Даже надумал вообще учебу бросить, хотя играет чуть ли не с пеленок и скучать будет без училища, а вот уперся — и все тут.
— Гляди, как хорошо поел,— показал на меня отец Рудо.— Это только ты от капусты нос воротишь. Голодный человек что хочешь съест.
— Ты что же думаешь, он к нам поесть приехал?
— Ну и голодным не уйдет, наелся как-никак.
Тут бы и мне вставить слово. Хоть я и к приятелю приехал, все же чувствовал себя малость не в своей тарелке. Видно, так всегда бывает, когда тебя накормят. Если не можешь дать, а только берешь, всегда как-то неудобно, будто ростом меньше становишься. Я уже жалел даже, что все подчистил.
Рудо поглядел на отца, потом на меня, открыл было рот, да вдруг как прыснет.
— И слава богу, пускай себе лопает! Их там двенадцать душ детей.
Тут и мне смешно стало. А отцу Рудо — нет. Посмотрел он на меня и серьезно так спрашивает:
— Вас что, и вправду двенадцать? Батюшки светы, да в своем ли вы уме?
На Рудо эти ахи-охи, видно, тоску наводили. Он хмыкнул и потащил меня на улицу, сказал, что хочет показать деревню. Я тогда подумал, это просто отговорка такая, чтобы выманить меня из дома, но, похоже, теперь-то мне уже так кажется, он по правде мне хотел свою Девинскую Новую Вес показать, и думаю, если бы я сейчас приехал, ему бы пуще прежнего своей деревней похвастаться захотелось.
— Рудо! — кричал вдогонку отец.— Чего это вы убежали? Куда торопитесь? Вы и не поговорили толком. Может, предложил бы еще чего другу!
Рудо остановился, оглянулся назад, а потом на меня посмотрел:
— Постой! — сказал он.— Ты взял этого, ну, Виппериха?
Я кивнул, и тогда он снова к отцу обернулся:
— Да дал я ему все, что надо было! Ну тебя!
Но отец все равно не уходил, словно сам все понимал, а вот его понять не хотели.
— И чего ты раскипятился, Рудо? Я как лучше хотел. Я что думал, раз приехал к тебе товарищ, можно ему было бы и сырой капустки предложить.
Рудо махнул рукой, пробурчал что-то, а потом начал перебирать пальцами, будто играл перед самым моим носом, и вдруг решился:
— Этого Виппериха можешь себе оставить.
Прошли мы немного, и он снова обернулся. Отец все
еще стоял у ворот. Со стороны можно было подумать, что оглянулся Рудо только затем, чтобы узнать, стоит ли еще отец у ворот, а тот не уходил, чтобы проверить, обернется ли Рудо.
— У тебя есть еще время?— поинтересовался Рудо.
— Не знаю, все от поезда зависит.
— Здесь поезда все время ходят. Гляди, а то мог бы и у нас переночевать.
— Нет, я поеду. Мне утром заниматься надо.
— Так уж прямо и надо? Подумаешь, ничего не случится, если один день пропустишь.
— Нет, надо ехать. Нельзя мне прогуливать.
— Я же не держу тебя, а только спрашиваю. А поезда тут часто ходят. Знаешь, сколько проходит поездов через Девинскую Новую Вес? Скажешь, так не поверят, вот сколько. Тут, может, даже больше поездов проходит, чем через какой-нибудь город. И пассажирские, и скорые. Правда, не все останавливаются. Про это, впрочем, не каждый знает. Откуда им, здесь ведь все пассажирские останавливаются, а может, и все -скорые тоже.
Завидев издали какого-то знакомого, Рудо закричал, а что, я не понял. И ответа тоже не разобрал. Мне стало интересно, и я спросил:
— Что это ты ему сказал?
— Спросил, который час.
— Вы, наверное, про что-нибудь другое говорили, я вообще ничего не понял.
— Так я его по-хорватски спросил. Слушай, я тебя не гоню, конечно, но если ты спешишь, так через двадцать минут будет поезд.
— Знаешь, я лучше поеду, а то не успею в Братиславе на пересадку.
— Если хочешь, можешь у нас остаться.
— Нет, поеду все-таки. Я бы не отказывался, если бы не надо было ехать.
— Ты что, на самом деле так торопишься?— Он остановился посреди улицы и с тоской огляделся вокруг.— А я хотел тебе хоть что-нибудь показать. Знаешь, все, что ты видишь вокруг и даже еще дальше,— показывал он, когда мы снова двинулись,— жаль у тебя времени мало, за день всего не увидишь, но вот это и там тоже, вообще все вокруг — это Девинска Нова Вес. Мы-живем й старой деревне, а вон виднеется новая. Слушай, так наспех мне даже показывать не хочется, а рассказывать тем более. Все-таки взгляни вон на ту вершину, может, ты знаешь, а если нет, то не подумай чего, я правду говорю, это и есть Кобыла. Кто Голлого 1 читал, тот сразу все поймет. Я как-то раз в Братиславе на вокзале узнал, что Голлый писал о Кобыле, и рассказал отцу, так тот на другой день побежал покупать Голлого. Первый крупный словацкий поэт, который стал писать на родном языке и доказал его литературные возможности. Правда, это была еще так называемая «бернолачина», не утвердившаяся впоследствии в качестве нормы общенародного словацкого литературного языка ему даже на работу не хотелось идти. Все его книги купил. Хорошо еще, что не в двойном экземпляре. И все перечитал. Мы вместе их читали. Потому что сначала никак не могли найти, где про эту Кобылу говорится. Ночи напролет читали. Отец то и дело твердил: «Ничего нам, Рудо, не найти, кому это надо — писать о Девинской Кобыле, да еще языком таким старинным. Не знаю, что там у тебя написано, а мне вчера одни только духовные песни попадались. Наверняка этот Голлый любил петь, а писать мог бы и понятнее. Сейчас ведь и пишут и говорят по-другому. А это что за язык — ни по-чешски тебе, ни по-хорватски, ни по-словацки, будто взял да все три языка перемешал!» И вдруг как закричит: «Вот она, Рудо, вот она где, ей-богу, вот она, эта Кобыла, гляди скорее!»
Мы с отцом все книги Голл.ого перечитали, даже потом читали, после того как про Кобылу нашли. Я почему тебя из дома увел — ведь к нам как попадет новый человек, отец тут же заводит речь о Голлом. Я думал, у тебя есть время, погуляли бы. А отец наверняка из дома вышел, чтобы посоветовать нам сходить на Кобылу, если уж мы решили прогуляться. Ну, а сырой капусты ты все же мог бы взять. Если я без тебя приду, отец как пить дать подумает, будто я на тебя сержусь и только поэтому из дома выпроводил. Придется ему наврать, что мы с тобой о Голлом говорили, хоть ты и торопился. Только он все равно будет думать, что я пожадничал тебе сырой капусты дать. Обидно, что ты так спешишь! Ну, ладно, раз тебе на поезд, я дальше не пойду.
Он немного постоял, видно, и в самом деле хотел попрощаться, а потом передумал.
— Нет, лучше провожу тебя. А то как-то глупо получается. Вдруг поезд опоздает, тогда мы сможем еще поболтать. Ты извини, я иногда, вернее сказать всегда, слишком быстро говорю, ты меня .останавливай, если надо. Не бойся, я уже не так много буду говорить, ты не стесняйся — перебивай. Послушай, я вдруг вспомнил про одного своего школьного учителя, так он не знал, что такое Парнас. А о Девинской Кобыле вообще, наверное, не имел никакого понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Гляди, как хорошо поел,— показал на меня отец Рудо.— Это только ты от капусты нос воротишь. Голодный человек что хочешь съест.
— Ты что же думаешь, он к нам поесть приехал?
— Ну и голодным не уйдет, наелся как-никак.
Тут бы и мне вставить слово. Хоть я и к приятелю приехал, все же чувствовал себя малость не в своей тарелке. Видно, так всегда бывает, когда тебя накормят. Если не можешь дать, а только берешь, всегда как-то неудобно, будто ростом меньше становишься. Я уже жалел даже, что все подчистил.
Рудо поглядел на отца, потом на меня, открыл было рот, да вдруг как прыснет.
— И слава богу, пускай себе лопает! Их там двенадцать душ детей.
Тут и мне смешно стало. А отцу Рудо — нет. Посмотрел он на меня и серьезно так спрашивает:
— Вас что, и вправду двенадцать? Батюшки светы, да в своем ли вы уме?
На Рудо эти ахи-охи, видно, тоску наводили. Он хмыкнул и потащил меня на улицу, сказал, что хочет показать деревню. Я тогда подумал, это просто отговорка такая, чтобы выманить меня из дома, но, похоже, теперь-то мне уже так кажется, он по правде мне хотел свою Девинскую Новую Вес показать, и думаю, если бы я сейчас приехал, ему бы пуще прежнего своей деревней похвастаться захотелось.
— Рудо! — кричал вдогонку отец.— Чего это вы убежали? Куда торопитесь? Вы и не поговорили толком. Может, предложил бы еще чего другу!
Рудо остановился, оглянулся назад, а потом на меня посмотрел:
— Постой! — сказал он.— Ты взял этого, ну, Виппериха?
Я кивнул, и тогда он снова к отцу обернулся:
— Да дал я ему все, что надо было! Ну тебя!
Но отец все равно не уходил, словно сам все понимал, а вот его понять не хотели.
— И чего ты раскипятился, Рудо? Я как лучше хотел. Я что думал, раз приехал к тебе товарищ, можно ему было бы и сырой капустки предложить.
Рудо махнул рукой, пробурчал что-то, а потом начал перебирать пальцами, будто играл перед самым моим носом, и вдруг решился:
— Этого Виппериха можешь себе оставить.
Прошли мы немного, и он снова обернулся. Отец все
еще стоял у ворот. Со стороны можно было подумать, что оглянулся Рудо только затем, чтобы узнать, стоит ли еще отец у ворот, а тот не уходил, чтобы проверить, обернется ли Рудо.
— У тебя есть еще время?— поинтересовался Рудо.
— Не знаю, все от поезда зависит.
— Здесь поезда все время ходят. Гляди, а то мог бы и у нас переночевать.
— Нет, я поеду. Мне утром заниматься надо.
— Так уж прямо и надо? Подумаешь, ничего не случится, если один день пропустишь.
— Нет, надо ехать. Нельзя мне прогуливать.
— Я же не держу тебя, а только спрашиваю. А поезда тут часто ходят. Знаешь, сколько проходит поездов через Девинскую Новую Вес? Скажешь, так не поверят, вот сколько. Тут, может, даже больше поездов проходит, чем через какой-нибудь город. И пассажирские, и скорые. Правда, не все останавливаются. Про это, впрочем, не каждый знает. Откуда им, здесь ведь все пассажирские останавливаются, а может, и все -скорые тоже.
Завидев издали какого-то знакомого, Рудо закричал, а что, я не понял. И ответа тоже не разобрал. Мне стало интересно, и я спросил:
— Что это ты ему сказал?
— Спросил, который час.
— Вы, наверное, про что-нибудь другое говорили, я вообще ничего не понял.
— Так я его по-хорватски спросил. Слушай, я тебя не гоню, конечно, но если ты спешишь, так через двадцать минут будет поезд.
— Знаешь, я лучше поеду, а то не успею в Братиславе на пересадку.
— Если хочешь, можешь у нас остаться.
— Нет, поеду все-таки. Я бы не отказывался, если бы не надо было ехать.
— Ты что, на самом деле так торопишься?— Он остановился посреди улицы и с тоской огляделся вокруг.— А я хотел тебе хоть что-нибудь показать. Знаешь, все, что ты видишь вокруг и даже еще дальше,— показывал он, когда мы снова двинулись,— жаль у тебя времени мало, за день всего не увидишь, но вот это и там тоже, вообще все вокруг — это Девинска Нова Вес. Мы-живем й старой деревне, а вон виднеется новая. Слушай, так наспех мне даже показывать не хочется, а рассказывать тем более. Все-таки взгляни вон на ту вершину, может, ты знаешь, а если нет, то не подумай чего, я правду говорю, это и есть Кобыла. Кто Голлого 1 читал, тот сразу все поймет. Я как-то раз в Братиславе на вокзале узнал, что Голлый писал о Кобыле, и рассказал отцу, так тот на другой день побежал покупать Голлого. Первый крупный словацкий поэт, который стал писать на родном языке и доказал его литературные возможности. Правда, это была еще так называемая «бернолачина», не утвердившаяся впоследствии в качестве нормы общенародного словацкого литературного языка ему даже на работу не хотелось идти. Все его книги купил. Хорошо еще, что не в двойном экземпляре. И все перечитал. Мы вместе их читали. Потому что сначала никак не могли найти, где про эту Кобылу говорится. Ночи напролет читали. Отец то и дело твердил: «Ничего нам, Рудо, не найти, кому это надо — писать о Девинской Кобыле, да еще языком таким старинным. Не знаю, что там у тебя написано, а мне вчера одни только духовные песни попадались. Наверняка этот Голлый любил петь, а писать мог бы и понятнее. Сейчас ведь и пишут и говорят по-другому. А это что за язык — ни по-чешски тебе, ни по-хорватски, ни по-словацки, будто взял да все три языка перемешал!» И вдруг как закричит: «Вот она, Рудо, вот она где, ей-богу, вот она, эта Кобыла, гляди скорее!»
Мы с отцом все книги Голл.ого перечитали, даже потом читали, после того как про Кобылу нашли. Я почему тебя из дома увел — ведь к нам как попадет новый человек, отец тут же заводит речь о Голлом. Я думал, у тебя есть время, погуляли бы. А отец наверняка из дома вышел, чтобы посоветовать нам сходить на Кобылу, если уж мы решили прогуляться. Ну, а сырой капусты ты все же мог бы взять. Если я без тебя приду, отец как пить дать подумает, будто я на тебя сержусь и только поэтому из дома выпроводил. Придется ему наврать, что мы с тобой о Голлом говорили, хоть ты и торопился. Только он все равно будет думать, что я пожадничал тебе сырой капусты дать. Обидно, что ты так спешишь! Ну, ладно, раз тебе на поезд, я дальше не пойду.
Он немного постоял, видно, и в самом деле хотел попрощаться, а потом передумал.
— Нет, лучше провожу тебя. А то как-то глупо получается. Вдруг поезд опоздает, тогда мы сможем еще поболтать. Ты извини, я иногда, вернее сказать всегда, слишком быстро говорю, ты меня .останавливай, если надо. Не бойся, я уже не так много буду говорить, ты не стесняйся — перебивай. Послушай, я вдруг вспомнил про одного своего школьного учителя, так он не знал, что такое Парнас. А о Девинской Кобыле вообще, наверное, не имел никакого понятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25