Чем больше политическая риторика наполняется безграмотно-пустыми рассуждениями о народной, общинной мудрости и правоте, о том, насколько важно для власти её служение народу, тем больше эта риторика дискредитирует идею обобществления собственности как единственной возможности оптимизации управления корпоративным сектором экономики.
Переходящие из крайности в крайность адепты столь необходимых в России либеральных преобразований относятся к нацеленности народа на обобществление средств производства неуважительно и безрассудочно. Они не ставят перед собой задачи сохранить и преумножить общинное наследие россиян. Не зная, что с этим наследием делать, они призывают списать его в исторический архив, в котором хозяйничают те, кто увлечён идеей национализации собственности и государственного управления экономикой.
Особые недоумение и обеспокоенность возникают тогда, когда отечественные либерал-реформаторы стараются облечь свои призывы в форму научного знания, рассматривая общую (общинную) собственность как некое недоразумение в научной логике формирования полноценных частнособственнических отношений. «Обычно считается, - с нескрываемой иронией пишет, например, теоретик постиндустриализма В.Л. Иноземцев, - что частная собственность возникла в процессе разложения так называемой общинной собственности и впоследствии может быть замещена собственностью общественной. При этом упускается из виду, что такое рассуждение содержит в себе логическое противоречие, так как именно постулирование факта существования в прошлом общинной собственности становится инструментом доказательства возможности и неизбежности последующего отрицания частной собственности».
Пытаясь реабилитировать «обычные» размышления, которые видный российский экономист считает логически противоречивыми, следует вспомнить об одной из основных задач философии, заключающейся в определении связи между диалектическим мышлением (разумом) и обособляющей рефлексией (рассудком). Первое подвергает критике и упраздняет противопоставления, созданные вторым: «Для того, чтобы постичь существенное тождество вещи (в данном случае общественной собственности - А. Л.), мысль должна воссоздать движение, с помощью которого вещь становится своей противоположностью, а затем отрицает эту противоположность и включает её в собственное бытие». Существовавшая в прошлом общинная форма собственности, «снятая» собственностью частной, выражаясь словами Гегеля, «есть в то же время и сохранённое, которое только потеряло свою непосредственность, но от этого не уничтожено… Нечто снято лишь постольку, поскольку оно вступило в единство со своей противоположностью».
Даже с позиции обыденного сознания вполне очевидно, что никакая форма существования не падает в готовом виде с неба, и новое каким-то образом должно существовать в лоне старого, в тесной и непосредственной связи с ним, а это значит, что взаимоотношения людей на основе частной собственности должны опираться, как бы противоречиво это не звучало с точки зрения логики В.Л. Иноземцева, на общинные формы кооперации, которые, в свою очередь, обогатившись отношениями частной собственности, должны будут, с точки зрения диалектической логики, совершить очередной скачок качества, преобразовавшись в новые отношения, основанные на общественной собственности. В своём «снятом» виде эти качественно новые отношения предстают, по мысли теоретиков марксизма-ленинизма, в виде кооперации свободных работников и «их общего владения… произведёнными самим трудом средствами производства», и ничего противоречивого, по крайней мере с точки зрения философии, усмотреть в этом нельзя.
По К. Марксу общественная собственность не есть формально общая собственность всех или многих на средства производства. Но именно обратное положение, согласно которому общественная собственность понимается как формально общая (общенародная) собственность, было принято к руководству при проведении «коллективистских» преобразований в советской России. Вполне естественно, что преобразования экономического базиса, в основе которых лежал знак равенства между собственностью формально общенародной и собственностью общественной, не привели к прогнозируемому возникновению в России коллективистских отношений.
Из-за конъюнктурных искажений исторического материализма со стороны идеологов так называемого государственного социализма, понятие «общественная» собственность нуждается в скорейшей политэкономической реабилитации. Вплоть до полного завершения этой реабилитации, от использования понятия «общественная собственность» лучше отказаться, заменив его понятием «коллективная собственность». Такая замена никак не затрагивает смысла обосновываемых К. Марксом преобразований, поскольку «коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность» К. Маркс полностью отождествлял с понятием «общественная» собственность.
После того, как в эпоху «советской» власти «необходимым переходным пунктом к обратному превращению капитала в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность» вместо акционерного общества было выбрано национальное государство, понятия «общественная собственность» и «коллективная собственность» перестали восприниматься тождественными друг другу. В условиях, законодательного запрещения «советской» властью всех форм частной собственности, включая акционерную, первое понятие воспринималось больше относящимся к «государственной» собственности, второе - к «недоразвитой», по сравнению с государственной, «кооперативно-колхозной» собственности.
В характеристике отношений собственности, складывающихся в России по ходу разгосударствления и приватизации с конца 1980-х годов, понятие «коллективная собственность» с акционерными обществами тоже никак не связывалась. В законодательстве это понятие было впервые использовано после отмены принятого «советской» властью деления собственности на государственную, кооперативно-колхозную и личную. Произошло это в 1989 году. Как отмечает В. Иванов, «термин «коллективная собственность» впервые появился в законодательстве в 1989 г. в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде (ст. 10), и в Законе СССР «О собственности в СССР» (ст. 4). В 1990 г. этот термин был воспринят и российским законодательством (ст. З Закона РСФСР «О собственности в РСФСР», другие нормативные акты)».
Уже в 1995 году, по прошествии всего пяти лет с момента своего законодательного закрепления, правовой статус коллективной собственности был упразднён за ненадобностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Переходящие из крайности в крайность адепты столь необходимых в России либеральных преобразований относятся к нацеленности народа на обобществление средств производства неуважительно и безрассудочно. Они не ставят перед собой задачи сохранить и преумножить общинное наследие россиян. Не зная, что с этим наследием делать, они призывают списать его в исторический архив, в котором хозяйничают те, кто увлечён идеей национализации собственности и государственного управления экономикой.
Особые недоумение и обеспокоенность возникают тогда, когда отечественные либерал-реформаторы стараются облечь свои призывы в форму научного знания, рассматривая общую (общинную) собственность как некое недоразумение в научной логике формирования полноценных частнособственнических отношений. «Обычно считается, - с нескрываемой иронией пишет, например, теоретик постиндустриализма В.Л. Иноземцев, - что частная собственность возникла в процессе разложения так называемой общинной собственности и впоследствии может быть замещена собственностью общественной. При этом упускается из виду, что такое рассуждение содержит в себе логическое противоречие, так как именно постулирование факта существования в прошлом общинной собственности становится инструментом доказательства возможности и неизбежности последующего отрицания частной собственности».
Пытаясь реабилитировать «обычные» размышления, которые видный российский экономист считает логически противоречивыми, следует вспомнить об одной из основных задач философии, заключающейся в определении связи между диалектическим мышлением (разумом) и обособляющей рефлексией (рассудком). Первое подвергает критике и упраздняет противопоставления, созданные вторым: «Для того, чтобы постичь существенное тождество вещи (в данном случае общественной собственности - А. Л.), мысль должна воссоздать движение, с помощью которого вещь становится своей противоположностью, а затем отрицает эту противоположность и включает её в собственное бытие». Существовавшая в прошлом общинная форма собственности, «снятая» собственностью частной, выражаясь словами Гегеля, «есть в то же время и сохранённое, которое только потеряло свою непосредственность, но от этого не уничтожено… Нечто снято лишь постольку, поскольку оно вступило в единство со своей противоположностью».
Даже с позиции обыденного сознания вполне очевидно, что никакая форма существования не падает в готовом виде с неба, и новое каким-то образом должно существовать в лоне старого, в тесной и непосредственной связи с ним, а это значит, что взаимоотношения людей на основе частной собственности должны опираться, как бы противоречиво это не звучало с точки зрения логики В.Л. Иноземцева, на общинные формы кооперации, которые, в свою очередь, обогатившись отношениями частной собственности, должны будут, с точки зрения диалектической логики, совершить очередной скачок качества, преобразовавшись в новые отношения, основанные на общественной собственности. В своём «снятом» виде эти качественно новые отношения предстают, по мысли теоретиков марксизма-ленинизма, в виде кооперации свободных работников и «их общего владения… произведёнными самим трудом средствами производства», и ничего противоречивого, по крайней мере с точки зрения философии, усмотреть в этом нельзя.
По К. Марксу общественная собственность не есть формально общая собственность всех или многих на средства производства. Но именно обратное положение, согласно которому общественная собственность понимается как формально общая (общенародная) собственность, было принято к руководству при проведении «коллективистских» преобразований в советской России. Вполне естественно, что преобразования экономического базиса, в основе которых лежал знак равенства между собственностью формально общенародной и собственностью общественной, не привели к прогнозируемому возникновению в России коллективистских отношений.
Из-за конъюнктурных искажений исторического материализма со стороны идеологов так называемого государственного социализма, понятие «общественная» собственность нуждается в скорейшей политэкономической реабилитации. Вплоть до полного завершения этой реабилитации, от использования понятия «общественная собственность» лучше отказаться, заменив его понятием «коллективная собственность». Такая замена никак не затрагивает смысла обосновываемых К. Марксом преобразований, поскольку «коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность» К. Маркс полностью отождествлял с понятием «общественная» собственность.
После того, как в эпоху «советской» власти «необходимым переходным пунктом к обратному превращению капитала в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность» вместо акционерного общества было выбрано национальное государство, понятия «общественная собственность» и «коллективная собственность» перестали восприниматься тождественными друг другу. В условиях, законодательного запрещения «советской» властью всех форм частной собственности, включая акционерную, первое понятие воспринималось больше относящимся к «государственной» собственности, второе - к «недоразвитой», по сравнению с государственной, «кооперативно-колхозной» собственности.
В характеристике отношений собственности, складывающихся в России по ходу разгосударствления и приватизации с конца 1980-х годов, понятие «коллективная собственность» с акционерными обществами тоже никак не связывалась. В законодательстве это понятие было впервые использовано после отмены принятого «советской» властью деления собственности на государственную, кооперативно-колхозную и личную. Произошло это в 1989 году. Как отмечает В. Иванов, «термин «коллективная собственность» впервые появился в законодательстве в 1989 г. в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде (ст. 10), и в Законе СССР «О собственности в СССР» (ст. 4). В 1990 г. этот термин был воспринят и российским законодательством (ст. З Закона РСФСР «О собственности в РСФСР», другие нормативные акты)».
Уже в 1995 году, по прошествии всего пяти лет с момента своего законодательного закрепления, правовой статус коллективной собственности был упразднён за ненадобностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77