Из бедной карельской семьи я увез с собой в Финляндию только вот эту трубку. А теперь у меня — миллионы. У других такие же возможности.
— У других? — Ортьо нахмурил брови и спросил с серьезным видом: — А я вот своей глупой башкой никак не могу понять, откуда каждому найдется купеческая дочь, чтобы жениться и магазин заодно получить? И кто же будет работать и покупать, если все торговать станут? Вот это мне непонятно.
— Видишь ли, Ортьо...— Коммерции советник задумался, как бы изложить мысль проще и доходчивее, чтобы ее понял этот необразованный рабочий.— Я возьму другой пример. Из вашей действительности. Мы были на заводе у Хуоти, современном, полностью автоматизированном радиоламповом заводе. Хуоти сам провел автоматизацию. Если бы Хуоти жил у нас, у него была бы возможность со временем основать свой точно такой же завод. Это было бы в интересах страны, и Хуоти стал бы богатым человеком. А здесь он так же живет на зарплату, как любой из его рабочих. Его в любой момент могут вышвырнуть на улицу, прогнать с работы, если он не угодит хозяину. Разве не так, Хуоти?
Директор завода пожал плечами:
— Отчасти. Я действительно получаю зарплату, как любой рабочий. Но есть и разница. Хозяин у нас — не какой-нибудь горный советник или коммерции советник. Понимаешь? Переведи-ка, Ортьо. Я лучше скажу по-русски.
— Давай говори. Я кое-что еще понимаю по-русски,— кивнул коммерции советник.
— Хозяин, работодатель у нас — государство, народ. Если я не угожу народу, то есть не буду действовать в интересах государства, то мне, разумеется, придется покинуть пост директора. На улицу меня, конечно, не выбросят. Поставят просто инженером. Работы хватает.
— Но у тебя нет ничего своего, нет надежды разбогатеть. Ты живешь только на зарплату, не так ли?
— Так ведь, Ортьо, и есть, как Мийккула говорит?— улыбнулся Хуоти.— Тебе никогда не приходила мысль разбогатеть каким-нибудь другим способом, помимо своего труда? Скажи, Ортьо.
— Хоть я книг и не читал, это дело я понимаю,— отвечал Ортьо.— Я живу своим трудом. А кто хочет стать богатым, тот лезет в чужой карман и кладет в свой. Другого способа стать богатым нет.
— А что в этом плохого? — улыбнулся коммерции советик.— Пример слишком примитивный. Я имею в виду не мелких воришек. Я говорю о частном предпринимательстве, о здоровой конкуренции. Кто способен, пусть идет вперед, берет свое. Это — закон жизни.
— Ну что ж,— заметил Ортьо.— В каждой стране свои законы. А у нас закон такой: если возьмешь чужое, тебя в милицию тащат. Чем больше захватишь, тем больше получишь годков, конечно, чтоб впредь неповадно было. А у вас мало грабить нельзя, много можно.
Хуоти показалось, что Ортьо говорит слишком грубо и может оскорбить гостя. Он вмешался в разговор;
— Переведи-ка, Ортьо. Я скажу по-русски. Скажи, что мы отошли от основной темы беседы. Скажи, что коммунистические идеи —это не экспортный товар и их нельзя насадить даже при помощи оружия. Все зависит от трудящихся той или иной страны.— Хуоти сказал вполголоса, обращаясь только к Ортьо: — Ты мог бы говорить повежливее. Хоть он и брат, все же он гость, иностранец. Переведи-ка, что я тебе сказал.
Ортьо перевел:
— Хуоти вот говорит, что дело коммунизма в капиталистических странах больше всего продвигает вперед ваш брат, всякие там коммерции советники да фабриканты. Он не тебя имел в виду — других. Хуоти говорит, что вот, когда вы сдерете с трудового люда семь шкур и приметесь снимать восьмую, то рабочие рассердятся и возьмут власть в свои руки. Вот что Хуоти велел перевести.
— Перевод, кажется, получился довольно вольным,— засмеялся коммерции советник, не забывший еще полностью русского языка, которым владел когда-то в молодости прилично.
Директор завода тоже захохотал. Ортьо обиделся и сказал ему по-русски:
— Чего регочешь? Сам же велел перевести повежливее.
Коммерции советник спросил с улыбкой у Ортьо:
— А как коммунисты объясняют это сдирание семи шкур? Ты думаешь, в наше время это так просто?
— Н-да,— растерялся Ортьо.—Да ведь я же не проходил большевистских курсов, ты же их прошел. Теорию изучил. Потом и на практику отправился.
Коммерции советник поморщился. Потом сказал сухо:
— Н-да, курсы эти... Давайте больше не будем говорить о них, хорошо?
Братья опять закурили свои трубки. Три одинаковые трубки, искусно вырезанные из карельской березы. В дверь постучали, и в номер вошел Нийло. Ортьо пододвинул к столу еще стул и стал приглашать Нийло к столу:
— Давайте, молодой человек, садитесь с нами.
— Нет, спасибо. Я уже обедал. Спасибо. Господин коммерции советник, позвольте узнать, вам ничего не нужно?
— Да, у меня чемоданы не уложены. Будьте добры, Нийло, помогите мне.
— Сейчас? — По всему было видно, что именно в этот момент у парня были какие-то свои дела.
— Вы, Нийло, надеюсь, понимаете, если я прошу что- то сделать, то не люблю, чтобы оттягивали или откладывали.
— Да, господин коммерции советник.— Нийло поклонился и вошел в соседнюю комнату, где находились вещи Кархунена.
Когда братья остались снова втроем, коммерции советник пояснил Ортьо:
— Нийло — один из моих служащих.
— Но разве он не на свои деньги поехал к нам? — спросил Ортьо.
— Разумеется, на свои. У нас, как и у вас, за счет фирмы в туристические поездки не ездят.
Потом коммерции советник вспомнил, что он не вручил Ортьо привезенные для него из Финляндии подарки. Хуоти подарки он отдал вчера у него дома, на квартире. По просьбе коммерции советника Нийло принес тяжелую, хорошо упакованную картонную коробку.
— Здесь одежда всякая,— пояснил коммерции советник,— у вас она стоит дороже. Выбери себе что понравится. Остальное можешь продать. Или как хочешь.
— Ну что ты, я никогда ничем не торговал. Да и не нужно бы мне ничего...
— Бери, бери, Нийло снесет пакет прямо в твой номер.
Микаэл Кархунен хотел лечь пораньше спать: завтра надо отправляться в путь. Ортьо сбегал в свой номер, который он взял сегодня — к. Хуоти далеко,— и принес брату свой подарок — оленя с волокушей, вырезанного им самим из ольхового дерева. Микаэл похвалил подарок, сказав, что это же произведение искусства и что в Финляндии на таких штучках Ортьо мог бы заработать кучу денег и жить припеваючи.
Придя к себе, Ортьо открыл коробку, подаренную братом. В ней действительно оказалась одежда. Мужская и женская. И обувь.
Ортьо стал рассматривать пиджак. Он был из дорогого сукна, но уже поношенный. Нет, не рваный, но в каких-то пятнах. Ортьо взял ботинки. Подошва еще крепкая, каблуки
не сбиты, но заметно было, что в них уже немало походили. Взял платье: хорошо сшитое, из красивой ткани. Но опять- таки с дырочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— У других? — Ортьо нахмурил брови и спросил с серьезным видом: — А я вот своей глупой башкой никак не могу понять, откуда каждому найдется купеческая дочь, чтобы жениться и магазин заодно получить? И кто же будет работать и покупать, если все торговать станут? Вот это мне непонятно.
— Видишь ли, Ортьо...— Коммерции советник задумался, как бы изложить мысль проще и доходчивее, чтобы ее понял этот необразованный рабочий.— Я возьму другой пример. Из вашей действительности. Мы были на заводе у Хуоти, современном, полностью автоматизированном радиоламповом заводе. Хуоти сам провел автоматизацию. Если бы Хуоти жил у нас, у него была бы возможность со временем основать свой точно такой же завод. Это было бы в интересах страны, и Хуоти стал бы богатым человеком. А здесь он так же живет на зарплату, как любой из его рабочих. Его в любой момент могут вышвырнуть на улицу, прогнать с работы, если он не угодит хозяину. Разве не так, Хуоти?
Директор завода пожал плечами:
— Отчасти. Я действительно получаю зарплату, как любой рабочий. Но есть и разница. Хозяин у нас — не какой-нибудь горный советник или коммерции советник. Понимаешь? Переведи-ка, Ортьо. Я лучше скажу по-русски.
— Давай говори. Я кое-что еще понимаю по-русски,— кивнул коммерции советник.
— Хозяин, работодатель у нас — государство, народ. Если я не угожу народу, то есть не буду действовать в интересах государства, то мне, разумеется, придется покинуть пост директора. На улицу меня, конечно, не выбросят. Поставят просто инженером. Работы хватает.
— Но у тебя нет ничего своего, нет надежды разбогатеть. Ты живешь только на зарплату, не так ли?
— Так ведь, Ортьо, и есть, как Мийккула говорит?— улыбнулся Хуоти.— Тебе никогда не приходила мысль разбогатеть каким-нибудь другим способом, помимо своего труда? Скажи, Ортьо.
— Хоть я книг и не читал, это дело я понимаю,— отвечал Ортьо.— Я живу своим трудом. А кто хочет стать богатым, тот лезет в чужой карман и кладет в свой. Другого способа стать богатым нет.
— А что в этом плохого? — улыбнулся коммерции советик.— Пример слишком примитивный. Я имею в виду не мелких воришек. Я говорю о частном предпринимательстве, о здоровой конкуренции. Кто способен, пусть идет вперед, берет свое. Это — закон жизни.
— Ну что ж,— заметил Ортьо.— В каждой стране свои законы. А у нас закон такой: если возьмешь чужое, тебя в милицию тащат. Чем больше захватишь, тем больше получишь годков, конечно, чтоб впредь неповадно было. А у вас мало грабить нельзя, много можно.
Хуоти показалось, что Ортьо говорит слишком грубо и может оскорбить гостя. Он вмешался в разговор;
— Переведи-ка, Ортьо. Я скажу по-русски. Скажи, что мы отошли от основной темы беседы. Скажи, что коммунистические идеи —это не экспортный товар и их нельзя насадить даже при помощи оружия. Все зависит от трудящихся той или иной страны.— Хуоти сказал вполголоса, обращаясь только к Ортьо: — Ты мог бы говорить повежливее. Хоть он и брат, все же он гость, иностранец. Переведи-ка, что я тебе сказал.
Ортьо перевел:
— Хуоти вот говорит, что дело коммунизма в капиталистических странах больше всего продвигает вперед ваш брат, всякие там коммерции советники да фабриканты. Он не тебя имел в виду — других. Хуоти говорит, что вот, когда вы сдерете с трудового люда семь шкур и приметесь снимать восьмую, то рабочие рассердятся и возьмут власть в свои руки. Вот что Хуоти велел перевести.
— Перевод, кажется, получился довольно вольным,— засмеялся коммерции советник, не забывший еще полностью русского языка, которым владел когда-то в молодости прилично.
Директор завода тоже захохотал. Ортьо обиделся и сказал ему по-русски:
— Чего регочешь? Сам же велел перевести повежливее.
Коммерции советник спросил с улыбкой у Ортьо:
— А как коммунисты объясняют это сдирание семи шкур? Ты думаешь, в наше время это так просто?
— Н-да,— растерялся Ортьо.—Да ведь я же не проходил большевистских курсов, ты же их прошел. Теорию изучил. Потом и на практику отправился.
Коммерции советник поморщился. Потом сказал сухо:
— Н-да, курсы эти... Давайте больше не будем говорить о них, хорошо?
Братья опять закурили свои трубки. Три одинаковые трубки, искусно вырезанные из карельской березы. В дверь постучали, и в номер вошел Нийло. Ортьо пододвинул к столу еще стул и стал приглашать Нийло к столу:
— Давайте, молодой человек, садитесь с нами.
— Нет, спасибо. Я уже обедал. Спасибо. Господин коммерции советник, позвольте узнать, вам ничего не нужно?
— Да, у меня чемоданы не уложены. Будьте добры, Нийло, помогите мне.
— Сейчас? — По всему было видно, что именно в этот момент у парня были какие-то свои дела.
— Вы, Нийло, надеюсь, понимаете, если я прошу что- то сделать, то не люблю, чтобы оттягивали или откладывали.
— Да, господин коммерции советник.— Нийло поклонился и вошел в соседнюю комнату, где находились вещи Кархунена.
Когда братья остались снова втроем, коммерции советник пояснил Ортьо:
— Нийло — один из моих служащих.
— Но разве он не на свои деньги поехал к нам? — спросил Ортьо.
— Разумеется, на свои. У нас, как и у вас, за счет фирмы в туристические поездки не ездят.
Потом коммерции советник вспомнил, что он не вручил Ортьо привезенные для него из Финляндии подарки. Хуоти подарки он отдал вчера у него дома, на квартире. По просьбе коммерции советника Нийло принес тяжелую, хорошо упакованную картонную коробку.
— Здесь одежда всякая,— пояснил коммерции советник,— у вас она стоит дороже. Выбери себе что понравится. Остальное можешь продать. Или как хочешь.
— Ну что ты, я никогда ничем не торговал. Да и не нужно бы мне ничего...
— Бери, бери, Нийло снесет пакет прямо в твой номер.
Микаэл Кархунен хотел лечь пораньше спать: завтра надо отправляться в путь. Ортьо сбегал в свой номер, который он взял сегодня — к. Хуоти далеко,— и принес брату свой подарок — оленя с волокушей, вырезанного им самим из ольхового дерева. Микаэл похвалил подарок, сказав, что это же произведение искусства и что в Финляндии на таких штучках Ортьо мог бы заработать кучу денег и жить припеваючи.
Придя к себе, Ортьо открыл коробку, подаренную братом. В ней действительно оказалась одежда. Мужская и женская. И обувь.
Ортьо стал рассматривать пиджак. Он был из дорогого сукна, но уже поношенный. Нет, не рваный, но в каких-то пятнах. Ортьо взял ботинки. Подошва еще крепкая, каблуки
не сбиты, но заметно было, что в них уже немало походили. Взял платье: хорошо сшитое, из красивой ткани. Но опять- таки с дырочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93