Загнер спросил меня:
— Черт возьми, парень, по Татрам ты, что ли, с валторной лазил?
— Пан Загнер, пожалуйста, почините!
Загнер был весельчак и любил разыгрывать студентов:
— Ну, что же, оставляй. Зайдешь месяца через три. А если понадобится раньше, заскочи недели через две.
Конечно же, он знал, что я и двух недель не могу ждать. Просто хотелось ему меня попугать и насладиться моими муками. Потом он, конечно, сжалился и спросил только:
— Когда у тебя урок?
— Послезавтра.
— Завтра утром будет готово.
Но на другой день решил снова немного поразвлекаться.
— Полюбуйтесь, совсем как новая! — И протянул мне инструмент, который в самом деле сверкал будто новенький, потому что ученик-настройщик, причем уже у меня на глазах, надраил его. Да еще быстро так. Белым каким- то порошком. До сих пор не знаю, как он называется. Ах, до чего мне тогда эта рухлядь понравилась! А пан Загнер только подсмеивался над моей растерянностью, он ведь насквозь меня видел и даже мое восхищение своим учеником уловил, так вот, пан Загнер произнес:
— С тебя триста пятьдесят крон.
От испуга я покрылся испариной.
Тут Загнер снова надо мной сжалился:
— Ну, чего молчишь? Давай деньги и проваливай!
— Пан Загнер, не сердитесь, но у меня нету столько.
— Черт возьми, а сколько есть?
— Только сто двадцать.
— Так гони сто двадцать и катись к черту!
Мои дела в училище в полном порядке. Никаких проблем. Если кто время от времени и поворчит, так я не принимаю близко к сердцу. Преподаватель по специальности иной раз даже с урока выгонит, а на следующий день — будто ничего и не случилось, только еще внимательнее со мной беседует, потому что обязанность у него такая — быть терпеливым. Одна только преподавательница по фортепьяно, кажется, никак ко мне не привыкнет. Ей-богу, не знаю, как ей только угодить?
Однажды пришел к ней на урок, и только вхожу
в класс, вернее, перехожу из одной аудитории в другую, а руки у меня заняты, потому что несу валторну, сумку, пальто и шапку да еще держу в руках связку фортепьянных нот, чтобы побыстрее начать, бросить все в угол и сразу же с нотами сесть за фортепьяно, вот поэтому-то так и получилось, что, входя, я стукнул дверью, руки-то, говорю, были у меня заняты, и дверь я мог придержать только локтем, ну она и хлопнула.
А учительница тут же взорвалась:
— Что это значит? Вы где находитесь? Что вы себе позволяете? Разве можно так входить?
Я сперва опешил. Не понимал, чего она от меня хочет. Мне вовсе не показалось, что двери так уж сильно хлопнули, даже в голову не пришло, что она могла из-за дверей рассердиться. Тупо глядел на нее и, поскольку ничего не понимал, то как-то бессознательно заулыбался:
— Пани учительница... сегодня ведь понедельник, у меня урок... я... пани учительница... ведь сегодня понедельник!
— Этого еще не хватало, прямо издевательство какое- то! Ну это уж слишком! Наглец! Еще смеется тут, кошмар какой!
Тут уж я совершенно растерялся. И чем больше она кричала, тем меньше я соображал.
— Пани учительница, ведь сегодня... в самом деле... понедельник!..
А она орет все сильнее, я ничего не соображаю, глотаю слюну, а в руках все это хозяйство, я устал, задыхаюсь, ноги не держат, сказать про это боюсь. Хочется присесть. Голова кружится. Я, кажется, шатаюсь, господи, что это со мной? Чувствую, что улыбаюсь, пытаюсь улыбаться, чтобы как-то исправить положение, скрыться за улыбкой, и тут пол наклоняется ко мне, все вокруг вместе со мной качается, и голос учительницы слабеет, вот он уже где-то совсем далеко, и наконец я брякаюсь на пол, но сам этого не чувствую.
В общем, я упал в обморок. Сколько был без сознания — не знаю. А когда очнулся, увидел над собой испуганное лицо учительницы:
— Мальчик мой золотой, что с тобой? Что с тобой такое? Ты ведь болен.
Она помогла мне встать и подвела к стулу:
— Господи, как ты меня напугал! Сядь, отдохни! На стуле тебе будет удобнее... я же знаю, ты такой старательный! Не надо было так усердствовать! Лучше отдохни! Дома отдохни! Сегодня уже все равно не до игры. Дойдешь домой, не упадешь, я могу не бояться?
— Нет, мне уже лучше. Я только посижу еще в парке на лавочке.
— Ты, главное, отдохни! А меня, мальчик мой золотой, прошу тебя, никогда меня не бойся! Я знаю, иногда я бываю несправедливой. Знаешь, дорогой, я сама обратила внимание, это почему-то только с тобой. Да, похоже, так оно и есть. Но вовсе не потому, что я тебя не люблю. Я просто строже к тебе отношусь. А сама знаю, какой ты, не сердись на меня, я теперь не буду такой строгой...
Целую неделю я не ходил в училище. Прогуливал, изображал из себя больного. В училище, однако, отнеслись к моей болезни с пониманием, не требовали никакой справки от врача, вообще ни бумажек, ни объяснений. Человек в обморок упал, чего вам еще? Все решили, что я перезанимался. Вот так. Может, и в самом деле?.. Но учитель по специальности, тот меня лучше знал и сразу уловил, что к чему:
— Ты, парень, вот что — комедию передо мной не ломай. Говори прямо, что с тобой было?
— Мне стало плохо.
— Отчего это?
— Откуда я знаю? Наверное, грипп был.
— Грипп? Как же, конечно!— Он недоверчиво качал головой и улыбался.— Знаешь, парень, я ведь тебя слишком хорошо изучил. Как где грипп, так ты его первый подхватываешь, юрк в постель и лежишь. И как на грех в понедельник, ведь верно?
— Ну, в понедельник.
— А что ты в воскресенье делал?
— Дома был. Занимался.
— Ясное дело! Так ты занимался? И с кем же? Ну, отвечай! С какими-такими ребятами?
— Да занимался я. Один занимался. С кем еще я должен был заниматься?
— И в субботу тоже?
— И в субботу.
— Целый день, два дня подряд, да? Черт возьми, ну ты и молодчина.
— Я, правда, занимался.
— И ночью, конечно, тоже. Слушай, парень, ведь я тебя знаю как облупленного. Ну, давай рассказывай, как дело было? Сколько заработал? Сколько примерно такой грипп стоит?
Сознаться или нет? Все равно он мне не поверит, зачем тогда понапрасну обострять отношения.
— Я был на свадьбе.
— Так, значит, на свадьбе. И когда же? Свадьбы ведь по субботам справляют.
— Я и был в субботу.
— Ты что же, женился?
— Нет, я играл.
— И наверняка на валторне. Изображал, стало быть, охотника.
— Я на гармошке играл, а не на рожке.
— Ну, не знаю, не знаю. Это я ведь тоже запретил. То на трубе халтуришь, то на рожке. Как тресну тебя когда-нибудь этой самой трубой по башке! А в воскресенье? Снова на гармошке?
— Ага, на гармошке. Но там я только на подхвате был.
— Ну, само собой. Ты всегда на подхвате. И на похоронах и на праздниках, и непременно с гармошкой. И в духовом оркестре тоже на гармошке играешь. Так почему ты тогда не пошел на гармошке учиться?
— А мне валторна нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Черт возьми, парень, по Татрам ты, что ли, с валторной лазил?
— Пан Загнер, пожалуйста, почините!
Загнер был весельчак и любил разыгрывать студентов:
— Ну, что же, оставляй. Зайдешь месяца через три. А если понадобится раньше, заскочи недели через две.
Конечно же, он знал, что я и двух недель не могу ждать. Просто хотелось ему меня попугать и насладиться моими муками. Потом он, конечно, сжалился и спросил только:
— Когда у тебя урок?
— Послезавтра.
— Завтра утром будет готово.
Но на другой день решил снова немного поразвлекаться.
— Полюбуйтесь, совсем как новая! — И протянул мне инструмент, который в самом деле сверкал будто новенький, потому что ученик-настройщик, причем уже у меня на глазах, надраил его. Да еще быстро так. Белым каким- то порошком. До сих пор не знаю, как он называется. Ах, до чего мне тогда эта рухлядь понравилась! А пан Загнер только подсмеивался над моей растерянностью, он ведь насквозь меня видел и даже мое восхищение своим учеником уловил, так вот, пан Загнер произнес:
— С тебя триста пятьдесят крон.
От испуга я покрылся испариной.
Тут Загнер снова надо мной сжалился:
— Ну, чего молчишь? Давай деньги и проваливай!
— Пан Загнер, не сердитесь, но у меня нету столько.
— Черт возьми, а сколько есть?
— Только сто двадцать.
— Так гони сто двадцать и катись к черту!
Мои дела в училище в полном порядке. Никаких проблем. Если кто время от времени и поворчит, так я не принимаю близко к сердцу. Преподаватель по специальности иной раз даже с урока выгонит, а на следующий день — будто ничего и не случилось, только еще внимательнее со мной беседует, потому что обязанность у него такая — быть терпеливым. Одна только преподавательница по фортепьяно, кажется, никак ко мне не привыкнет. Ей-богу, не знаю, как ей только угодить?
Однажды пришел к ней на урок, и только вхожу
в класс, вернее, перехожу из одной аудитории в другую, а руки у меня заняты, потому что несу валторну, сумку, пальто и шапку да еще держу в руках связку фортепьянных нот, чтобы побыстрее начать, бросить все в угол и сразу же с нотами сесть за фортепьяно, вот поэтому-то так и получилось, что, входя, я стукнул дверью, руки-то, говорю, были у меня заняты, и дверь я мог придержать только локтем, ну она и хлопнула.
А учительница тут же взорвалась:
— Что это значит? Вы где находитесь? Что вы себе позволяете? Разве можно так входить?
Я сперва опешил. Не понимал, чего она от меня хочет. Мне вовсе не показалось, что двери так уж сильно хлопнули, даже в голову не пришло, что она могла из-за дверей рассердиться. Тупо глядел на нее и, поскольку ничего не понимал, то как-то бессознательно заулыбался:
— Пани учительница... сегодня ведь понедельник, у меня урок... я... пани учительница... ведь сегодня понедельник!
— Этого еще не хватало, прямо издевательство какое- то! Ну это уж слишком! Наглец! Еще смеется тут, кошмар какой!
Тут уж я совершенно растерялся. И чем больше она кричала, тем меньше я соображал.
— Пани учительница, ведь сегодня... в самом деле... понедельник!..
А она орет все сильнее, я ничего не соображаю, глотаю слюну, а в руках все это хозяйство, я устал, задыхаюсь, ноги не держат, сказать про это боюсь. Хочется присесть. Голова кружится. Я, кажется, шатаюсь, господи, что это со мной? Чувствую, что улыбаюсь, пытаюсь улыбаться, чтобы как-то исправить положение, скрыться за улыбкой, и тут пол наклоняется ко мне, все вокруг вместе со мной качается, и голос учительницы слабеет, вот он уже где-то совсем далеко, и наконец я брякаюсь на пол, но сам этого не чувствую.
В общем, я упал в обморок. Сколько был без сознания — не знаю. А когда очнулся, увидел над собой испуганное лицо учительницы:
— Мальчик мой золотой, что с тобой? Что с тобой такое? Ты ведь болен.
Она помогла мне встать и подвела к стулу:
— Господи, как ты меня напугал! Сядь, отдохни! На стуле тебе будет удобнее... я же знаю, ты такой старательный! Не надо было так усердствовать! Лучше отдохни! Дома отдохни! Сегодня уже все равно не до игры. Дойдешь домой, не упадешь, я могу не бояться?
— Нет, мне уже лучше. Я только посижу еще в парке на лавочке.
— Ты, главное, отдохни! А меня, мальчик мой золотой, прошу тебя, никогда меня не бойся! Я знаю, иногда я бываю несправедливой. Знаешь, дорогой, я сама обратила внимание, это почему-то только с тобой. Да, похоже, так оно и есть. Но вовсе не потому, что я тебя не люблю. Я просто строже к тебе отношусь. А сама знаю, какой ты, не сердись на меня, я теперь не буду такой строгой...
Целую неделю я не ходил в училище. Прогуливал, изображал из себя больного. В училище, однако, отнеслись к моей болезни с пониманием, не требовали никакой справки от врача, вообще ни бумажек, ни объяснений. Человек в обморок упал, чего вам еще? Все решили, что я перезанимался. Вот так. Может, и в самом деле?.. Но учитель по специальности, тот меня лучше знал и сразу уловил, что к чему:
— Ты, парень, вот что — комедию передо мной не ломай. Говори прямо, что с тобой было?
— Мне стало плохо.
— Отчего это?
— Откуда я знаю? Наверное, грипп был.
— Грипп? Как же, конечно!— Он недоверчиво качал головой и улыбался.— Знаешь, парень, я ведь тебя слишком хорошо изучил. Как где грипп, так ты его первый подхватываешь, юрк в постель и лежишь. И как на грех в понедельник, ведь верно?
— Ну, в понедельник.
— А что ты в воскресенье делал?
— Дома был. Занимался.
— Ясное дело! Так ты занимался? И с кем же? Ну, отвечай! С какими-такими ребятами?
— Да занимался я. Один занимался. С кем еще я должен был заниматься?
— И в субботу тоже?
— И в субботу.
— Целый день, два дня подряд, да? Черт возьми, ну ты и молодчина.
— Я, правда, занимался.
— И ночью, конечно, тоже. Слушай, парень, ведь я тебя знаю как облупленного. Ну, давай рассказывай, как дело было? Сколько заработал? Сколько примерно такой грипп стоит?
Сознаться или нет? Все равно он мне не поверит, зачем тогда понапрасну обострять отношения.
— Я был на свадьбе.
— Так, значит, на свадьбе. И когда же? Свадьбы ведь по субботам справляют.
— Я и был в субботу.
— Ты что же, женился?
— Нет, я играл.
— И наверняка на валторне. Изображал, стало быть, охотника.
— Я на гармошке играл, а не на рожке.
— Ну, не знаю, не знаю. Это я ведь тоже запретил. То на трубе халтуришь, то на рожке. Как тресну тебя когда-нибудь этой самой трубой по башке! А в воскресенье? Снова на гармошке?
— Ага, на гармошке. Но там я только на подхвате был.
— Ну, само собой. Ты всегда на подхвате. И на похоронах и на праздниках, и непременно с гармошкой. И в духовом оркестре тоже на гармошке играешь. Так почему ты тогда не пошел на гармошке учиться?
— А мне валторна нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25