Домашние мне ничем помочь не могли, даже деньжат на учебу подбросить, вот и дали мне хороший совет, где можно подработать, не важно — кто именно, посоветовали, и все тут — короче, устроился я в Иванку органистом. Честно говоря, на органе я играть не умел, но разве в этом дело.
Деревне нужен был органист, мне надо было учиться, а инструмента не было. Упражняться не на чем было по общему фортепьяно. Ну, и само собой, нужны были деньги. Да еще как! А ждать, пока выучусь играть, было некогда. Дело обычное, после войны нищих студентов вроде меня было пруд пруди, учителя, конечно, все понимали, но запрещали нам подхалтуривать, боялись, что настоящих музыкантов из нас уже не выйдет. Наверное, они были правы. А в отношении меня, так точно. Подработать я всегда был не прочь. Иной раз до учебы просто руки не доходили. То свадьбы, то похороны, то вечеринки, а бывало, и просто какие-то дурацкие пьянки, а то вдруг пригласят к какому-нибудь любителю повеселиться за рюмочкой, когда к бедному, когда к богатому, конечно, лучше, если к богатому, те хоть не забывали про меня, когда по случаю забоя свиньи созывали приятелей на домашнюю колбасу с потрохами.
Такие вот дела. В разных местах, у незнакомых людей и всякий раз на новом инструменте. На чем только не приходилось играть! А нет под рукой инструмента — добывай, где хочешь, ну и что такого, думал я, ведь главное, что колбаса уже в печи. Поэтому не удивительно, что ни тогда, ни теперь я не нашел, и уж, Наверное, никогда в будущем не обрести мне душевного спокойствия — с настоящей музыкой пришлось распрощаться.
Но давайте по порядку. Теперь я на все смотрю иначе и в воспоминаниях стараюсь настроиться на веселый лад, но тогда, это я теперь только понял, происходящее виделось мне совершенно в другом свете. Главное, надо было на что-то жить! Стипендию я получал, но она была не больно велика, и ее хватало самое большее на пропитание, повышать ее для меня было некому, да, честно говоря, и не за что, студент я был не из лучших. Правда, по отдельным предметам пролез в отличники, зато по остальным вовсе успехов не имел.
Случалось и засыпать на занятиях. И не мудрено. Иной раз так намаешься где-нибудь, валторну лучше вообще пропустишь, а не то преподаватель как пить дать выгонит, стоит ему взглянуть на мои губы или попросить взять какой-нибудь звук — сразу поймет, где и как его ученик ночку-другую упражнялся. Но я все равно ухитрялся найти себе оправдание. Из дома мне никогда ничего не присылали. Откуда им было взять? Братьев и сестер у нас было столько, что, если одного- двух, а то и трех-четырех не было видно, никто этого не замечал и переполоха не устраивал, недосуг было каждый день нас пересчитывать: ушел — и как отрезанный ломоть, а если вестей не подает, ну и слава богу, значит, хорошо устроился!
Бывало всякое! Ботинки рвутся и расползаются, костюм обтрепанный, рубашки на ладан дышат, носки — дырка на дырке, зимнее пальто, эх, да что там говорить, смотреть страшно, а ты сиди занимайся! Даже собственного инструмента не было — учись как знаешь! Только чему так выучишься? В училище тебе, конечно, инструмент' выдадут, но какой? Жестянку! Его еще до тебя в пух. и прах расстроили и разломали, а ты мучайся! Ну я, черт бы его побрал, и мучался! В основном поначалу. А дальше — еще больше. И с инструментом и со всем остальным. Чего только не бывало. Разорился на рубашку — не осталось на еду, пришлось потом в студенческой
столовой на дармовщину супом перебиваться, а пока дотянул до своей грошовой стипендии, так оголодал, что проел ее дня за четыре, ну, может, за неделю, а потом ругал себя на чем свет стоит — опять пришлось перейти на суп, и вдобавок не было у меня ни нотной тетради, ни карандаша, да еще и ручку потерял — чем было писать? И на чем? Где взять на тетрадку или хоть на более-менее приличную нотную бумагу! Преподаватель был человек в общем-то добрый, но как назло в самые неподходящие моменты ухитрялся выдавать что-нибудь малоприятное, вроде:
— Послушай-ка, парень, на следующий урок принеси Копраша. А если у Завадского еще есть Клинг, то и его купи, потом ведь не достанешь. И следующую тетрадь из Виппериха не мешало бы у кого-нибудь переписать.
Кауцкий, Випперих, Копраш, Клинг. Этюды. Кто из валторнистов их не знает? И этих, и еще множество других. Черт бы унес всех этих Клингов-Копрашов с Випперихом в придачу!
Как бы не так, унесет! А с приработками тоже раз на раз не приходилось. Особенно вначале. Вот разве что похороны? Но сколько их за год наберется? Разве это доход? Не заметишь, куда разойдется. Какие уж там приработки! Если и заработаешь что на похоронах, большая ли радость?
Вот еще удовольствие! Ну почему я должен иметь доход от похорон, да еще и радоваться этому? А куда ты денешься? Поначалу не больно приходилось выбирать. Тут за любой заработок спасибо скажешь. Первое время в Иванке у меня не было знакомых. Потом пообвык, людей узнал поближе, освоился. И с кормежкой стало получше. Подружился я с деревенскими конюхами, стали они меня звать к себе на кухню или, точнее сказать, в столовую поужинать. Готовили там неплохо. Два, а не то и три раза в неделю бывал у них на ужин гуляш, ну и другое что, разве все упомнишь? Но вот гуляш мне запомнился хорошо. Порции были здоровые, а ели из больших фаянсовых мисок и всегда только ложками. Мне, правда, уж не знаю почему, сразу как я появился, подали не как другим — на тарелке и положили нож с вилкой. Меня это малость злило — туда ведь ходили и девушки, и все они ели ложками из мисок. Для меня
делали исключение, меня это задевало, и я намекнул поцарихе, что хочу есть как все — в миске и ложкой, но повариха, черт ее знает почему, продолжала давать мне тарелку, вилку и нож, она как начала меня ото всех отличать, так и пошло, я ее за это чуть ли не возненавидел. Ведь из-за своего особенного положения мне никак не удавалось подружиться со всеми ребятами, а уж с девушками и подавно. Так ни с одной и не познакомился, хотя было их там немало и некоторые мне здорово приглянулись, а кое-кто особенно, чего сейчас вспоминать, кто именно, но тогда они мне до того нравились, прямо хоть плачь, я так измучился, что в конце концов решил туда больше не ходить вообще.
Но видеться с ними я все же продолжал. Так уж получалось. Чаще всего на улице. Поздороваешься, и все'. Даже вспоминать не хочется. Вы уже, наверное, поняли, что я за человек. Жил один как перст и был ужасно застенчив. Сам себе удивляюсь. Сейчас, по правде говоря, в это даже поверить трудно. Мои сокурсники были смелее, имели кое-какой опыт, почти у каждого были по этой части определенные успехи, которыми они не брезговали и похвастаться. А я даже не решался встревать в их разговоры на такие темы, предпочитал отмалчиваться, чтобы меня, не дай бог, не начали исповедовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Деревне нужен был органист, мне надо было учиться, а инструмента не было. Упражняться не на чем было по общему фортепьяно. Ну, и само собой, нужны были деньги. Да еще как! А ждать, пока выучусь играть, было некогда. Дело обычное, после войны нищих студентов вроде меня было пруд пруди, учителя, конечно, все понимали, но запрещали нам подхалтуривать, боялись, что настоящих музыкантов из нас уже не выйдет. Наверное, они были правы. А в отношении меня, так точно. Подработать я всегда был не прочь. Иной раз до учебы просто руки не доходили. То свадьбы, то похороны, то вечеринки, а бывало, и просто какие-то дурацкие пьянки, а то вдруг пригласят к какому-нибудь любителю повеселиться за рюмочкой, когда к бедному, когда к богатому, конечно, лучше, если к богатому, те хоть не забывали про меня, когда по случаю забоя свиньи созывали приятелей на домашнюю колбасу с потрохами.
Такие вот дела. В разных местах, у незнакомых людей и всякий раз на новом инструменте. На чем только не приходилось играть! А нет под рукой инструмента — добывай, где хочешь, ну и что такого, думал я, ведь главное, что колбаса уже в печи. Поэтому не удивительно, что ни тогда, ни теперь я не нашел, и уж, Наверное, никогда в будущем не обрести мне душевного спокойствия — с настоящей музыкой пришлось распрощаться.
Но давайте по порядку. Теперь я на все смотрю иначе и в воспоминаниях стараюсь настроиться на веселый лад, но тогда, это я теперь только понял, происходящее виделось мне совершенно в другом свете. Главное, надо было на что-то жить! Стипендию я получал, но она была не больно велика, и ее хватало самое большее на пропитание, повышать ее для меня было некому, да, честно говоря, и не за что, студент я был не из лучших. Правда, по отдельным предметам пролез в отличники, зато по остальным вовсе успехов не имел.
Случалось и засыпать на занятиях. И не мудрено. Иной раз так намаешься где-нибудь, валторну лучше вообще пропустишь, а не то преподаватель как пить дать выгонит, стоит ему взглянуть на мои губы или попросить взять какой-нибудь звук — сразу поймет, где и как его ученик ночку-другую упражнялся. Но я все равно ухитрялся найти себе оправдание. Из дома мне никогда ничего не присылали. Откуда им было взять? Братьев и сестер у нас было столько, что, если одного- двух, а то и трех-четырех не было видно, никто этого не замечал и переполоха не устраивал, недосуг было каждый день нас пересчитывать: ушел — и как отрезанный ломоть, а если вестей не подает, ну и слава богу, значит, хорошо устроился!
Бывало всякое! Ботинки рвутся и расползаются, костюм обтрепанный, рубашки на ладан дышат, носки — дырка на дырке, зимнее пальто, эх, да что там говорить, смотреть страшно, а ты сиди занимайся! Даже собственного инструмента не было — учись как знаешь! Только чему так выучишься? В училище тебе, конечно, инструмент' выдадут, но какой? Жестянку! Его еще до тебя в пух. и прах расстроили и разломали, а ты мучайся! Ну я, черт бы его побрал, и мучался! В основном поначалу. А дальше — еще больше. И с инструментом и со всем остальным. Чего только не бывало. Разорился на рубашку — не осталось на еду, пришлось потом в студенческой
столовой на дармовщину супом перебиваться, а пока дотянул до своей грошовой стипендии, так оголодал, что проел ее дня за четыре, ну, может, за неделю, а потом ругал себя на чем свет стоит — опять пришлось перейти на суп, и вдобавок не было у меня ни нотной тетради, ни карандаша, да еще и ручку потерял — чем было писать? И на чем? Где взять на тетрадку или хоть на более-менее приличную нотную бумагу! Преподаватель был человек в общем-то добрый, но как назло в самые неподходящие моменты ухитрялся выдавать что-нибудь малоприятное, вроде:
— Послушай-ка, парень, на следующий урок принеси Копраша. А если у Завадского еще есть Клинг, то и его купи, потом ведь не достанешь. И следующую тетрадь из Виппериха не мешало бы у кого-нибудь переписать.
Кауцкий, Випперих, Копраш, Клинг. Этюды. Кто из валторнистов их не знает? И этих, и еще множество других. Черт бы унес всех этих Клингов-Копрашов с Випперихом в придачу!
Как бы не так, унесет! А с приработками тоже раз на раз не приходилось. Особенно вначале. Вот разве что похороны? Но сколько их за год наберется? Разве это доход? Не заметишь, куда разойдется. Какие уж там приработки! Если и заработаешь что на похоронах, большая ли радость?
Вот еще удовольствие! Ну почему я должен иметь доход от похорон, да еще и радоваться этому? А куда ты денешься? Поначалу не больно приходилось выбирать. Тут за любой заработок спасибо скажешь. Первое время в Иванке у меня не было знакомых. Потом пообвык, людей узнал поближе, освоился. И с кормежкой стало получше. Подружился я с деревенскими конюхами, стали они меня звать к себе на кухню или, точнее сказать, в столовую поужинать. Готовили там неплохо. Два, а не то и три раза в неделю бывал у них на ужин гуляш, ну и другое что, разве все упомнишь? Но вот гуляш мне запомнился хорошо. Порции были здоровые, а ели из больших фаянсовых мисок и всегда только ложками. Мне, правда, уж не знаю почему, сразу как я появился, подали не как другим — на тарелке и положили нож с вилкой. Меня это малость злило — туда ведь ходили и девушки, и все они ели ложками из мисок. Для меня
делали исключение, меня это задевало, и я намекнул поцарихе, что хочу есть как все — в миске и ложкой, но повариха, черт ее знает почему, продолжала давать мне тарелку, вилку и нож, она как начала меня ото всех отличать, так и пошло, я ее за это чуть ли не возненавидел. Ведь из-за своего особенного положения мне никак не удавалось подружиться со всеми ребятами, а уж с девушками и подавно. Так ни с одной и не познакомился, хотя было их там немало и некоторые мне здорово приглянулись, а кое-кто особенно, чего сейчас вспоминать, кто именно, но тогда они мне до того нравились, прямо хоть плачь, я так измучился, что в конце концов решил туда больше не ходить вообще.
Но видеться с ними я все же продолжал. Так уж получалось. Чаще всего на улице. Поздороваешься, и все'. Даже вспоминать не хочется. Вы уже, наверное, поняли, что я за человек. Жил один как перст и был ужасно застенчив. Сам себе удивляюсь. Сейчас, по правде говоря, в это даже поверить трудно. Мои сокурсники были смелее, имели кое-какой опыт, почти у каждого были по этой части определенные успехи, которыми они не брезговали и похвастаться. А я даже не решался встревать в их разговоры на такие темы, предпочитал отмалчиваться, чтобы меня, не дай бог, не начали исповедовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25