Будь и вправду где-нибудь рай с лазурными или разукрашенными небесными вратами, а при них сам святой Петр с раззолоченными, украшенными бриллиантами ключами, которые звоном своим вещали б неземное блаженство, я бы все равно, вот вам крест, увидев такое, о
смерти. Старшие дочери на ней немного учились. Сейчас вот эта. Только не научилась ничему, и все ей кажется, что фисгармония виновата. Знаю я эти штучки. Может, вы сначала сами фисгармонию опробуете? Отец на ней так хорошо когда-то играл. Пожалуйста, вот стул! Не стесняйтесь, прошу вас. И не бойтесь, я беспокоить не буду...
Адрика открыла фисгармонию. Но я как-то струсил сначала. Лучше бы, конечно, опробовать инструмент одному. А им будто не терпится, стоят над душой и глазеют. Ну, что было делать? Только вперед! На фисгармонию!
Это был самый обычный инструмент с одним мануалом, какой бывал, по крайней мере, в мои школьные годы в любой деревенской школе, где на нем играли обычно директор или же учитель, если в школе было несколько учителей. Обычно же учитель был всего один, он же и директор, и органист, и воспитатель, и хором руководит. Взял я для начала пару регистров, потом добавил еще и наиграл, несколько тягучих аккордов. Звучало не так уж скверно. Мать Адрики тут же принялась меня расхваливать. Даже ладони сложила, будто собралась аплодировать.
— Чудесно, чудесно!
А я, подождав, пока отзвучала моя скромная музыкальная мысль, если ее вообще можно так назвать, выдержал паузу и с улыбкой поддакнул:
— Да, фисгармония хорошая. Замечательный, просто великолепный инструмент, на таком играть одно удовольствие!
После этого заявления мать Адрики вышла,— мол, не хочет нам мешать и меня нервировать, хотя я уже играл при ней, а главное, боится, как бы при ней я не постеснялся сказать Адрике, что, во-первых, она не слишком старательна, а во-вторых, не так уж умна, как про себя воображает.
Это было сказано с улыбкой, и дочь с улыбкой же восприняла ее слова, а немного погодя сказала:
— Это она просто так. Нашу маму надо знать. Не нужно ее понимать дословно.
— Ясное дело, мамы они все одинаковые.
Потом мы перебирали ноты. Их оказалось довольно увесистая стопка. Все несложные сочинения. Известных, малоизвестных и вовсе неизвестных композиторов. Прелюдия, вальсок из тех, что все знают. Откуда берутся эти вальсы?
Хм, чего только не найдешь в нотах! Сборник модуляций для органа. «Встреча» Шуберта и «Грезы» Шумана, Франц Легар и Букстехуде . Ух, ты! Даже Букстехуде? Неужто дедуля и его осилил? Впрочем, все бывает. Нет, вряд ли, сомнительно что-то. И опять прелюдии, прелюдии вперемежку с песнями, а среди них затесались Иоганн Брамс и Россини. Россини — «Вильгельм Телль». Гобой. Увертюра. Пасторали. Мы их играли на рождество. Рождественская пастушеская месса. Вальсы, песенки. Моцарт — «Песня любви». «Сорренто» и «Санта Лючия». Петер Фекете и «Зегуиз Кашегай». И дальше: . Бум, бум... Григ, Моцарт, Чайковский, Бетховен — «К Элизе». Снова Петер Фекете. Потом Ференц Лист и тут же какой-то ночной сторож Цибуля:
Ткнулось все село в подушки, спят себсна то и ночь, я ж от них, испив две кружки, духов злых отгоняю прочь .
Извините, это я просто так, с места на место перекладываю...ликуй, Исайя, пророк господень, предсказанный тобой мессия уже в яслях лежит...» (Из до-мажор как нечего делать смодулировать через соль- мажор, а потом пойдут уверенные альтерированные доминанты, которые, однако, карабкаются яростно и шумно наверх, пренебрегая субординацией, но вдруг, какая досада — р-раз! И мы уже в ми-бемоль-мажоре — это помягче, но и здесь подпрыгиваем, вытягиваемся, а все что-то не выходит, не можем не то что черешню сорвать, а даже с дерева ее сбить...) Так-так, понятно! А что там дальше? «На персидском базаре», «Халиф из Багдада», только людям удается все так испоганить, медведь им, что ли, на ухо наступил? Рггергазхаш, пан Шопен! И опять Франц Легар, а после него П. Венделин Кучер— знаем, смешанное четырехголосие! Сколько раз приходилось тенору выводить сопрано или петь басом!). Гуно: «Аве Мария». И. Шуберт. Р. Вагнер — «Лоэнгрин». Кому отдать лейтмотив или кольцо Нибелунгов? Певцы нюрнбергские, маэстро, где вы?! «Свадебный марш» Мендельсона- Бертольди. Этот умер раньше Вагнера. Мендельсон. Говорят, сердце не выдержало. Нам про это рассказал пан учитель на истории музыки, а сам при этом ухмылялся, словно собирался жить вечно! И представьте, тоже умер, причем, кажется, от инфаркта. М-да! «Два платочка». По-словацки и по-чешски. И «Чечевица» в придачу. (Ну да? Значит, да! Чечевица, вот те на!) И — «Как на грядке, во садочке, чечевица зелена... Ах ты, мама, моя мама, мне наказ такой дала... Чтобы целый день полола, на коленках ползала...» И.-С. Бах — «Прелюдии и Фуги». Смотри-ка, ну и дед! Мы перебирали ноты и уже начали улыбаться друг другу. Решили найти ре-минор, и пожалуйста! Еще отыскали мы в Бахе вложенный туда листок нотной бумаги, и на нем каллиграфическим почерком выведено карандашом — Карел Валечка «В той скалицкой зеленой рощице». Переворачиваем. Снова Карел Валечка «В ступавской корчме невесело». Ну причем здесь Бах? Может, кто- то хотел... «...и никогда там не слышно музыки-и-и-и, но каждая песня в душе...»
Я вытащил «Школу игры на фортепьяно» и спросил:
— Ноты немного знаете?
Она нерешительно кивнула:
— Немного. И клавиатуру тоже. А больше, наверное, ничего...
Чтобы почувствовать себя увереннее, я решил сперва проэкзаменовать ее. Подвинул другой стул и пересел.
— Пожалуйста, можете начинать.
— Господи, уж не думаете ли вы мне прослушивание устраивать?
— Да вы не бойтесь! Я хочу только посмотреть, что вы умеете. Начнем с первого упражнения. И быстренько все пройдем. Надо закрепить материал. Ну, начнем! — показал я на первое упражнение.
Она поджала губы, на миг даже будто застыла, чтобы собраться с духом.
— Только вы надо мной не смейтесь!
И, постепенно смелея, начала играть, но губ все равно не разжимала.
Упражнение я ей дал доиграть, хотя, конечно же, надо было прервать в самом начале. Закончив, она сидела выпрямившись, пожалуй, даже чересчур, голову держала высоко, то ли хотела чуть-чуть повыставляться, а скорее от неуверенности, сомневалась все же в себе. Мне даже показалось, что она больше меня смущалась. Да и волновалась заметно. Вот я и не решился ее остановить, хотя уже в первом упражнении она раза два соврала, не выдержала темп, наверное, хотела это упражнение доиграть как можно быстрее или показать, что и впрямь его знает. Только и было у нее что аппликатура правильная, а ведь упражнение это совсем простенькое, для правой руки — пришлось ей объяснить, как опускать на клавиатуру руку — легко и свободно, а вот запястье должно быть подвижным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
смерти. Старшие дочери на ней немного учились. Сейчас вот эта. Только не научилась ничему, и все ей кажется, что фисгармония виновата. Знаю я эти штучки. Может, вы сначала сами фисгармонию опробуете? Отец на ней так хорошо когда-то играл. Пожалуйста, вот стул! Не стесняйтесь, прошу вас. И не бойтесь, я беспокоить не буду...
Адрика открыла фисгармонию. Но я как-то струсил сначала. Лучше бы, конечно, опробовать инструмент одному. А им будто не терпится, стоят над душой и глазеют. Ну, что было делать? Только вперед! На фисгармонию!
Это был самый обычный инструмент с одним мануалом, какой бывал, по крайней мере, в мои школьные годы в любой деревенской школе, где на нем играли обычно директор или же учитель, если в школе было несколько учителей. Обычно же учитель был всего один, он же и директор, и органист, и воспитатель, и хором руководит. Взял я для начала пару регистров, потом добавил еще и наиграл, несколько тягучих аккордов. Звучало не так уж скверно. Мать Адрики тут же принялась меня расхваливать. Даже ладони сложила, будто собралась аплодировать.
— Чудесно, чудесно!
А я, подождав, пока отзвучала моя скромная музыкальная мысль, если ее вообще можно так назвать, выдержал паузу и с улыбкой поддакнул:
— Да, фисгармония хорошая. Замечательный, просто великолепный инструмент, на таком играть одно удовольствие!
После этого заявления мать Адрики вышла,— мол, не хочет нам мешать и меня нервировать, хотя я уже играл при ней, а главное, боится, как бы при ней я не постеснялся сказать Адрике, что, во-первых, она не слишком старательна, а во-вторых, не так уж умна, как про себя воображает.
Это было сказано с улыбкой, и дочь с улыбкой же восприняла ее слова, а немного погодя сказала:
— Это она просто так. Нашу маму надо знать. Не нужно ее понимать дословно.
— Ясное дело, мамы они все одинаковые.
Потом мы перебирали ноты. Их оказалось довольно увесистая стопка. Все несложные сочинения. Известных, малоизвестных и вовсе неизвестных композиторов. Прелюдия, вальсок из тех, что все знают. Откуда берутся эти вальсы?
Хм, чего только не найдешь в нотах! Сборник модуляций для органа. «Встреча» Шуберта и «Грезы» Шумана, Франц Легар и Букстехуде . Ух, ты! Даже Букстехуде? Неужто дедуля и его осилил? Впрочем, все бывает. Нет, вряд ли, сомнительно что-то. И опять прелюдии, прелюдии вперемежку с песнями, а среди них затесались Иоганн Брамс и Россини. Россини — «Вильгельм Телль». Гобой. Увертюра. Пасторали. Мы их играли на рождество. Рождественская пастушеская месса. Вальсы, песенки. Моцарт — «Песня любви». «Сорренто» и «Санта Лючия». Петер Фекете и «Зегуиз Кашегай». И дальше: . Бум, бум... Григ, Моцарт, Чайковский, Бетховен — «К Элизе». Снова Петер Фекете. Потом Ференц Лист и тут же какой-то ночной сторож Цибуля:
Ткнулось все село в подушки, спят себсна то и ночь, я ж от них, испив две кружки, духов злых отгоняю прочь .
Извините, это я просто так, с места на место перекладываю...ликуй, Исайя, пророк господень, предсказанный тобой мессия уже в яслях лежит...» (Из до-мажор как нечего делать смодулировать через соль- мажор, а потом пойдут уверенные альтерированные доминанты, которые, однако, карабкаются яростно и шумно наверх, пренебрегая субординацией, но вдруг, какая досада — р-раз! И мы уже в ми-бемоль-мажоре — это помягче, но и здесь подпрыгиваем, вытягиваемся, а все что-то не выходит, не можем не то что черешню сорвать, а даже с дерева ее сбить...) Так-так, понятно! А что там дальше? «На персидском базаре», «Халиф из Багдада», только людям удается все так испоганить, медведь им, что ли, на ухо наступил? Рггергазхаш, пан Шопен! И опять Франц Легар, а после него П. Венделин Кучер— знаем, смешанное четырехголосие! Сколько раз приходилось тенору выводить сопрано или петь басом!). Гуно: «Аве Мария». И. Шуберт. Р. Вагнер — «Лоэнгрин». Кому отдать лейтмотив или кольцо Нибелунгов? Певцы нюрнбергские, маэстро, где вы?! «Свадебный марш» Мендельсона- Бертольди. Этот умер раньше Вагнера. Мендельсон. Говорят, сердце не выдержало. Нам про это рассказал пан учитель на истории музыки, а сам при этом ухмылялся, словно собирался жить вечно! И представьте, тоже умер, причем, кажется, от инфаркта. М-да! «Два платочка». По-словацки и по-чешски. И «Чечевица» в придачу. (Ну да? Значит, да! Чечевица, вот те на!) И — «Как на грядке, во садочке, чечевица зелена... Ах ты, мама, моя мама, мне наказ такой дала... Чтобы целый день полола, на коленках ползала...» И.-С. Бах — «Прелюдии и Фуги». Смотри-ка, ну и дед! Мы перебирали ноты и уже начали улыбаться друг другу. Решили найти ре-минор, и пожалуйста! Еще отыскали мы в Бахе вложенный туда листок нотной бумаги, и на нем каллиграфическим почерком выведено карандашом — Карел Валечка «В той скалицкой зеленой рощице». Переворачиваем. Снова Карел Валечка «В ступавской корчме невесело». Ну причем здесь Бах? Может, кто- то хотел... «...и никогда там не слышно музыки-и-и-и, но каждая песня в душе...»
Я вытащил «Школу игры на фортепьяно» и спросил:
— Ноты немного знаете?
Она нерешительно кивнула:
— Немного. И клавиатуру тоже. А больше, наверное, ничего...
Чтобы почувствовать себя увереннее, я решил сперва проэкзаменовать ее. Подвинул другой стул и пересел.
— Пожалуйста, можете начинать.
— Господи, уж не думаете ли вы мне прослушивание устраивать?
— Да вы не бойтесь! Я хочу только посмотреть, что вы умеете. Начнем с первого упражнения. И быстренько все пройдем. Надо закрепить материал. Ну, начнем! — показал я на первое упражнение.
Она поджала губы, на миг даже будто застыла, чтобы собраться с духом.
— Только вы надо мной не смейтесь!
И, постепенно смелея, начала играть, но губ все равно не разжимала.
Упражнение я ей дал доиграть, хотя, конечно же, надо было прервать в самом начале. Закончив, она сидела выпрямившись, пожалуй, даже чересчур, голову держала высоко, то ли хотела чуть-чуть повыставляться, а скорее от неуверенности, сомневалась все же в себе. Мне даже показалось, что она больше меня смущалась. Да и волновалась заметно. Вот я и не решился ее остановить, хотя уже в первом упражнении она раза два соврала, не выдержала темп, наверное, хотела это упражнение доиграть как можно быстрее или показать, что и впрямь его знает. Только и было у нее что аппликатура правильная, а ведь упражнение это совсем простенькое, для правой руки — пришлось ей объяснить, как опускать на клавиатуру руку — легко и свободно, а вот запястье должно быть подвижным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25