Маркс и Ф. Энгельс писали в «Манифесте Коммунистической партии» (1848 г), к началу 1990-х годов обрёл свою институциональную плоть и перестал быть призраком. Настало, наконец, время, когда изжившие себя институты освободили главенствующие позиции для утверждения нового, более разумного и жизнеутверждающего общественного порядка. Однако новый порядок не занял освобождённые позиции. С конца 20 века в мире нет ни старого (капиталистического), ни нового (коммунистического) порядка, и опасность глобального беспорядка ощущается всё острее.
Несмотря на сложившиеся к началу 1990-х годов институциональные предпосылки, коммунистический строй, неизбежно сменяющий, по Марксу, капитализм, пока не может быть установлен. Основным препятствием для наступления эры разума и справедливости является то, что идея коммунизма была дискредитирована предпринимавшимися на всём протяжении 20 века попытками установить коммунистический порядок с помощью капиталистических институтов власти.
Формирование институциональной основы нового общественного строя происходило скорее вопреки, чем благодаря энтузиазму ниспровергателей старых институциональных норм, воплотивших свои преждевременно-волюнтаристские действия в государственных, национально-причудливых формах «социализма» и «коммунизма» 20 века. Форсированные государствоцентристские попытки построения коммунизма в СССР, КНР и ряде других стран приводили не к отказу от институционального доминирования государства в пользу новых, более эффективных институциональных регуляторов, а к наращиванию государственного доминирования. Из-за этих попыток «призрак коммунизма» несколько десятилетий пребывал в обличии тиранического, полицейско-бюрократического монстра, способного на многочисленные злодеяния под знаменем «марксизма», о котором сам К. Маркс мог с полным основанием заявить: «Я знаю только одно, что я не марксист».
Для того чтобы представить, какой же, если не государствоцентристской, должна быть политика коммунистических преобразований, желательно выявить на каком именно этапе исторического пути к разумно регулируемым (коммунистическим) общественным отношениям роль главного социального регулятора была отведена государству-нации. После выявления общей логики трансформации традиционных контрольно-регулятивных систем, упорядочивающих общественные отношения на разных этапах их исторического развития, можно будет составить представление о перспективе формирования новой контрольно-регулятивной системы, адекватной потребностям грядущего общества, в которой государство останется важным, но отнюдь не доминирующим элементом.
Первым в истории социальным регулятором был, как известно, институт семьи, задававший весь производственный уклад в эпоху безраздельного господства натурального хозяйства. Инстинкт продолжения рода, скреплявший обширные семейно-родственные связи, определял направление рационального использования средств труда (включая рабов в эпоху рабовладения). Этот естественный регулятор в достаточной мере мотивировал земледельцев и отдельных ремесленников к добросовестному и производительному труду. Благополучие семьи, рода было своеобразным показателем рентабельности производства, а внутренним критерием производственной эффективности выступала степень реабилитации каждого члена семьи, то есть мера воспроизводства его способностей к трудовой деятельности. Причём от эффективности работы семейной или общинной экономической ячейки зависела жизнь человека: голод случался не так уж редко, поэтому «неэффективные ячейки» попросту вымирали.
Постепенно успехи в агрокультуре и агротехнике повышали производительность земледельческого труда, требуя всё большего количества ремесленных изделий надлежащего качества. В целях увеличения масштабов производства и удовлетворения вполне конкретных общественных запросов отдельные ремесленники начинали действовать сообща, объединяя свою собственность и свои трудовые усилия. Увеличившиеся масштабы производства и появление новой, частногрупповой собственности потребовали изобретения нового формата трудовой кооперации, новой регулятивной основы, способной координировать трудовые интересы, выходящие за рамки отдельной патриархальной семьи. Так в процессе отделения ремесла от сельского хозяйства и зарождения товарно-денежных отношений в лоне патриархального натурально-хозяйственного уклада жизни «феодальной структуре землевладения стала соответствовать в городах … феодальная организация ремесла».
Примечательной особенностью средневековых ремесленных корпораций стало наличие механизма самоуправления, отчуждённого от биологических ритмов и инстинктов человека. Если раньше производственно-трудовая дисциплина была подчинена сознательной воле главы семейства, патриарха, то теперь волевые качества зачастую определялись правилами трудовой дисциплины, определяемыми общей политикой цеха и закрепляемыми в уставе корпорации.
Подчинение более масштабным целям и ценностям возвысило личность отдельного ремесленника, раскрепостило возможности его самореализации. Новая регулятивная конструкция поднимала на более высокий уровень саму природу трудового человека, преобразовывая её в направлении большей нравственности и большей самоотдачи. Историки, исследующие жизнь ремесленных цехов средневековья, отмечают, что «политика цеха отражала и закрепляла большую трудовую ответственность и вообще высокую трудовую мораль данной среды, воспитывала уважение к труду и статусу основного работника».
Даже спустя много веков после того, как отраслевые корпорации утратили своё значение с точки зрения задач, решавшихся на этапе их возникновения, многие мыслители продолжали идеализировать организующие возможности этих «оазисов, возникших в двенадцатом веке среди феодальных лесов». Так, например, по Э. Дюркгейму, «корпорация призвана стать фундаментальной политической единицей и основой всей политической организации. Общество, вместо того чтобы оставаться тем, что оно есть сегодня, агрегатом расположенных рядом территориальных округов, должно стать обширной системой национальных корпораций». Причём, фундаментальной политической единицей призвана стать именно отраслевая, профессиональная корпорация. Врачебные, металлургические, горняцкие и прочие корпорации мыслились очагами нравственного оздоровления общества, избавления от социальной аномии через солидаризацию внутри профессиональной группы. Ведь «профессиональная группа обладает всем, чем нужно, чтобы охватить индивида и вырвать его из морального одиночества».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Несмотря на сложившиеся к началу 1990-х годов институциональные предпосылки, коммунистический строй, неизбежно сменяющий, по Марксу, капитализм, пока не может быть установлен. Основным препятствием для наступления эры разума и справедливости является то, что идея коммунизма была дискредитирована предпринимавшимися на всём протяжении 20 века попытками установить коммунистический порядок с помощью капиталистических институтов власти.
Формирование институциональной основы нового общественного строя происходило скорее вопреки, чем благодаря энтузиазму ниспровергателей старых институциональных норм, воплотивших свои преждевременно-волюнтаристские действия в государственных, национально-причудливых формах «социализма» и «коммунизма» 20 века. Форсированные государствоцентристские попытки построения коммунизма в СССР, КНР и ряде других стран приводили не к отказу от институционального доминирования государства в пользу новых, более эффективных институциональных регуляторов, а к наращиванию государственного доминирования. Из-за этих попыток «призрак коммунизма» несколько десятилетий пребывал в обличии тиранического, полицейско-бюрократического монстра, способного на многочисленные злодеяния под знаменем «марксизма», о котором сам К. Маркс мог с полным основанием заявить: «Я знаю только одно, что я не марксист».
Для того чтобы представить, какой же, если не государствоцентристской, должна быть политика коммунистических преобразований, желательно выявить на каком именно этапе исторического пути к разумно регулируемым (коммунистическим) общественным отношениям роль главного социального регулятора была отведена государству-нации. После выявления общей логики трансформации традиционных контрольно-регулятивных систем, упорядочивающих общественные отношения на разных этапах их исторического развития, можно будет составить представление о перспективе формирования новой контрольно-регулятивной системы, адекватной потребностям грядущего общества, в которой государство останется важным, но отнюдь не доминирующим элементом.
Первым в истории социальным регулятором был, как известно, институт семьи, задававший весь производственный уклад в эпоху безраздельного господства натурального хозяйства. Инстинкт продолжения рода, скреплявший обширные семейно-родственные связи, определял направление рационального использования средств труда (включая рабов в эпоху рабовладения). Этот естественный регулятор в достаточной мере мотивировал земледельцев и отдельных ремесленников к добросовестному и производительному труду. Благополучие семьи, рода было своеобразным показателем рентабельности производства, а внутренним критерием производственной эффективности выступала степень реабилитации каждого члена семьи, то есть мера воспроизводства его способностей к трудовой деятельности. Причём от эффективности работы семейной или общинной экономической ячейки зависела жизнь человека: голод случался не так уж редко, поэтому «неэффективные ячейки» попросту вымирали.
Постепенно успехи в агрокультуре и агротехнике повышали производительность земледельческого труда, требуя всё большего количества ремесленных изделий надлежащего качества. В целях увеличения масштабов производства и удовлетворения вполне конкретных общественных запросов отдельные ремесленники начинали действовать сообща, объединяя свою собственность и свои трудовые усилия. Увеличившиеся масштабы производства и появление новой, частногрупповой собственности потребовали изобретения нового формата трудовой кооперации, новой регулятивной основы, способной координировать трудовые интересы, выходящие за рамки отдельной патриархальной семьи. Так в процессе отделения ремесла от сельского хозяйства и зарождения товарно-денежных отношений в лоне патриархального натурально-хозяйственного уклада жизни «феодальной структуре землевладения стала соответствовать в городах … феодальная организация ремесла».
Примечательной особенностью средневековых ремесленных корпораций стало наличие механизма самоуправления, отчуждённого от биологических ритмов и инстинктов человека. Если раньше производственно-трудовая дисциплина была подчинена сознательной воле главы семейства, патриарха, то теперь волевые качества зачастую определялись правилами трудовой дисциплины, определяемыми общей политикой цеха и закрепляемыми в уставе корпорации.
Подчинение более масштабным целям и ценностям возвысило личность отдельного ремесленника, раскрепостило возможности его самореализации. Новая регулятивная конструкция поднимала на более высокий уровень саму природу трудового человека, преобразовывая её в направлении большей нравственности и большей самоотдачи. Историки, исследующие жизнь ремесленных цехов средневековья, отмечают, что «политика цеха отражала и закрепляла большую трудовую ответственность и вообще высокую трудовую мораль данной среды, воспитывала уважение к труду и статусу основного работника».
Даже спустя много веков после того, как отраслевые корпорации утратили своё значение с точки зрения задач, решавшихся на этапе их возникновения, многие мыслители продолжали идеализировать организующие возможности этих «оазисов, возникших в двенадцатом веке среди феодальных лесов». Так, например, по Э. Дюркгейму, «корпорация призвана стать фундаментальной политической единицей и основой всей политической организации. Общество, вместо того чтобы оставаться тем, что оно есть сегодня, агрегатом расположенных рядом территориальных округов, должно стать обширной системой национальных корпораций». Причём, фундаментальной политической единицей призвана стать именно отраслевая, профессиональная корпорация. Врачебные, металлургические, горняцкие и прочие корпорации мыслились очагами нравственного оздоровления общества, избавления от социальной аномии через солидаризацию внутри профессиональной группы. Ведь «профессиональная группа обладает всем, чем нужно, чтобы охватить индивида и вырвать его из морального одиночества».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77