— Заниматься-то она занимается. Это такая упрямая язва. Мне иногда кажется, что она назло нам занимается. Но вчера я случайно зашла в комнату, где она играла, смотрю — а у нее на глазах слезы. Спрашиваю, не случилось ли чего в школе, а эта злюка отвечает: тебе какое дело! Вот слышите, сегодня с самого обеда засела, даже за уроки еще не принималась. Так вы точно не поругались?
— Честное слово, нет!
— Значит, она еще на кого-нибудь сердится или в школе что-то стряслось, опять небось двойку схватила, противная девчонка. Наверняка по физике, снова по физике этой, вот и злится сама на себя, все лень-матушка, а тут, глядите-ка — пять часов подряд по клавишам колотит, закрылась в комнате, чтобы со мной не ругаться. Будто хочет на этой музыке перебеситься, все долбит одно и то же. Вы уж, пожалуйста, сегодня долго не занимайтесь. Скажите ей, что торопитесь, похвалите немножко, а то она в расстроенных чувствах, лучше ее не трогать, к ней в такие моменты вообще не надо приставать — никому спуску не даст, и нам потом целую неделю вовсе житья не будет.
Но Адрика меня встретила нормально, как мне показалось, даже веселее обычного. Не заметно было, что ее мое появление раздосадовало, скорее наоборот, была на редкость выдержанной, спокойной, вроде даже обрадовалась моему приходу и заниматься ей хотелось. Не дав мне усесться, сразу начала играть. Но нота с точкой ей все-таки не удавалась, хотя в большинстве случаев она сыграла ее правильно. Может, Адрика и сама свои ошибки замечала, да только не хотела подать виду, что боится этой точки. Во всяком случае, волновалась она ужасно. Будто после каждого такта, где была нота с точкой, ждала замечания. Я ее не останавливал, только похваливал после каждого упражнения и всего раз указал на ошибку, хотя сегодня их было больше обычного.
— Ну что же, я могу и ошибиться,— заметила она, улыбнувшись,— но сознайтесь — дело пошло на лад. Ведь видно, что я занимаюсь?
— А я разве возражаю? Я и сам вас все время хвалю.
— Хвалить-то хвалите, но вот не всегда по делу. А я ведь, правда, занимаюсь. Хоть вам и кажется, что у меня нет чувства ритма.
— Ничего подобного, я этого не говорил.
— Ну, значит, думали.
— Это вы сами думали, а я ни разу так не сказал. Только обращал ваше внимание на ноту с точкой.
— Но сегодня-то я уже не ошибалась!
— Ошибались, и сегодня тоже.
— Ну, всего только разок. Один-единственный раз ошиблась.
— Не разок, а четыре раза. Просто три раза я смолчал. Надо быть еще внимательнее. Ритм нужно чувствовать. А считайте для того, чтобы проверять себя. Даже, когда одна. Ежедневно. И обязательно вслух.
— А если нет?
— На нет и суда нет.
— Вы только не волнуйтесь за меня! Солнышко мое, вы меня еще не знаете! Увидите, через неделю я уже не буду ошибаться...
И все же она ошиблась. А я снова не смолчал. Да еще позволил себе ухмыльнуться, так что мы почти поругались.
— Вы надо мной просто издеваетесь, конечно, издеваетесь. Ненавижу таких злюк и ехидин.
— Да вовсе я не ехидина!
— Я, когда одна, совсем не ошибаюсь.
— Ошибаетесь, только, наверное, не замечаете. Вы же при мне ошибаетесь постоянно.
— Так это я только при вас и ошибаюсь. Давайте еще раз сыграю, но без счета.
— Я без счета не хочу.
— Ну хоть попробую.
— Попробуйте, только со счетом.
— А я не хочу считать.
— Я вижу. Вы же сами прекрасно знаете, почему не любите считать.
— Вы меня просто разозлить хотите.
— Никого я и никогда еще не хотел разозлить. И уж во всяком случае не вас.
— Не ошибалась я! — Она не на шутку рассердилась.— И вообще, я уже перестала ошибаться, точно вам говорю.
— Вы и вправду так думаете?
— Да, я уверена.
— А можно я скажу все, как есть на само деле?
— Ну что же, говорите!
— Верно, вы не ошибаетесь.
— Тогда зачем вы меня злите? Почему издеваетесь?
— Вообще-то мне не хотелось вам это говорить. Это не ошибки. У вас просто нет чувства ритма.
Вот этого, уж точно, говорить не следовало. Пожалуй,
это было с моей стороны даже жестоко. Только до меня не сразу дошло. В отличие от Адрики. У нее на лице все было написано. Она чуть не разревелась от злости. Я уже было, подумал, что сейчас окажусь за дверью. Смерив меня ядовитым взглядом, она вдруг вытянула ладони и перед самым моим носом начала вдруг перебирать пальцами, а потом рассмеялась, и в глазах у нее появилось победное выражение:
— Ну-ка, полюбуйтесь, какие у меня красивые пальцы!
Конечно, она на меня разозлилась. Вот незадача. И зачем я это сказал, сам не знаю. Ясное дело, она обиделась. И правильно сделала. Не заслужила Адрика такого, ведь как старается, не чета мне. А до чего же ей, бедной, мне отомстить хотелось. Она, наверное, думала, что ей это удалось. Только вот ритм, что тут поделаешь, если нет у нее чувства ритма! Согласится она со мной или нет, но будь у нее хоть во сто раз больше терпения, играть ей не научиться. Зря только сердится, жалко ее, попусту ведь время убивает. Если с умом подойти, его можно и получше истратить. А вдруг у нее ритм все- таки есть? Ведь музыка для нее не профессия. Нечего ее равнять с моими сокурсниками. Попробуй спроси меня что-нибудь по химии или хоть по физике этой жуткой, право слово, мне бы не поздоровилось.
Кто же, впрочем, признается, что в чем-то плохо соображает? Но если бы она и согласилась, что чувства ритма у нее нет, ей при желании ничего бы не стоило меня просто высмеять. Повод всегда найдется. И еще, если бы она признала мою правоту, то спокойно могла бы сказать, чтоб я больше к ним не приходил. Впрочем, она и так мне это почти сказала. Может, мне к ним и в самом деле не надо было ходить? А с другой стороны, как же не ходить? Ведь хожу я к ним не только из- за одной фисгармонии.
Я все-таки пошел. И оказалось, что все в порядке. Адрика встретила меня значительно приветливее, чем можно было ожидать.
— Вы думали, я обиделась.— Она рассмеялась искренним, почти добродушным смехом, словно хотела восстановить то, что, как ей казалось, было нарушено.—
Я немного обиделась, но ненадолго. Вы задумали надо мной подшутить, а я решила показать, что тоже за словом в карман не лезу. Я обижаюсь легко, но все же могу взять себя в руки, когда захочу. Хотя обычно никогда никому не прощаю. Я думала, вы у нас больше не покажетесь. Тот раз я по-настоящему рассердилась. И вы тоже. Но не волнуйтесь, фисгармонию я не брошу. Занимаюсь даже больше, чем раньше.
Это сразу бросалось в глаза. Действительно, она занималась. Хвалить я ее не хвалил, но и не ругал тоже. Только после каждого упражнения бросал короткое замечание.
— Хорошо. Продолжайте.— Или, если мне что-то не нравилось, говорил, чтобы проиграла еще раз.
Не обошлось и без разговоров. Мы говорили даже больше, чем раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25