Но вовсе не о музыке. За исключением моих рассказов о нашей семье. У нас дома все любили музыку. Хотя инструментов сроду не водилось. Она же, как обычно, рассказывала о пчелах. Пчелах своего отца. Дело в том, что отец ее был пасечник. И все они тоже занимались пчелами.
Провожая меня, уже в саду, она все же не выдержала и спросила:
— Правда, я сегодня хорошо играла?
— Правда, не хотелось об этом говорить, ну да ладно. Всего-навсего два раза ошиблись.
И я продолжал ходить в этот дом. Все оставалось по-прежнему. Она занималась, успехи были налицо, и даже с ритмом уладилось. Но все же то здесь, то там проскакивали ритмические ошибки. Она пыталась скрыть от меня свою усидчивость и терпение, однако не всегда успешно, временами ее прорывало, и мне оставалось только удивляться ее работоспособности. Даже приходилось изредка поругивать. Если раньше я хвалил ее просто так, то теперь все больше убеждался, что мои похвалы она, собственно, заслужила, и придерживал свои комплименты только для того, чтобы не поощрять ее самомнения.
Я и сам могу быть усидчивым, но все же частенько после встречи с ней убеждал себя работать еще упорнее и настойчивее. Даже на ночь глядя стал заниматься. А бывали случаи, что и заполночь засиживался. Хозяйка
глухая, никому я не мешал, вот меня самого иногда беспокоили. Кто бы это мог быть? Пару раз случалось, что кто-то, услышав мою игру, стучал с улицы в окошко, конечно, в шутку, я выглядывал, но улица была пуста, разве что в самом конце, на углу мелькала какая-то тень. А случалось, что я целыми часами просиживал просто так. Не хотелось заниматься, и все тут. Возьму, бывало, в руки валторну, дуну два-три раза — плохо — и кладу инструмент на место. Ну а на фортепьяно, то бишь на столе, настоящего ведь у меня не было, играл я, если бывал сильно зод. Да и не слишком усердствовал, боялся, что хозяйка станет отчитывать в один прекрасный день за разломанный стол.
Вот если бы в костеле разрешили заниматься! Только ведь священнослужители, они такие: хотят музыку слушать тогда, когда им, то есть костелу это нужно. А на критику горазды! Всякий мог позволить себе замечание. Некоторые даже во время службы. Причем, как правило, именно тогда, когда я не так уж и плохо играл, то есть мне казалось, что играю я лучше обычного. Но никто этого не замечал. Почему-то им и в голову прийти не могло, что научиться играть можно только тогда, когда много занимаешься, при этом надо иметь где и на чем заниматься, и работать приходится ой-ой-ой сколько.
А у меня казенная валторна, хлам да и только, фортепьяно вообще нет, тут занимайся не занимайся пани учительница все равно не похвалит. Что ей, теперь не хватает бородавок моих, что ли? Самое лучшее — вообще на все наплевать! Зачем я, собственно говоря, учусь музыке? Ведь можно было выбрать любое другое дело, пойти учиться ремеслу. Выбирай, что душе угодно! Чему хочешь можно выучиться. А как хорошо в деревне, на поле. Ой вы кони, мои кони! Вот здорово было бы пахать или там бороновать. А ведь скажи кому-нибудь — не поверит. Но я-то сызмальства в лошадях разбираюсь. Кстати говоря, именно потому, что у нас самих коня вовсе не было. Зато у соседа был. И я при всякой возможности норовил помочь ему править лошадьми. Особенно здорово была ездить на телеге в конце лета, когда уже созревал виноград (сорта у нас в основном чабана и малага). Погрузит сосед на телегу несколько корзин и едет продавать виноград на равнину, где только пшеница родит. Раза два доезжали мы и до самых северных областей. Да, многого мне здесь не
достает. И нашего винограда тоже. Край у нас виноградный, про другие деревни не скажу, но в нашей этого добра всегда у людей вдоволь — и осенью, и на рождество, а кое у кого и до пасхи сохранялся. Обидно ужасно, но ведь я ни в этом году, ни в прошлом думать не думал, как там у нас собирали виноград.
И зачем я сюда приехал? Чего тут хорошего? Ну, в самом деле, чего? Есть здесь костел, а в костеле орган, я о нем день и ночь только мечтаю, во сне вижу, как играю на нем, и хорошо играю. Я студент и хочу учиться. Хочу закончить училище. Каждый из нас должен что-то делать, научиться чему-то. Была бы у меня хоть фисгармония, что ли...
На занятиях по специальности преподаватель меня отругал. Рассердился, что я не принес Копраша, а больше всего его бесило, что у меня нет очередной тетрадки Виппериха. Только где же ее взять? На первом курсе я купил «Школу игры на валторне» Кауцкого, ее еще можно было достать, вот я по ней и начал заниматься, но потом мне велено было перейти на Виппериха. Мы занимались по разным его тетрадям, иногда перепадали кое-какие от старшекурсников, те, что им уже не нужны были. Попросить мне Виппериха было не у кого, и я отправился в Девинскую Новую Вес к одному парню из нашего училища — Рудо Слободе. Адреса я не знал, пришлось у людей расспрашивать. Короче, направили они меня, куда надо, а я давай снова спрашивать, пока не встретил отца этого Рудо.
— Заходите, заходите, я его отец.
Рудо как раз занимался. Я у него никогда не бывал, но он совсем не удивился. Даже обрадовался, будто только меня и ждал. Как увидел, кто пришел, тут же поднес к губам инструмент, но, прежде чем сыграть, спросил:
— Вот хоть ты скажи, ну разве это плохой звук?
Лично мне звук понравился.
Тут Рудо прямо понесло:
— У меня ведь уже с пятого класса такое звучание и всегда хорошо было, а тут на тебе — плохо?! Наш мне без конца твердит, меняй да меняй атаку.
— Он и мне так говорил, только давно уже перестал. Рудо, знаешь я чего приехал? Мне Випперих нужен.
— Випперих? Постой! А который? Слушай, у меня все тетради есть. Хочешь, я тебе их подарю?
— Да на что мне все? Мне бы одну только. Если тебе еще нужны, я и переписать могу.
— Да ладно, возьми все, они мне все равно ни к чему. Бросаю я училище.
Только было я хотел спросить что да как, но тут снова объявился его папаша.
— Рудо! К тебе же товарищ приехал, предложи ему капусты.
Он сказал это так радушно, будто мы с Рудо ему какое- то одолжение делали.
А Рудо ни с того ни с сего разозлился. Не взаправду, конечно, но это я после понял, не сразу, просто у них с отцом такие разговоры были делом обычным:
— Ты что же думаешь, он ее есть будет? Может, эта капуста уже и несъедобная вовсе.
— Да что ей сделается, Рудо? Я только что ел.
Рудо недовольно отложил инструмент:
— Ну и съел бы всю. Глядеть на эту капусту тошно.
— А я тебе и не предлагаю! — Отец указал одной рукой на него, а другой на меня.— Кто тебе предлагает? Угости товарища. Вот увидишь, ему понравится.
И оказался прав. Капуста была вкусная. Рудо наполнил мою тарелку, и под аккомпанемент его брюзжаний я все вчистую подмел. Надо сказать, что Рудо вовсе не на меня злился, он давно психовал из-за неправильной 'атаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Провожая меня, уже в саду, она все же не выдержала и спросила:
— Правда, я сегодня хорошо играла?
— Правда, не хотелось об этом говорить, ну да ладно. Всего-навсего два раза ошиблись.
И я продолжал ходить в этот дом. Все оставалось по-прежнему. Она занималась, успехи были налицо, и даже с ритмом уладилось. Но все же то здесь, то там проскакивали ритмические ошибки. Она пыталась скрыть от меня свою усидчивость и терпение, однако не всегда успешно, временами ее прорывало, и мне оставалось только удивляться ее работоспособности. Даже приходилось изредка поругивать. Если раньше я хвалил ее просто так, то теперь все больше убеждался, что мои похвалы она, собственно, заслужила, и придерживал свои комплименты только для того, чтобы не поощрять ее самомнения.
Я и сам могу быть усидчивым, но все же частенько после встречи с ней убеждал себя работать еще упорнее и настойчивее. Даже на ночь глядя стал заниматься. А бывали случаи, что и заполночь засиживался. Хозяйка
глухая, никому я не мешал, вот меня самого иногда беспокоили. Кто бы это мог быть? Пару раз случалось, что кто-то, услышав мою игру, стучал с улицы в окошко, конечно, в шутку, я выглядывал, но улица была пуста, разве что в самом конце, на углу мелькала какая-то тень. А случалось, что я целыми часами просиживал просто так. Не хотелось заниматься, и все тут. Возьму, бывало, в руки валторну, дуну два-три раза — плохо — и кладу инструмент на место. Ну а на фортепьяно, то бишь на столе, настоящего ведь у меня не было, играл я, если бывал сильно зод. Да и не слишком усердствовал, боялся, что хозяйка станет отчитывать в один прекрасный день за разломанный стол.
Вот если бы в костеле разрешили заниматься! Только ведь священнослужители, они такие: хотят музыку слушать тогда, когда им, то есть костелу это нужно. А на критику горазды! Всякий мог позволить себе замечание. Некоторые даже во время службы. Причем, как правило, именно тогда, когда я не так уж и плохо играл, то есть мне казалось, что играю я лучше обычного. Но никто этого не замечал. Почему-то им и в голову прийти не могло, что научиться играть можно только тогда, когда много занимаешься, при этом надо иметь где и на чем заниматься, и работать приходится ой-ой-ой сколько.
А у меня казенная валторна, хлам да и только, фортепьяно вообще нет, тут занимайся не занимайся пани учительница все равно не похвалит. Что ей, теперь не хватает бородавок моих, что ли? Самое лучшее — вообще на все наплевать! Зачем я, собственно говоря, учусь музыке? Ведь можно было выбрать любое другое дело, пойти учиться ремеслу. Выбирай, что душе угодно! Чему хочешь можно выучиться. А как хорошо в деревне, на поле. Ой вы кони, мои кони! Вот здорово было бы пахать или там бороновать. А ведь скажи кому-нибудь — не поверит. Но я-то сызмальства в лошадях разбираюсь. Кстати говоря, именно потому, что у нас самих коня вовсе не было. Зато у соседа был. И я при всякой возможности норовил помочь ему править лошадьми. Особенно здорово была ездить на телеге в конце лета, когда уже созревал виноград (сорта у нас в основном чабана и малага). Погрузит сосед на телегу несколько корзин и едет продавать виноград на равнину, где только пшеница родит. Раза два доезжали мы и до самых северных областей. Да, многого мне здесь не
достает. И нашего винограда тоже. Край у нас виноградный, про другие деревни не скажу, но в нашей этого добра всегда у людей вдоволь — и осенью, и на рождество, а кое у кого и до пасхи сохранялся. Обидно ужасно, но ведь я ни в этом году, ни в прошлом думать не думал, как там у нас собирали виноград.
И зачем я сюда приехал? Чего тут хорошего? Ну, в самом деле, чего? Есть здесь костел, а в костеле орган, я о нем день и ночь только мечтаю, во сне вижу, как играю на нем, и хорошо играю. Я студент и хочу учиться. Хочу закончить училище. Каждый из нас должен что-то делать, научиться чему-то. Была бы у меня хоть фисгармония, что ли...
На занятиях по специальности преподаватель меня отругал. Рассердился, что я не принес Копраша, а больше всего его бесило, что у меня нет очередной тетрадки Виппериха. Только где же ее взять? На первом курсе я купил «Школу игры на валторне» Кауцкого, ее еще можно было достать, вот я по ней и начал заниматься, но потом мне велено было перейти на Виппериха. Мы занимались по разным его тетрадям, иногда перепадали кое-какие от старшекурсников, те, что им уже не нужны были. Попросить мне Виппериха было не у кого, и я отправился в Девинскую Новую Вес к одному парню из нашего училища — Рудо Слободе. Адреса я не знал, пришлось у людей расспрашивать. Короче, направили они меня, куда надо, а я давай снова спрашивать, пока не встретил отца этого Рудо.
— Заходите, заходите, я его отец.
Рудо как раз занимался. Я у него никогда не бывал, но он совсем не удивился. Даже обрадовался, будто только меня и ждал. Как увидел, кто пришел, тут же поднес к губам инструмент, но, прежде чем сыграть, спросил:
— Вот хоть ты скажи, ну разве это плохой звук?
Лично мне звук понравился.
Тут Рудо прямо понесло:
— У меня ведь уже с пятого класса такое звучание и всегда хорошо было, а тут на тебе — плохо?! Наш мне без конца твердит, меняй да меняй атаку.
— Он и мне так говорил, только давно уже перестал. Рудо, знаешь я чего приехал? Мне Випперих нужен.
— Випперих? Постой! А который? Слушай, у меня все тетради есть. Хочешь, я тебе их подарю?
— Да на что мне все? Мне бы одну только. Если тебе еще нужны, я и переписать могу.
— Да ладно, возьми все, они мне все равно ни к чему. Бросаю я училище.
Только было я хотел спросить что да как, но тут снова объявился его папаша.
— Рудо! К тебе же товарищ приехал, предложи ему капусты.
Он сказал это так радушно, будто мы с Рудо ему какое- то одолжение делали.
А Рудо ни с того ни с сего разозлился. Не взаправду, конечно, но это я после понял, не сразу, просто у них с отцом такие разговоры были делом обычным:
— Ты что же думаешь, он ее есть будет? Может, эта капуста уже и несъедобная вовсе.
— Да что ей сделается, Рудо? Я только что ел.
Рудо недовольно отложил инструмент:
— Ну и съел бы всю. Глядеть на эту капусту тошно.
— А я тебе и не предлагаю! — Отец указал одной рукой на него, а другой на меня.— Кто тебе предлагает? Угости товарища. Вот увидишь, ему понравится.
И оказался прав. Капуста была вкусная. Рудо наполнил мою тарелку, и под аккомпанемент его брюзжаний я все вчистую подмел. Надо сказать, что Рудо вовсе не на меня злился, он давно психовал из-за неправильной 'атаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25