапный процесс, в ходе которого социалистическая идеология составит общую для всех духовную основу и на базе русского языка произойдёт синтез культур, сложится единая «социалистическая» культура и «новая историческая общность - советский народ». Такая трактовка позволяла оправдать империалистические принципы построения государства, ставшего самоцелью.
Россия стала первой жертвой пагубного исторического парадокса - несмотря на декларируемую приверженность принципу детерминации общественного сознания общественным бытием, изменение политической составляющей общественной системы Российской Империи стало происходить раньше, чем были созданы предпосылки смены характера других сторон общественных отношений. Государство, - этот главный институт, поддерживающий право наследования и прочие патриархально-местнические устои, ставшие в эпоху индустриализации препятствием для инновационного развития производительных сил, - было опрометчиво использовано в качестве главного инструмента пролетарской мировой революции.
Ни Маркс, ни его большевистские последователи не могли представить, что организационной опорой коммунистического строя должна стать крупная корпорация, а вовсе не государство. Более того, несмотря на институциональное бессилие национального государства, отчётливо проявившееся во всём мире к началу 1990-х годов, надёжность и эффективность организующей мощи государства в деле революционного преобразования капиталистического строя до сих пор не подвергаются ни малейшему сомнению.
Для составления истинного представления о надёжности и эффективности государствоцентристского разрешения основного капиталистического противоречия между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства уместно сопоставить советское государство с крупным акционерным обществом открытого типа. В таком сопоставлении советское государство представляется скорее не открытым, а закрытым акционерным обществом, в котором распорядители «акционерного» капитала - государственные чиновники - насильственно ограничивают «акционеров» в их возможностях распространять информацию, передвигаться за границу определённой территории, а также самостоятельно, на свой страх и риск, управлять своей собственностью. Для столь специфичного акционерного предприятия, каким оказался Советский Союз, законодательное запрещение всех форм частной собственности как основы свободного предпринимательства стало необходимым прикрытием изначальной абсурдности ограничений, создающих положение, в котором «хвост виляет собакой».
Практика «социалистического» хозяйствования, основанная на уничтожении большевистской «советской» властью частной собственности и свободы предпринимательства как исторически сложившихся источников инноваций, была подкреплена культивированием псевдорелигиозного фанатизма и усилением репрессивно-карательных функций «социалистического» госаппарата. В этих условиях чиновники Госплана и Госснаба, выступавшие в роли распорядителей общественного капитала, не были заинтересованы в поддержании инноваций. Они всячески старались оградить себя от риска и сопряжённых с ним ошибок, которые могли быть приравнены к вредительству, предпочитая ориентировать развитие страны на наиболее удачные и прошедшие апробацию технологические решения Запада.
Выбранный пролетарским чиновничеством догоняющий тип развития приводил к безнадёжному запаздыванию в воспроизводстве отраслевого баланса передовых капиталистических хозяйств. Надежды на преодоление запаздывания не было. В капиталистической экономике, развивающейся с опорой на открытые акционерные предприятия, происходило постоянное (хоть и стихийно-кризисное) обновление основных фондов. В советской же экономике, развивающейся с опорой на государственные предприятия, основные фонды в структуре индустриального способа производства создавались единовременно, как правило, на базе той или иной импортной инновационной технологии, волевым решением государственного чиновника, и затем амортизировались в течение 10-50 лет до полного износа. В это время технология практически не обновлялась и существенная часть перспективных научно-инженерных замыслов оставалась невостребованной. Буржуазный мир развивался с постоянно возрастающим опережением «социалистического лагеря» в области инновационных технологий, в то время как «социалистическая» экономика порождала в своём отставании всё больше бесполезного, низкоквалифицированного, непроизводительного труда, обостряя хронический дефицит товаров и услуг, доступных западному потребителю.
Руководители «социалистической» экономики, не имеющие юридического права на частное владение средствами производства, по характеру своей деятельности были ничем не лучше буржуазных «промышленных королей, власть которых находится в обратном отношении к их ответственности». По влиянию же результатов своей деятельности на личность, общество, экосистему «социалистические» распорядители «акционерного» («народного») капитала зачастую были, пожалуй, даже хуже. «Крупная промышленность, освобождённая от оков частной собственности», оказалась в оковах чиновничьего произвола, массовой безынициативности и тотальной бесхозяйственности, и, находясь в этих оковах, «социалистические» директора государственных предприятий воспроизводили основное противоречие капитализма в масштабах не меньших, чем «буржуазные» менеджеры крупных акционерных предприятий.
Буржуазные отношения, которые ещё во времена К. Маркса «стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство», так и не перешли на более высокую стадию своего развития. «Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы» так и осталось законсервированным в стадии частичного пробуждения. Причиной тому во многом стала «великая октябрьская социалистическая революция» 1917 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
В эпоху И.В. Сталина марксизм был выхолощен до самого своего основания. Свидетельством этого стало то, что идея мировой революции окончательно утратила статус главной практической задачи. В «марксистской» литературе сталинской и послесталинской эпохи мало, неохотно и невнятно говорилось о том, что «освобождение труда - не местная и не национальная проблема, а социальная, охватывающая все страны, в которых существует современное общество». Мировая пролетарская революция трактовалась советскими «коммунистами» как длительный многоэтапный процесс, в ходе которого социалистическая идеология составит общую для всех духовную основу и на базе русского языка произойдёт синтез культур, сложится единая «социалистическая» культура и «новая историческая общность - советский народ». Такая трактовка позволяла оправдать империалистические принципы построения государства, ставшего самоцелью.
Россия стала первой жертвой пагубного исторического парадокса - несмотря на декларируемую приверженность принципу детерминации общественного сознания общественным бытием, изменение политической составляющей общественной системы Российской Империи стало происходить раньше, чем были созданы предпосылки смены характера других сторон общественных отношений. Государство, - этот главный институт, поддерживающий право наследования и прочие патриархально-местнические устои, ставшие в эпоху индустриализации препятствием для инновационного развития производительных сил, - было опрометчиво использовано в качестве главного инструмента пролетарской мировой революции.
Ни Маркс, ни его большевистские последователи не могли представить, что организационной опорой коммунистического строя должна стать крупная корпорация, а вовсе не государство. Более того, несмотря на институциональное бессилие национального государства, отчётливо проявившееся во всём мире к началу 1990-х годов, надёжность и эффективность организующей мощи государства в деле революционного преобразования капиталистического строя до сих пор не подвергаются ни малейшему сомнению.
Для составления истинного представления о надёжности и эффективности государствоцентристского разрешения основного капиталистического противоречия между общественным характером производства и частной (частнокапиталистической) формой присвоения результатов производства уместно сопоставить советское государство с крупным акционерным обществом открытого типа. В таком сопоставлении советское государство представляется скорее не открытым, а закрытым акционерным обществом, в котором распорядители «акционерного» капитала - государственные чиновники - насильственно ограничивают «акционеров» в их возможностях распространять информацию, передвигаться за границу определённой территории, а также самостоятельно, на свой страх и риск, управлять своей собственностью. Для столь специфичного акционерного предприятия, каким оказался Советский Союз, законодательное запрещение всех форм частной собственности как основы свободного предпринимательства стало необходимым прикрытием изначальной абсурдности ограничений, создающих положение, в котором «хвост виляет собакой».
Практика «социалистического» хозяйствования, основанная на уничтожении большевистской «советской» властью частной собственности и свободы предпринимательства как исторически сложившихся источников инноваций, была подкреплена культивированием псевдорелигиозного фанатизма и усилением репрессивно-карательных функций «социалистического» госаппарата. В этих условиях чиновники Госплана и Госснаба, выступавшие в роли распорядителей общественного капитала, не были заинтересованы в поддержании инноваций. Они всячески старались оградить себя от риска и сопряжённых с ним ошибок, которые могли быть приравнены к вредительству, предпочитая ориентировать развитие страны на наиболее удачные и прошедшие апробацию технологические решения Запада.
Выбранный пролетарским чиновничеством догоняющий тип развития приводил к безнадёжному запаздыванию в воспроизводстве отраслевого баланса передовых капиталистических хозяйств. Надежды на преодоление запаздывания не было. В капиталистической экономике, развивающейся с опорой на открытые акционерные предприятия, происходило постоянное (хоть и стихийно-кризисное) обновление основных фондов. В советской же экономике, развивающейся с опорой на государственные предприятия, основные фонды в структуре индустриального способа производства создавались единовременно, как правило, на базе той или иной импортной инновационной технологии, волевым решением государственного чиновника, и затем амортизировались в течение 10-50 лет до полного износа. В это время технология практически не обновлялась и существенная часть перспективных научно-инженерных замыслов оставалась невостребованной. Буржуазный мир развивался с постоянно возрастающим опережением «социалистического лагеря» в области инновационных технологий, в то время как «социалистическая» экономика порождала в своём отставании всё больше бесполезного, низкоквалифицированного, непроизводительного труда, обостряя хронический дефицит товаров и услуг, доступных западному потребителю.
Руководители «социалистической» экономики, не имеющие юридического права на частное владение средствами производства, по характеру своей деятельности были ничем не лучше буржуазных «промышленных королей, власть которых находится в обратном отношении к их ответственности». По влиянию же результатов своей деятельности на личность, общество, экосистему «социалистические» распорядители «акционерного» («народного») капитала зачастую были, пожалуй, даже хуже. «Крупная промышленность, освобождённая от оков частной собственности», оказалась в оковах чиновничьего произвола, массовой безынициативности и тотальной бесхозяйственности, и, находясь в этих оковах, «социалистические» директора государственных предприятий воспроизводили основное противоречие капитализма в масштабах не меньших, чем «буржуазные» менеджеры крупных акционерных предприятий.
Буржуазные отношения, которые ещё во времена К. Маркса «стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство», так и не перешли на более высокую стадию своего развития. «Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы» так и осталось законсервированным в стадии частичного пробуждения. Причиной тому во многом стала «великая октябрьская социалистическая революция» 1917 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77