— Ты считаешь, что я должна была с кем-то переспать? Мать влепила ей пощечину — гадайте сами, за дерзость
ли вопроса или за то, что Ирена этого не сделала. Во всяком случае, я давно уже расстался с надеждой, что когда-нибудь начну понимать поступки женщин. Ирена ушла.
Другой на моем месте, чтобы понравиться кинорецензентам, принялся бы тут же описывать раздвоение души. Душа раздваивалась, раздваивалась, девушка начала злоупотреблять алкоголем и наркотиками и отчасти кончила на улице, а отчасти бросилась под поезд. Истинные знатоки жизни подобные истории смакуют: ведь они, сидючи за письменными столами, конечно же, знают жизнь как свои пять пальцев.
Мне же известно только то, что Ирена взяла купальник и отправилась наслаждаться летним днем. Мне известно, что она вошла в лодку Мойжишека. Ее пытались переманить все другие купальщики, собравшиеся в тот день возле лодочной станции, но художник охладил их пыл деловитым:
— Кончайте. Эта девушка со мной.
Они поплыли к островку, где однажды их уже сводила судьба. Хотя Мойжишек и был всего-навсего этакой загорелой замухрышкой с золотой цепью на шее, но, в общем-то, иногда умел быть и занятным. Он прыгал с лодки в воду, как комик в немых гротесковых фильмах, подныривал под лодку, выплывал с другой стороны на манер дельфина, выпуская изо рта фонтаны воды, отряхивался, как ньюфаундленд, да так, что брызги летели во все стороны.
— Ты уже была, красотка, на моем таинственном острове,—сказал он и повез ее в то место, где река разделялась на два рукава.
Он помог ей выйти, крякнул и вытащил на отмель нос лодки.
— Не отходи от меня,— просипел он,— здесь еще полно туземцев. Они, шельмы, охотятся за скальпами.
Они дошли до того места, где вербовые заросли расступались, и легли на теплый песок. Ирена грызла горьковатую веточку вербы и думала о том, что он теперь станет делать. И как поступит она сама.
— Хмуришься, красотка. От этого у меня есть мировое лекарство,— провозгласил Мойжишек и, как факир, извлек откуда-то бутылку красного вина.— Хлебни!
Она молча повиновалась. Этот, по крайней мере, не задавал лишних вопросов, не старался казаться лучше, чем был. Свою испорченность он выставлял напоказ всему городу, а девушкам самоуверенность импонирует. Им еще не приходит в голову, что люди, духовно обогащающие мир, просыпаются и засыпают, исполненные сомнений, что они большей частью занимаются другими людьми, и им некогда определить, чего стоят они сами. Ирена и Мойжишек загорали, потягивали вино, которое приятно кружило голову. Она уже смеялась над каждой глупостью, которую он произносил, уже ей приходилось нет-нет да пошлепать его ладонью по губам.
— Сигарето американо?
— Нет, спасибо... Я не курю.
— Правильно делаешь, красотка. Это вредно для кожи. Было бы грешно портить такую красоту.
Он провел указательным пальцем по ее позвоночнику. Потянул за бантик верхней части купальника.
— Отстань! Что ты делаешь?— смеялась она.
— Ничего. Я подумал, жаль, что ты не загораешь без этой тряпицы. Во всем мире это уже в порядке вещей. «Там» сейчас даже жены послов на приемах принимают гостей без.
— Ты говоришь, без тряпицы! А знаешь, как долго я это шила?! И...
Он приподнялся на локтях и развязал бантик. Она взвизгнула.
— Сейчас же от...
— Погоди! Вот это красотища, прямо слезу прошибает. А ты знаешь, что красивее ты уже никогда не будешь? Представь, что станет с этими яблочками лет через десять. Я должен написать тебя. И через двести лет люди будут ходить и говорить...
— Сюда сейчас кто-нибудь придет!
— Нет. Сюда никто не сунется. Я пустил слух, что здесь все кишит змеями. Что я хожу сюда отлавливать их для одного ученого. Останься так хотя бы немного! А если я тебя очень попрошу? Я тебя не трону, раз ты так боишься. Я хочу на тебя просто немного поглядеть. Я нарисую тебя дома хоть углем. Знаешь, художник, это вроде как врач. Все это невинно и...
Она закрылась своими длинными волосами.
— Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты самая красивая девчонка в Грабицах и во всей округе?
— Отдай мне это, пожалуйста!
76 —Ну ладно, я верну тебе этот трикотаж. Будь я волшебником, я мигом превратился бы в этот лоскут. Я верну его, но за поцелуй! За сладкий и долгий поцелуй.
Девушки теряют свою невинность гораздо чаще из любопытства, чем от страсти. Только этим можно объяснить то, что в первый раз они, как правило, уступают не самому лучшему.
Уже опустился вечер, когда они снова сели в лодку, Мойжишек греб и насвистывал «Уез1еп1ау»1, Ирена молча окунала руки в воду.
— Завтра увидимся?—спросил он, когда они приблизились к лодочной пристани.
— Нет. Никогда!
— Буду ждать тебя завтра в три.
— Нет.— Она медленно направилась к тому месту, где оставила платье. Ноги у нее подкашивались.
«Утоплюсь,— уверяла она себя.—Отравлюсь снотворным. Брошусь под поезд — и конец. Я дура. Это было ужасно, дура я. Не понимаю, что все в этом находят? Я противна самой себе».
И она снова вспомнила о Коваче. «Единственный, кто меня любил по-настоящему,— с сожалением думала она.— Я заслуживаю того, чтобы на меня плевали. Чтобы меня оплевали с головы до пят, но и этого будет мало».
Она сидела на берегу, обхватив руками лодыжки.
«Ну что уж теперь,— вздохнула она, наконец.— Все равно это должно было когда-то случиться. По крайней мере, теперь это уже позади. Дурак дураком этот Ковач! Не надо было ему передо мной лебезить. Должен был знать, что все мы из одного теста, как тут ни крути. Сам во всем виноват. Вместо того чтобы клянчить, взял бы да запросто меня раздел — тогда бы «тем» стал он. И вообще, завтра я приду и разделаюсь с этим Мойжишеком. Чтобы не больно-то о себе воображал...»
Ирена безропотно выслушала очередную нотацию матери. С воинственно выставленным подбородком пришла на следующий день на реку, чтобы свести счеты,— возмущения ей хватило до самого песчаного островка, на котором, по слухам, водились змеи.
— У тебя роскошное тело,— смеясь, отозвался Мойжишек на ее праведный гнев.-— Гляди, я попробовал тебя вчера набросать. Будь это масло, я получил бы медаль на всех выставках, какие только есть, это как пить дать. Факт, ты да я — мы вообще созданы не для этой дыры, А мне
1 «Вчера» (англ.) —- песня из репертуара «Битлз»,
как раз нужна натурщица. Мне дали халтуру. Украсить Дом культуры Броновского стекольного завода. Вот я бы и сделал тебя для этого Дома культуры: девушка, протягивающая руки к солнцу. Молодость и красота. Надежда. Пойми: что было — то было. Я вчера потерял голову. Извини меня. Больше этого не повторится. С этой минуты ты для меня уже не женщина, а только идея. Искусство с большой буквы. «Уапкее до Ноте» ! и «Руки прочь от Ирены Новаковой!»— вот девиз дня.
И тактика, которая столько раз выручала Мойжишека, не подвела его и теперь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76