А еще говоришь!..
— Да не шуми ты, выслушай. Все видят, не один я... Разве ты мать! Ты — сухарь. Понимаешь — черствый сухарь... У тебя на уме одно — работа, работа. Пойми, Елена Петровна. У тебя же сложнейшая... Ну как бы тебе яснее сказать. Ну, скажем, «задача». Только таким языком ты и умеешь говорить. А Мирья твоя, хотя и получила хорошее воспитание и выросла в семье настоящего коммуниста, все же росла и формировалась в других условиях, в иной обстановке. Многие вещи ей надо разъяснять с азов. И не газетными фразами, на что мы с тобой слишком горазды... Ты понимаешь? Ее легко ранить, обидеть, даже ненароком. Понимаешь?..
— Вейкко, что ты хочешь от меня? Скажи, бога ради, что все-таки произошло? — Елена Петровна была в полном смятении.
— Вот что произошло. Новогоднюю ночь мы встретили и провели у меня. Скучновато, может быть, а потом... Потом Андрей ни с того ни с сего вдруг не захотел брать Мирью в Кайтасалми. Мирья обиделась, конечно, а потом, как на грех, после этого заблудились... А потом здесь, на берегу...
Елена Петровна слушала, мысленно торопила Вейкко слишком уж он медленно говорил о случившемся. Когда он закончил свой рассказ, она набросилась на него, как будто именно он был во всем виноват:
— А ты куда глядел, где был? Тоже мне «воспитатель!» Мало было оскорбления на берегу. Еще на собрании прибавили. А ты...
— Успокойся, Елена Петровна. Я и сам не знаю, что тебе посоветовать...
— Нужны мне твои советы...
Елена Петровна хлопнула дверью и ушла.
Домой она влетела вся запыхавшаяся, возбужденная.
— Что с тобой, мама? — испуганно спросила Мирья.— Мама!
А мама не знала, с чего начать, что сказать. И начала не так, она сама это почувствовала. Надо было иначе.
— Я все понимаю... («А что я понимаю?..») Слушай меня. («А дальше? Она слушает. Что слушать?») Изольда вернулась. Ты слышала?
— Слышала. Ну и что?
— Послушай, Мирья,— голос матери дрогнул.— Вот Изольду обвинили в воровстве... Я не верила, хотя очень мало знаю ее. Она сама призналась, а я все равно не верю. Ты понимаешь меня? Я говорю о тебе. Тебя я знаю лучше, чем ее. И о тебе никто плохое не думает...
— Но...
— Не обращай внимания на нее, на эту... Не хочется даже называть ее имени.
— А почему ты сразу мне не поверила?
— Я тебе поверила,— тихо сказала мать.—Нет, я ничего плохого не думала, глупенькая ты... Ты мне веришь?
Мирье хотелось прижаться к матери, заплакать, а может, засмеяться или заплакать и засмеяться одновременно. Но что-то сдерживало ее. Ведь они с матерью так редко обнимают друг друга. Мирья помнила, как мать ласкала ее, когда она была еще совсем маленькая. И потом, когда они встретились в Финляндии. И кажется, все.
Мирья стала рассказывать:
— Когда мы вышли от Вейкко, поднялась такая пурга, что в двух шагах ничего не было видно. У меня натирало ногу... и...
По голосу дочери Елена Петровна понимала, как ей было страшно и как в то же время интересно, романтично и сколько в этой ситуации было комического, над чем те
перь уже можно посмеяться. В конце рассказа голос Мирьи стал отрывистей.
— Я побежала домой. Я никого не впустила. Потом... написала в Финляндию...
— О чем? О том, что случилось на берегу?
— Нет, не о том. Мама, я все-таки... Я еще тебе не все сказала, но... Поймешь ли ты меня? Там Лейла, там Нийло, там...
— Ты хочешь вернуться в Финляндию? — Елена Петровна старалась задать вопрос как можно спокойнее, но голос выдал ее.
— Но ведь я останусь такой, какой была, не изменюсь.
В комнате стало тихо. Мать и дочь не смотрели друг
другу в глаза.
Наконец Мирья не выдержала:
— Почему ты ничего не говоришь?
— Но ведь ты же и не спросила, как я отношусь к этому.
— Я и так знаю. Но пойми меня.
— Ты уже взрослая. Ты выросла без меня. В других условиях. У тебя были другие...
— Нет, мама, не надо.
— Я ничего и не говорю. Только то, что дело это серьезное, надо еще раз подумать... У меня есть право просить тебя хорошо все обдумать.
«Как Вейкко, так и мама — одинаковы: «Надо думать»,— мелькнуло у Мирьи.— Так не завтра же я уеду, есть время».
Они молча поужинали. Если они и обменялись несколькими словами, то не касались того, о чем они обе думали.
Потом они пожелали друг другу спокойной ночи, погасили свет и замолчали. Обе они долго не .могли заснуть.
С тех пор они молчали. Они молчали, хотя и разговаривали каждое утро и каждый вечер. Пожалуй, больше, чем раньше, мать спрашивала, как прошел день, что сегодня Говорил дядя Ортьо, что новенького у девушек. Пожалуй, больше, чем раньше, она рассказывала о своей работе и заботах. И все-таки они молчали. Ни Елена Петровна, ни Мирья не обмолвились ни словом о том, о чем обе думали все время,— о намерении Мирьи вернуться в Финляндию.
О предстоящей свадьбе Марины Коллиевой говорил весь поселок. Но Мирья и Елена Петровна словно не знали о ней. Зато они говорили об Изольде. Елена Петровна сказала, как и раньше;
— Я не верю Изольде, врет она, что взяла деньги себе.
Пришла Нина и позвала Мирью к Изольде. Мирья охотно пошла. Ей Изольда тоже нравилась. Кроме того, с ней было связано что-то загадочное, а Мирья была еще в том возрасте, когда все таинственное кажется интересным.
Когда они пришли, Изольда подметала пол. Смахнув с лица волосы, спадавшие ей на глаза, она бросила веник и выбежала навстречу. Изольда так обрадовалась, что не знала, что делать: то ли помочь гостям раздеться, то ли домести пол. Она не сделала ни того, ни другого. Гости сами разделись, повесили пальто на вешалку. Пол так и остался неподметенным.
С того времени, когда Мирья последний раз видела Изольду, она мало изменилась. Только волосы ее были растрепанные и одета она была неряшливей, чем раньше. Впрочем, Мирья никогда не видела ее в домашних условиях. Они встречались только в столовой, там Изольда всегда была аккуратно причесана, в белом чистом халате, всегда сосредоточенная, озабоченная. А сейчас она, казалось, словно только что вскочила с постели, хотя был уже вечер. Ее осунувшееся лицо казалось еще более вытянутым, большой рот был чуть-чуть приоткрыт, словно она напряженно ожидала ответа на какой-то свой вопрос.
— Может, чайку попьем? — Изольда хотела идти к плите, но Нина удержала ее на месте: они пришли не чай пить.
— Мы тебя очень ждали,— сказала Нина и спросила многозначительно: — Тебе еще нужно будет ехать туда?
— Не знаю. Наверное, нет. Все и так ясно.
— Расскажи нам, Изольда, как все выяснилось,— выдавила наконец Нина.
— Выяснилось то, что было. Буду работать и постепенно погашу недостачу.
— Но это же несправедливо.
— Почему несправедливо? Кто же их будет за меня платить?
— Но ведь ты их не брала.
— Если бы не брала, то у меня бы их не требовали,— говорила Изольда безразличным тоном, словно речь шла о чем-то второстепенном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Да не шуми ты, выслушай. Все видят, не один я... Разве ты мать! Ты — сухарь. Понимаешь — черствый сухарь... У тебя на уме одно — работа, работа. Пойми, Елена Петровна. У тебя же сложнейшая... Ну как бы тебе яснее сказать. Ну, скажем, «задача». Только таким языком ты и умеешь говорить. А Мирья твоя, хотя и получила хорошее воспитание и выросла в семье настоящего коммуниста, все же росла и формировалась в других условиях, в иной обстановке. Многие вещи ей надо разъяснять с азов. И не газетными фразами, на что мы с тобой слишком горазды... Ты понимаешь? Ее легко ранить, обидеть, даже ненароком. Понимаешь?..
— Вейкко, что ты хочешь от меня? Скажи, бога ради, что все-таки произошло? — Елена Петровна была в полном смятении.
— Вот что произошло. Новогоднюю ночь мы встретили и провели у меня. Скучновато, может быть, а потом... Потом Андрей ни с того ни с сего вдруг не захотел брать Мирью в Кайтасалми. Мирья обиделась, конечно, а потом, как на грех, после этого заблудились... А потом здесь, на берегу...
Елена Петровна слушала, мысленно торопила Вейкко слишком уж он медленно говорил о случившемся. Когда он закончил свой рассказ, она набросилась на него, как будто именно он был во всем виноват:
— А ты куда глядел, где был? Тоже мне «воспитатель!» Мало было оскорбления на берегу. Еще на собрании прибавили. А ты...
— Успокойся, Елена Петровна. Я и сам не знаю, что тебе посоветовать...
— Нужны мне твои советы...
Елена Петровна хлопнула дверью и ушла.
Домой она влетела вся запыхавшаяся, возбужденная.
— Что с тобой, мама? — испуганно спросила Мирья.— Мама!
А мама не знала, с чего начать, что сказать. И начала не так, она сама это почувствовала. Надо было иначе.
— Я все понимаю... («А что я понимаю?..») Слушай меня. («А дальше? Она слушает. Что слушать?») Изольда вернулась. Ты слышала?
— Слышала. Ну и что?
— Послушай, Мирья,— голос матери дрогнул.— Вот Изольду обвинили в воровстве... Я не верила, хотя очень мало знаю ее. Она сама призналась, а я все равно не верю. Ты понимаешь меня? Я говорю о тебе. Тебя я знаю лучше, чем ее. И о тебе никто плохое не думает...
— Но...
— Не обращай внимания на нее, на эту... Не хочется даже называть ее имени.
— А почему ты сразу мне не поверила?
— Я тебе поверила,— тихо сказала мать.—Нет, я ничего плохого не думала, глупенькая ты... Ты мне веришь?
Мирье хотелось прижаться к матери, заплакать, а может, засмеяться или заплакать и засмеяться одновременно. Но что-то сдерживало ее. Ведь они с матерью так редко обнимают друг друга. Мирья помнила, как мать ласкала ее, когда она была еще совсем маленькая. И потом, когда они встретились в Финляндии. И кажется, все.
Мирья стала рассказывать:
— Когда мы вышли от Вейкко, поднялась такая пурга, что в двух шагах ничего не было видно. У меня натирало ногу... и...
По голосу дочери Елена Петровна понимала, как ей было страшно и как в то же время интересно, романтично и сколько в этой ситуации было комического, над чем те
перь уже можно посмеяться. В конце рассказа голос Мирьи стал отрывистей.
— Я побежала домой. Я никого не впустила. Потом... написала в Финляндию...
— О чем? О том, что случилось на берегу?
— Нет, не о том. Мама, я все-таки... Я еще тебе не все сказала, но... Поймешь ли ты меня? Там Лейла, там Нийло, там...
— Ты хочешь вернуться в Финляндию? — Елена Петровна старалась задать вопрос как можно спокойнее, но голос выдал ее.
— Но ведь я останусь такой, какой была, не изменюсь.
В комнате стало тихо. Мать и дочь не смотрели друг
другу в глаза.
Наконец Мирья не выдержала:
— Почему ты ничего не говоришь?
— Но ведь ты же и не спросила, как я отношусь к этому.
— Я и так знаю. Но пойми меня.
— Ты уже взрослая. Ты выросла без меня. В других условиях. У тебя были другие...
— Нет, мама, не надо.
— Я ничего и не говорю. Только то, что дело это серьезное, надо еще раз подумать... У меня есть право просить тебя хорошо все обдумать.
«Как Вейкко, так и мама — одинаковы: «Надо думать»,— мелькнуло у Мирьи.— Так не завтра же я уеду, есть время».
Они молча поужинали. Если они и обменялись несколькими словами, то не касались того, о чем они обе думали.
Потом они пожелали друг другу спокойной ночи, погасили свет и замолчали. Обе они долго не .могли заснуть.
С тех пор они молчали. Они молчали, хотя и разговаривали каждое утро и каждый вечер. Пожалуй, больше, чем раньше, мать спрашивала, как прошел день, что сегодня Говорил дядя Ортьо, что новенького у девушек. Пожалуй, больше, чем раньше, она рассказывала о своей работе и заботах. И все-таки они молчали. Ни Елена Петровна, ни Мирья не обмолвились ни словом о том, о чем обе думали все время,— о намерении Мирьи вернуться в Финляндию.
О предстоящей свадьбе Марины Коллиевой говорил весь поселок. Но Мирья и Елена Петровна словно не знали о ней. Зато они говорили об Изольде. Елена Петровна сказала, как и раньше;
— Я не верю Изольде, врет она, что взяла деньги себе.
Пришла Нина и позвала Мирью к Изольде. Мирья охотно пошла. Ей Изольда тоже нравилась. Кроме того, с ней было связано что-то загадочное, а Мирья была еще в том возрасте, когда все таинственное кажется интересным.
Когда они пришли, Изольда подметала пол. Смахнув с лица волосы, спадавшие ей на глаза, она бросила веник и выбежала навстречу. Изольда так обрадовалась, что не знала, что делать: то ли помочь гостям раздеться, то ли домести пол. Она не сделала ни того, ни другого. Гости сами разделись, повесили пальто на вешалку. Пол так и остался неподметенным.
С того времени, когда Мирья последний раз видела Изольду, она мало изменилась. Только волосы ее были растрепанные и одета она была неряшливей, чем раньше. Впрочем, Мирья никогда не видела ее в домашних условиях. Они встречались только в столовой, там Изольда всегда была аккуратно причесана, в белом чистом халате, всегда сосредоточенная, озабоченная. А сейчас она, казалось, словно только что вскочила с постели, хотя был уже вечер. Ее осунувшееся лицо казалось еще более вытянутым, большой рот был чуть-чуть приоткрыт, словно она напряженно ожидала ответа на какой-то свой вопрос.
— Может, чайку попьем? — Изольда хотела идти к плите, но Нина удержала ее на месте: они пришли не чай пить.
— Мы тебя очень ждали,— сказала Нина и спросила многозначительно: — Тебе еще нужно будет ехать туда?
— Не знаю. Наверное, нет. Все и так ясно.
— Расскажи нам, Изольда, как все выяснилось,— выдавила наконец Нина.
— Выяснилось то, что было. Буду работать и постепенно погашу недостачу.
— Но это же несправедливо.
— Почему несправедливо? Кто же их будет за меня платить?
— Но ведь ты их не брала.
— Если бы не брала, то у меня бы их не требовали,— говорила Изольда безразличным тоном, словно речь шла о чем-то второстепенном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93