Ее плодовитые родители произвели на свет девятерых здоровых и крепких ребятишек, а наша пани Сладкая была старшей из них. Она брала под свое покровительство младших, зачастую оберегала братьев от побоев соседских мальчишек. Растерянность Ирены на первых порах оживила эти забытые чувства, пани Сладкая простерла над ней свою охранную десницу. Пусть не сбивают вас с толку рюши, потому что за всем нужно видеть человека! Просто хлопоты по части туалетов помогали пани Сладкой скоротать время, это был элегантный выпад фехтовальщицы против скуки послеобеденных часов, самыми крупными событиями которых являлись приход почтальона и периодические визиты страхового агента.
— Что мы сегодня приготовим? — спрашивали женщины друг у дружки, сидя визави за чашечкой утреннего кофе.— Что мы вообще будем сегодня делать?
Ирена выказала редкостные способности по части туалетов, оказавшись искусной мастерицей.
— Я видела в «Бурде» фасон как раз для тебя,— говорила она свекрови — персоне, в которой литература видит по традиции многоголовую гидру, извергающую огнедышащую серу.— Юбка в складку и двубортный пакетик со шлицей. Я куплю материал.
— Плиссе? — изумлялась свекровь.— На мою фигуру? Ну, не знаю!
— Да почему же? Мода сейчас омолаживает! Сейчас носят ярко-белое, тебе возьмем благородно-серый цвет. С серебристым отливом.
— Девчонки в «Славин» просто умрут при виде меня!—радовалась старая пани Сладкая.
Выражаясь газетным языком, политика обеих Сладких переходила от конфронтации к разрядке, от разрядки — к открытому и взаимовыгодному сотрудничеству. Дружба помогла им преодолеть и первые испытания, кризисы.
— Кнедлики без булки, милушка? Ни в коем случае! Карел их и в рот не возьмет, он к этому не привык!
— С бурисонами получается совсем легкое блюдо. Лучше усваивается. Вот, смотри, что сказано об этом в поваренной книге!
— Ох уж эти мне поваренные книги! Я тебе говорю...
— Я уже как-то делала и...
110 Здесь следовало бы остановиться на строго вскинутых бровях ветеранши дома, на раздраженно бряцающей кастрюле в ее руках, на всхлипываниях невестки, лежащей в полуобморочном состоянии на кровати. Но в хронике судьбы Ирены Сладкой нет места для обморочных состояний, подобное фиглярство ей претило.
— Я знаю, как мы поступим! Мы дадим ему и то и другое, пусть сам скажет!
— Пожалуйста, но предпочтение он отдаст моим!
— Это мы еще посмотрим!
— Да ведь это как пить дать. Здесь ясно написано, что кнедлики с воздушным рисом нежнее, вкуснее и легче усваиваются.
— Ну, не будем спорить и отварим картошку!
— Нет, кнедлики!
— Ты сама сказала,— заметила свекровь,— соревноваться так соревноваться! А Карел рассудит!
Однако состязание не состоялось: дипломированный врач Карел Сладкий в тот день домой вообще не явился. К вечеру он позвонил из больницы (по крайней мере, сказал, что звонит оттуда), мол, задерживается на неопределенное время.
— У нас тут настоящая бойня,— сообщил он,— неподалеку от Бенешова перевернулся автобус, набитый людьми, сшиваем всем миром!
Женщины улыбнулись, примирительно пожали друг другу руки. «Нет войне!» — пообещали они языком ежедневной печати, который мы чуть выше нашли точным и ясным.
РАДОСТНО ЩЕБЕЧА, ШИЛИ ОНИ
приданое для ребенка,— во всяком случае, уверяли себя в этом, хотя нынешние времена не очень-то способствуют рукоделию, все можно купить готовым или, в крайнем случае, в купонах, которые легко сшить дома. И все-таки они вышивали крестиком края распашонок, на фланелевые комбинезончики нашивали монограммы. Они нисколечко не сомневались в том, что Ирена произведет на свет здорового сына. Карел Сладкий отказывался разделять их радость. Когда они начинали хвастаться перед ним выполненной за день работой, это вызывало у него лишь брюзжание.
— Мужчины этого не понимают,— утешали друг дружку две подруги.— Они хотят, чтобы все было как по мановению руки. Скорей, скорей, хоть бы малышу исполни-
лось семь, чтобы можно было сыграть с ним в футбол или, скажем, в бадминтон.
Исходя из этого, обе решили, что лучше вообще не втягивать Карела ни в какие заботы по поводу предстоящего радостного события.
Дипломированный врач Сладкий с каждым днем мрачнел все больше и больше. Он казался себе зверем, попавшим в капкан. У него было такое чувство, будто обстоятельства загнали его в ловушку. Во-первых, он полагал, что обзаводиться ребенком ему еще рано. Он понимал: это привнесет в его жизнь массу ограничений, новых обязанностей, что ему вовсе не улыбалось. Понимал: все в доме начнет вертеться вокруг нового, чуждого ему существа, а сам он окажется в стороне, как бы отставленный на запасной путь. Ирену, которая была, в сущности, виновницей всех этих перемен, он просто видеть не мог. Красавицу все распирало и распирало. Она стала вялой и ленивой. Зачастую спала в то время, когда надлежало уделить внимание ему. Все в доме теперь было подчинено ей.
«Что же ОНА, черт побери, не могла поостеречься?—» возмущался доктор.— Не могла подождать еще пару лет? Вместо того чтобы пожить в свое удовольствие, изволь теперь прозябать из-за какого-то сморчка. Ирена уже отказывается со мной спать: это, видите ли, могло бы «ему» повредить». Ирена беспричинно вздыхала, брала его руку и прикладывала к своему вздувшемуся животу. Ему это было особенно неприятно, он видел в ней человека, который похваляется своим уродством.
Несколько раз он не ночевал дома, ссылаясь на ночные дежурства в клинике.
— Сама понимаешь, я теперь должен зарабатывать денежку.
И снова возле общежития для младшего медперсонала подсаживал он в свою машину хихикающих сестричек и катил на свою слапскую дачу.
— Мне следовало бы сейчас быть дома,— говорил он оскорбленно.— Но, черт побери, на кой околачиваться там, где ты никому не нужен! Где тебя называют «папочкой» и говорят всякие другие пошлости! Проклятье, мне тоже хочется, чтобы меня кто-то любил, был ко мне внимателен!
— Но ведь я вас люблю, пан доктор,— слышал он от медсестер.
— Ловко же они меня окрутили, эти две бабы, доложу я тебе! Здорово меня подловили. Еще не хватает, чтоб они напялили на меня арестантский халат, ведь они без конца что-то шьют, шьют, навесят мне на грудь номер — и амба!
Сестрички утешали его, ибо медицинский персонал воспитан в сострадании к ближнему.
Женщины отправились покупать детскую коляску. В душный день они обегали несколько магазинов, пока не нашли то, что надо,— один из самых великолепных экипажей, какой когда-либо колесил по брусчатым пражским тротуарам. (Тут уж каждый должен вообразить себе нечто свое, поскольку у меня нет никакого опыта по этой части.) Ирена устала так, что на ней лица не было. Выйдя из трамвая, они увидели автобус, как раз производивший посадку пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Что мы сегодня приготовим? — спрашивали женщины друг у дружки, сидя визави за чашечкой утреннего кофе.— Что мы вообще будем сегодня делать?
Ирена выказала редкостные способности по части туалетов, оказавшись искусной мастерицей.
— Я видела в «Бурде» фасон как раз для тебя,— говорила она свекрови — персоне, в которой литература видит по традиции многоголовую гидру, извергающую огнедышащую серу.— Юбка в складку и двубортный пакетик со шлицей. Я куплю материал.
— Плиссе? — изумлялась свекровь.— На мою фигуру? Ну, не знаю!
— Да почему же? Мода сейчас омолаживает! Сейчас носят ярко-белое, тебе возьмем благородно-серый цвет. С серебристым отливом.
— Девчонки в «Славин» просто умрут при виде меня!—радовалась старая пани Сладкая.
Выражаясь газетным языком, политика обеих Сладких переходила от конфронтации к разрядке, от разрядки — к открытому и взаимовыгодному сотрудничеству. Дружба помогла им преодолеть и первые испытания, кризисы.
— Кнедлики без булки, милушка? Ни в коем случае! Карел их и в рот не возьмет, он к этому не привык!
— С бурисонами получается совсем легкое блюдо. Лучше усваивается. Вот, смотри, что сказано об этом в поваренной книге!
— Ох уж эти мне поваренные книги! Я тебе говорю...
— Я уже как-то делала и...
110 Здесь следовало бы остановиться на строго вскинутых бровях ветеранши дома, на раздраженно бряцающей кастрюле в ее руках, на всхлипываниях невестки, лежащей в полуобморочном состоянии на кровати. Но в хронике судьбы Ирены Сладкой нет места для обморочных состояний, подобное фиглярство ей претило.
— Я знаю, как мы поступим! Мы дадим ему и то и другое, пусть сам скажет!
— Пожалуйста, но предпочтение он отдаст моим!
— Это мы еще посмотрим!
— Да ведь это как пить дать. Здесь ясно написано, что кнедлики с воздушным рисом нежнее, вкуснее и легче усваиваются.
— Ну, не будем спорить и отварим картошку!
— Нет, кнедлики!
— Ты сама сказала,— заметила свекровь,— соревноваться так соревноваться! А Карел рассудит!
Однако состязание не состоялось: дипломированный врач Карел Сладкий в тот день домой вообще не явился. К вечеру он позвонил из больницы (по крайней мере, сказал, что звонит оттуда), мол, задерживается на неопределенное время.
— У нас тут настоящая бойня,— сообщил он,— неподалеку от Бенешова перевернулся автобус, набитый людьми, сшиваем всем миром!
Женщины улыбнулись, примирительно пожали друг другу руки. «Нет войне!» — пообещали они языком ежедневной печати, который мы чуть выше нашли точным и ясным.
РАДОСТНО ЩЕБЕЧА, ШИЛИ ОНИ
приданое для ребенка,— во всяком случае, уверяли себя в этом, хотя нынешние времена не очень-то способствуют рукоделию, все можно купить готовым или, в крайнем случае, в купонах, которые легко сшить дома. И все-таки они вышивали крестиком края распашонок, на фланелевые комбинезончики нашивали монограммы. Они нисколечко не сомневались в том, что Ирена произведет на свет здорового сына. Карел Сладкий отказывался разделять их радость. Когда они начинали хвастаться перед ним выполненной за день работой, это вызывало у него лишь брюзжание.
— Мужчины этого не понимают,— утешали друг дружку две подруги.— Они хотят, чтобы все было как по мановению руки. Скорей, скорей, хоть бы малышу исполни-
лось семь, чтобы можно было сыграть с ним в футбол или, скажем, в бадминтон.
Исходя из этого, обе решили, что лучше вообще не втягивать Карела ни в какие заботы по поводу предстоящего радостного события.
Дипломированный врач Сладкий с каждым днем мрачнел все больше и больше. Он казался себе зверем, попавшим в капкан. У него было такое чувство, будто обстоятельства загнали его в ловушку. Во-первых, он полагал, что обзаводиться ребенком ему еще рано. Он понимал: это привнесет в его жизнь массу ограничений, новых обязанностей, что ему вовсе не улыбалось. Понимал: все в доме начнет вертеться вокруг нового, чуждого ему существа, а сам он окажется в стороне, как бы отставленный на запасной путь. Ирену, которая была, в сущности, виновницей всех этих перемен, он просто видеть не мог. Красавицу все распирало и распирало. Она стала вялой и ленивой. Зачастую спала в то время, когда надлежало уделить внимание ему. Все в доме теперь было подчинено ей.
«Что же ОНА, черт побери, не могла поостеречься?—» возмущался доктор.— Не могла подождать еще пару лет? Вместо того чтобы пожить в свое удовольствие, изволь теперь прозябать из-за какого-то сморчка. Ирена уже отказывается со мной спать: это, видите ли, могло бы «ему» повредить». Ирена беспричинно вздыхала, брала его руку и прикладывала к своему вздувшемуся животу. Ему это было особенно неприятно, он видел в ней человека, который похваляется своим уродством.
Несколько раз он не ночевал дома, ссылаясь на ночные дежурства в клинике.
— Сама понимаешь, я теперь должен зарабатывать денежку.
И снова возле общежития для младшего медперсонала подсаживал он в свою машину хихикающих сестричек и катил на свою слапскую дачу.
— Мне следовало бы сейчас быть дома,— говорил он оскорбленно.— Но, черт побери, на кой околачиваться там, где ты никому не нужен! Где тебя называют «папочкой» и говорят всякие другие пошлости! Проклятье, мне тоже хочется, чтобы меня кто-то любил, был ко мне внимателен!
— Но ведь я вас люблю, пан доктор,— слышал он от медсестер.
— Ловко же они меня окрутили, эти две бабы, доложу я тебе! Здорово меня подловили. Еще не хватает, чтоб они напялили на меня арестантский халат, ведь они без конца что-то шьют, шьют, навесят мне на грудь номер — и амба!
Сестрички утешали его, ибо медицинский персонал воспитан в сострадании к ближнему.
Женщины отправились покупать детскую коляску. В душный день они обегали несколько магазинов, пока не нашли то, что надо,— один из самых великолепных экипажей, какой когда-либо колесил по брусчатым пражским тротуарам. (Тут уж каждый должен вообразить себе нечто свое, поскольку у меня нет никакого опыта по этой части.) Ирена устала так, что на ней лица не было. Выйдя из трамвая, они увидели автобус, как раз производивший посадку пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76