Не вам говорить, как это делается. «Вас подвезти? Прошу! Садитесь! Сколько это будет стоить? Сколько дадите». Остальные шоферы недовольно кивают головами. По городу разъезжают частники, отбивают у нас хлеб, а главное — цены сбивают. Леваку незачем прикрывать счетчик декоративной пахучей елочкой, потому как счетчика у него нет. Ему нет надобности шевелить губами, подсчитывая в уме, сколько накинуть (ввиду очередного повышения тарифа, которое, того и гляди, лишит нас последнего пассажи^ ра, помяните мое слово!). У него нет заранее заготовленной, производящей на редкость убедительное впечатление, таблички в полиэтиленовом пакете, в которую он мог бы заглянуть и сказать: «С вас семьдесят четыре кроны!» Левак должен всегда сказать свое «Сколько дадите», и разве найдется такой дурак, который станет платить пятьдесят крон, когда левак отвезет его за тридцать?
— Надеюсь, ты ему намял бока, подонку?
— Я сел ему на хвост. Но представь себе, как повезло этому ублюдку! Снова передо мной красный, а когда я проехал на красный, меня прижала к поребрику «скорая». И тот ушел. Это был зеленый «Вартбург», тарахтелка. Номер начинается с букв АНА, остальное я не разобрал. Мужик здоровый такой, усатый. Я поспрошал у других ребят, говорят, видели его не раз.
— Надо его застукать.
— Вот и я про то же. Кто-то там всегда должен быть на стреме. А потом скликать всех по рации.
— Какой установим пароль?
— Ну... «Мне плохо. Кажется, я теряю сознание. Еду вверх по Ечной, Есть кто-нибудь поблизости?»
— Порядок. А когда его заарканим...
— Устроим темную.
Экзекуция, которую он долго не забудет, думает Ирена. Неисправимые кретины эти мужики. Достаточно было бы тому сказать: «У нас записан твой номер, приятель. Так что наша встреча, полагаю, была последней. Ты, конечно, понимаешь — твой номер сообщен всем нашим. И если мы тебя еще застанем за этим занятием, то пеняй на себя...»
Но вместо этого они его измордуют. Разобьют фары и выбьют сигнальные огни. А возможно, расколошматят вдребезги и лобовое стекло — иди жалуйся господу богу!
Чего они этим добьются? Левак об этом никому не сообщит. Чтобы вернуть стоимость ремонта, он вновь пустится IIа промысел. А на случай, если его засекут снова, он прихватит с собой дубинку. У всех у них мысли идут в одном направлении. Подначки, которыми обменяются солдаты на границе между соседними странами, заканчиваются кровавой бойней, тысячи лет мы наблюдаем бесплодность подобных действий, но ничего не меняется. Этих мужиков следовало бы упразднить, что ли.
— Киса, валяй на заработки.
— Как, ведь я приехала последней!
— Езжай! Нам тут надо еще кое-что обмозговать,-— говорит Ферда.
ИЗ ОБЛАКА ПАРА ВЫНЫРИВАЕТ ГОЛОВА,
словно голова господа бога, решившего глянуть на своих
овечек, коих сорок лет водил по пустыне.
— Одно пресо! — с довольным видом восклицает Петр, одетый в свою неизменную красную курточку.— Сегодня ты что-то погрустнела. Уж не испугалась ли и ты этого душегуба?
— Ни о чем другом на улице и не услышишь,— сказала Ирена, закуривая сигарету.— Говорят, будто этот маньяк дал себе зарок убить сорок женщин.
— Не знаю как женщин, а нас он доконает! Посмотри: всего десять вечера, а у меня уже почти никого, остаемся без выручки.
— У меня проблема в другом,— вздыхает Ирена,— огромная проблема.
— Да ну? Я жду не дождусь, когда же наконец у моей маленькой Иренки возникнут какие-нибудь проблемы! И я сразу тут как тут — рыцарь без страха и упрека, и... в чем загвоздка? Выкладывай!
— Я бы хотела обзавестись собственной квартирой.
— Да, это проблема ничего себе,— согласился Петр.—-Уф проблемка! — И он с озабоченным видом отирает салфеткой лоб, словно бы от сложности затронутого вопроса его бросило в жар.
— Денег на кооперативную квартиру у меня хватит. Вся беда в том, что поди знай, сколько лет придется ее ждать.
— Тебе известны условия, хотя бы приблизительно?
— Нет.
— Обрати свои мысленные взоры к футбольному матчу, надеюсь, ты видела футбол, хотя бы по телевизору?
Я всегда жду не дождусь того момента, когда комментатор скажет таким отчаянным тоном: «Не забьешь — забьют тебе!», «Не дашь — получишь сам!» Так вот, должен тебе, во-первых, сказать, что футбол — это игра, а жизнь есть жизнь. Нечто совершенно другое.
— Согласна.
— Противоположное.
— В каком смысле?
— Не дашь — не получишь. Ясно? В принципе ничего невозможного нет.
— Но я бы не рискнула кому-то предлагать...
— Это возьмет на себя твой лучший друг, божественный Петя! Только не думай, что мы тут чудесники-кудесники! Полгода, а то и год надо будет подождать.
— Сколько с меня приходится? — говорит Ирена, взволнованная такой перспективой.
— С тебя честнейшему Пете? Никогда и нисколько! С тебя нисколько! Зато, когда дело будет в шляпе, я стану первым, кого ты позовешь к себе!
— По рукам.
УЛИЦЫ СЛОВНО ВЫМЕРЛИ,
на каждом углу патрули. Неужели слухи действительно имеют под собой почву? Дождь все льет, за лобовым стеклом урчат «дворники». Какой смысл ездить по пустынным улицам? Если за смену вы наездите две сотни километров с пассажиром (без пассажира километры не в счет), значит, за месяц у вас выйдет двадцать рабочих дней. Если же вы наездите всего сто пятьдесят, то вам придется работать все тридцать дней. Ну а если и того меньше, то надставляйте месяц как знаете или доплачивайте из собственного кармана (это уже ваше личное дело) — ничего другого вам не остается.
Ирена заносит сегодняшний день в графу убытков. А поскольку она не ездила и вчера, то, значит, в конце месяца придется изрядно попотеть. Конец месяца грозит провалом, впрочем необязательно. У некоторых водителей к концу месяца километры накатаны, и они вообще не выезжают. На улицах машин меньше и, следовательно, шансов больше. Другие же прохлаждаются в начале месяца и наверстывают в конце. Так на так и приходится. Но как бы там ни было, сегодняшний день уже насмарку. Он потерян. Единственный светлый луч — дружеское расположение метрдотеля Петра.
Да, но вы, конечно, догадываетесь, каким образом за-
хочет он, чтобы с ним расплатились? Так ли уж светел этот луч света, чтобы...
— Да, да! Пожалуйста! Ведь для того я и здесь! Она подъезжает к одетому во все иностранное красавцу, который прикрывает голову портфелем.
— Отлично, вот это удача! Знаете, где винный ресторан «На плотах»?
— Конечно.
— Вот туда.
Он молчит. Ежится под промокшим пиджачком. Отирает носовым платком шею. Из рукава итальянской сорочки, что сурок из норы, выглядывает рука, покрытая татуировкой с китайским орнаментом. Хвост дракона, обозначенный красными и синими точками. Щеголь натягивает рукав, хмурится. Стыдится грехов молодости. За поездку вместо тридцати крон платит пятьдесят и машет рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Надеюсь, ты ему намял бока, подонку?
— Я сел ему на хвост. Но представь себе, как повезло этому ублюдку! Снова передо мной красный, а когда я проехал на красный, меня прижала к поребрику «скорая». И тот ушел. Это был зеленый «Вартбург», тарахтелка. Номер начинается с букв АНА, остальное я не разобрал. Мужик здоровый такой, усатый. Я поспрошал у других ребят, говорят, видели его не раз.
— Надо его застукать.
— Вот и я про то же. Кто-то там всегда должен быть на стреме. А потом скликать всех по рации.
— Какой установим пароль?
— Ну... «Мне плохо. Кажется, я теряю сознание. Еду вверх по Ечной, Есть кто-нибудь поблизости?»
— Порядок. А когда его заарканим...
— Устроим темную.
Экзекуция, которую он долго не забудет, думает Ирена. Неисправимые кретины эти мужики. Достаточно было бы тому сказать: «У нас записан твой номер, приятель. Так что наша встреча, полагаю, была последней. Ты, конечно, понимаешь — твой номер сообщен всем нашим. И если мы тебя еще застанем за этим занятием, то пеняй на себя...»
Но вместо этого они его измордуют. Разобьют фары и выбьют сигнальные огни. А возможно, расколошматят вдребезги и лобовое стекло — иди жалуйся господу богу!
Чего они этим добьются? Левак об этом никому не сообщит. Чтобы вернуть стоимость ремонта, он вновь пустится IIа промысел. А на случай, если его засекут снова, он прихватит с собой дубинку. У всех у них мысли идут в одном направлении. Подначки, которыми обменяются солдаты на границе между соседними странами, заканчиваются кровавой бойней, тысячи лет мы наблюдаем бесплодность подобных действий, но ничего не меняется. Этих мужиков следовало бы упразднить, что ли.
— Киса, валяй на заработки.
— Как, ведь я приехала последней!
— Езжай! Нам тут надо еще кое-что обмозговать,-— говорит Ферда.
ИЗ ОБЛАКА ПАРА ВЫНЫРИВАЕТ ГОЛОВА,
словно голова господа бога, решившего глянуть на своих
овечек, коих сорок лет водил по пустыне.
— Одно пресо! — с довольным видом восклицает Петр, одетый в свою неизменную красную курточку.— Сегодня ты что-то погрустнела. Уж не испугалась ли и ты этого душегуба?
— Ни о чем другом на улице и не услышишь,— сказала Ирена, закуривая сигарету.— Говорят, будто этот маньяк дал себе зарок убить сорок женщин.
— Не знаю как женщин, а нас он доконает! Посмотри: всего десять вечера, а у меня уже почти никого, остаемся без выручки.
— У меня проблема в другом,— вздыхает Ирена,— огромная проблема.
— Да ну? Я жду не дождусь, когда же наконец у моей маленькой Иренки возникнут какие-нибудь проблемы! И я сразу тут как тут — рыцарь без страха и упрека, и... в чем загвоздка? Выкладывай!
— Я бы хотела обзавестись собственной квартирой.
— Да, это проблема ничего себе,— согласился Петр.—-Уф проблемка! — И он с озабоченным видом отирает салфеткой лоб, словно бы от сложности затронутого вопроса его бросило в жар.
— Денег на кооперативную квартиру у меня хватит. Вся беда в том, что поди знай, сколько лет придется ее ждать.
— Тебе известны условия, хотя бы приблизительно?
— Нет.
— Обрати свои мысленные взоры к футбольному матчу, надеюсь, ты видела футбол, хотя бы по телевизору?
Я всегда жду не дождусь того момента, когда комментатор скажет таким отчаянным тоном: «Не забьешь — забьют тебе!», «Не дашь — получишь сам!» Так вот, должен тебе, во-первых, сказать, что футбол — это игра, а жизнь есть жизнь. Нечто совершенно другое.
— Согласна.
— Противоположное.
— В каком смысле?
— Не дашь — не получишь. Ясно? В принципе ничего невозможного нет.
— Но я бы не рискнула кому-то предлагать...
— Это возьмет на себя твой лучший друг, божественный Петя! Только не думай, что мы тут чудесники-кудесники! Полгода, а то и год надо будет подождать.
— Сколько с меня приходится? — говорит Ирена, взволнованная такой перспективой.
— С тебя честнейшему Пете? Никогда и нисколько! С тебя нисколько! Зато, когда дело будет в шляпе, я стану первым, кого ты позовешь к себе!
— По рукам.
УЛИЦЫ СЛОВНО ВЫМЕРЛИ,
на каждом углу патрули. Неужели слухи действительно имеют под собой почву? Дождь все льет, за лобовым стеклом урчат «дворники». Какой смысл ездить по пустынным улицам? Если за смену вы наездите две сотни километров с пассажиром (без пассажира километры не в счет), значит, за месяц у вас выйдет двадцать рабочих дней. Если же вы наездите всего сто пятьдесят, то вам придется работать все тридцать дней. Ну а если и того меньше, то надставляйте месяц как знаете или доплачивайте из собственного кармана (это уже ваше личное дело) — ничего другого вам не остается.
Ирена заносит сегодняшний день в графу убытков. А поскольку она не ездила и вчера, то, значит, в конце месяца придется изрядно попотеть. Конец месяца грозит провалом, впрочем необязательно. У некоторых водителей к концу месяца километры накатаны, и они вообще не выезжают. На улицах машин меньше и, следовательно, шансов больше. Другие же прохлаждаются в начале месяца и наверстывают в конце. Так на так и приходится. Но как бы там ни было, сегодняшний день уже насмарку. Он потерян. Единственный светлый луч — дружеское расположение метрдотеля Петра.
Да, но вы, конечно, догадываетесь, каким образом за-
хочет он, чтобы с ним расплатились? Так ли уж светел этот луч света, чтобы...
— Да, да! Пожалуйста! Ведь для того я и здесь! Она подъезжает к одетому во все иностранное красавцу, который прикрывает голову портфелем.
— Отлично, вот это удача! Знаете, где винный ресторан «На плотах»?
— Конечно.
— Вот туда.
Он молчит. Ежится под промокшим пиджачком. Отирает носовым платком шею. Из рукава итальянской сорочки, что сурок из норы, выглядывает рука, покрытая татуировкой с китайским орнаментом. Хвост дракона, обозначенный красными и синими точками. Щеголь натягивает рукав, хмурится. Стыдится грехов молодости. За поездку вместо тридцати крон платит пятьдесят и машет рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76