А я видел, не думай, видел распрекрасно, какой для тебя день длинный. Тянется и тянется, мне и самому невмоготу. Вставали-то самое позднее в четыре утра, а в пять уже на поле были. Ты и к завтраку-то, часам к девяти, еще не мог как следует проснуться. А вечером тоже засыпал на ходу, когда мы в потемках домой возвращались, в амбар. А знаешь, почему ежик у Фанчале в тот раз так сопел? Чего я за тем ежиком гонялся? Мне тебя было жалко, хотелось хоть чем побаловать, развеселить. А когда ты поступил учиться и уехал из дома, мы с матерью считали, что ты уже пристроен. Был бы у нас дом, может, по-другому все обернулось, и тебе не пришлось бы уезжать, небось мы сами тебя бы не отпустили. А так, сам видишь, сколько нас тут, дом все никак не закончим, даже шкафа нету, а может, он нам и не нужен вовсе, есть вон плита и буфет. Другие нынче получше живут. И бедноте полегче стало. А у нас еще много чего не хватает. И все время так будет. Никогда нам не напасти всего вдосталь. Много чего надо купить, да денег взять негде. Крыша-то есть, а под крышей одна земля. Пока только в одной этой комнате пол есть. Вот мать и поместила тебя здесь. Мы тут пол настелили всего с месяц и скоблили его на другой день все вместе. Никто сюда даже войти не смел, хотели на праздник обновить. Ну, а коли ты нынче приехал, да, кажись, приболел малость, вот мы и надумали сегодня праздник справить. Знаю, не много тебе с этого праздника перепало, остальным, видать, побольше, им твой приезд — что праздник. Уедешь ты не сегодня-завтра, а эти все вспоминать будут, что ты здесь был, долго будут заглядывать в комнату и показывать затопанный пол. Мать им небось через недельку велит его заново отдраить.
А тебе, сынок, еще немного надо продержаться. Если живешь скромно — терпи и докажи, коли сумеешь, особливо тем, нахрапистым, что трудом и терпением добьешься своего. Ведь гляди, уже то хорошо, что ты вот можешь учиться. Это такая удача, парень, для нас это знаешь как много. Эх, до чего же хочется, чтобы всем вам дороги были открыты. Ну, а если тебе уж совсем невмоготу станет, ты нам дай знать. Не стесняйся, хоть тебе и будет казаться, будто нам не до тебя. Если человеку и впрямь тяжело, так и стесняться нечего, ты не бойся голос подать, но и не болтай попусту. А родители — они на то и есть, чтобы знать, который из сыновей чего стоит. Пусть тяжело жизнь достается, но всего на свете дороже дети, а трудному счастью и цена выше.
Утром отец снова ко мне заглянул.
— Ну что, спишь еще? Конечно, рано ведь, да мне на работу пора. Может, вечером и не увидимся. Вчера мы об этом не поговорили, не знаю, полегчало тебе или нет, жалко, если мы вот так наспех распрощаемся.
— Я, пап, наверное, сегодня уеду. Я ведь никого не предупредил, что домой еду. А мне сегодня надо было в костеле играть и в училище не пошел. Вчера с утра мне и впрямь худо было. Решил, что нечего тут и объяснять.
— Ну и ладно, не переживай! Я тоже такой. Хорошим людям и потом все объяснишь. Я-то уже часа два как на ногах. Думал, мы с тобой по глоточку вина выпьем. Не знаю только, как ты насчет этого. Сам я, хоть и люблю вино, тоже много не выпью. Мне потому хотелось, что приезжаешь ты редко, а мы у тебя и вовсе не бываем. Да, вот еще чего, я ведь нарочно пораньше поднялся, тут вот какое дело. Я в этом году на пасху пел. В страстях господних, за евангелиста. Хотел тебе перед пасхой письмо написать, про евангелиста похвастать, только времени никак не выбрал, у меня, сам знаешь, всегда спешка. Никто и не думал, что мне это петь придется. А выучить надо было поскорей, потому как время поджимало. Вот я и
выучил, хотя работы было по горло. Запирался в кладовке, только мать все в дверь колотила, думала, я позабыл о делах и вино пью. Там два хора было. Я пел за тенора. Вот такие, брат, дела. Ладно, надо идти, а если вечером не увидимся, ты сам додумай, чего я сказать не успел. И крепись! Ну, а захочется на нас попенять, что ж, коли тебе поможет, так давай иногда. Со мной тоже так бывает. Но ты держись, чтобы потом самому себя попрекать не пришлось.
На завтрак мама мне дала кусок сала, хлеб и луковицу. И еще стакан красного вина. Я сам вина попросил. Может, она бы и без того дала или хоть предложила, спросив, не будет ли мне вреда. Мама сама не хуже меня знала, что под сало с луком пойдет. И так мне стало приятно и здорово, в жизни не забуду.
Вот я и снова в Иванке. Все опять в порядке. Живой пока. Будто приснилось все. Пан священник устроил мне легкий разнос за то, что я его не предупредил, просто взял да уехал домой, службу пропустил, он, мол, в мою болезнь не верит, но потом, естественно, все простил.
Адрика успешно сдала экзамены. Что ж, это не удивительно. Я знал, что с аттестатом у нее никаких загвоздок не будет. Задумала она пойти учиться на философский факультет, но не попала, сказали — не прошла по конкурсу- Тогда Адрика решила пойти работать, а через год снова попытать счастья, ну а если на дневной не получится, будет поступать на заочный. Ей хотелось изучать этнографию или археологию, что меня несколько удивило. Об археологии у нас вообще никогда речи не было, об этнографии, правда, говорили, да и то совсем немножко в последнее время. Вообще, что это за наука такая — этнография, я в первый раз от нее узнал. Может, конечно, дома с родителями она говорила об этнографии чаще. Наверняка они и археологию обсуждали, но я обо всем этом узнал значительно позже.
Я так расстроился, что она не попала в университет, будто это меня не приняли. Ну и, естественно, сказал об этом вслух. Подумаешь, пережить можно, не сейчас, так попозже примут, пусть через год. В следующем году наверняка. А если даже и нет, можно еще что-нибудь придумать, например, учиться и работать. Пусть по всем предметам готовится, а между делом что-то и заработает,
ничего в этом плохого нет. Кстати, и музыкой немного подзаймется, ведь, если изучать этнографию — это может пригодиться.
Сразу работать она не пошла. Хотела еще отгулять каникулы. И отгуляла на всю катушку. Сначала была в Татрах, потом неделю в Ягоднике. И постоянно ездила купаться, когда в Братислау, чаще в Сенец, а то и просто дома отдыхала, время от времени понемножку занималась и несколько раз ездила с родителями проведать пчел. А я, ведь я состоял в органистах, значит, по долгу службы оставался в Иванке на каникулы. И мог себе позволить только короткие вылазки, чтобы к вечеру вернуться, укати я на несколько дней, неизвестно как бы к этому в костеле отнеслись, могли бы и другого органиста подыскать.
Каникулы для меня всегда были самыми безрадостными месяцами. Делать почти нечего, а домой съездить нельзя, заниматься подолгу в каникулы не хотелось, читать тоже, с умом тратить время я не умел и ощущал себя поэтому еще более одиноким, чем обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25