Час спустя они опять лежали в объятиях.
— Я думаю, нам стоит воздержаться,—лицемерно вздыхал он, но в конце концов как бы уступил.
Целомудренная традиция отечественных повествований повелевает нам ныне покинуть островок. Впрочем... произошло ли там что-либо из ряда вон выходящее? Перейдем лучше к событиям более значительным.
Последним художественным достижением Мойжишека стали платья — необыкновенные, как и их создатель. Одно он сотворил из легких алюминиевых бляшек, соединенных проволочками. Второе — из овальных пластмассовых пластинок, оно получилось пунцовое, как лесная земляника. Он надел их на Ирену, и та содрогнулась:
— Жуть как холодит. Не поддеть ли мне что-нибудь?
— Боже упаси, это будет уже не то.
При соответствующем освещении и на фоне постоянно меняющихся задников девушка заискрилась. Она вся излучала сияние. Она была прекрасна и таинственна, как рыбка из морской пучины. Она позировала перед аппаратом то с бантом в волосах, то с цветами, то с гитарой, то в диадеме, а то так протягивала яблоко, блестевшее, точно елочные игрушки.
— О'кэй, а теперь щелкнем пару раз с побрякушками.
Он украшал ее варварскими ожерельями из меди, серьгами из пластмассы, большими, как листья одуванчика. Она смеялась. Ее это занимало.
Мойжишек наводнил редакции всех журналов страны этими фотографиями, и многие из них действительно были напечатаны. Собственно, я не припомню периодического издания, которое с благодарностью не воспользовалось бы изображением очаровательной девушки.
— Я все это на клочки изорвал бы,—горячился Иренин отец.
Янки, убирайтесь домой (англ.).
—Помолчи,—осаживала его мать.—Радуйся, что девчонка стала известна. Как знать, может, она этак и в кино пробьется. Начнут по телевидению показывать. Всяко начинают.
Если что-то и не нравилось матери во всем этом, так это сам Мойжишек с его никудышной репутацией. Она отвела дочь в настоящее фотоателье, попросила снять ее в разных платьях и в разных ракурсах, а затем разослала фотографии в бюро по найму статистов на «Баррандове».
— Теперь будем ждать,— сказала она,— этот год тебе все равно придется побыть дома, а на следующий опять поедешь сдавать экзамены.
— А как насчет работы?—проворчал отец, выказывая свою обывательскую натуру.
— А что она, по-твоему, должна делать,—ужаснулась мать,—в продавщицы ей, что ли, идти? Как-никак у нее аттестат зрелости!
Все лето продолжались встречи с Мойжишеком. Иногда Ирена заставала ателье запертым, наглухо закрытым, словно владелец надолго уехал за границу; рассеянный владелец, который, уезжая, забыл выключить радио, и оно тихонечко наигрывало за стеной. Однажды, придя туда, она встретила на лестнице сияющую девушку с серьгами из пластмассы в ушах. Ирена толчком распахнула дверь.
— Привет!—воскликнул грабицкий краснобай.— Меня несколько дней не было в городе, ездил за покупками. Гляди, что я отхватил! Деревянного святого Антония, источенного древоточцем! Я выдам его за работу мастера Павла из Левочи. А еще я отхватил несколько майоликовых плошек. Хочешь кальвадосу?
— Та, что я встретила на лестнице, уходила от тебя?— скривила Ирена свои умопомрачительные губы.
— Да, да. Она мне сейчас позирует для большой картины. Согласись, на всю жизнь одной тебя мне не хватит. Эдак мы быстро примелькаемся. Тебя я приберегу лишь для больших праздников и...
— Ах ты подлец!
— Слишком сильное выражение. Я— подлец? Я обещал тебе славу, и вот пожалуйста — во всех общежитиях и казармах обклеивают шкафы твоими фотографиями. Я говорил тут с одним малым из Рожнова, с фабрики «Лоана», он спрашивал, не может ли он тебя сфотографировать в каких-то их майках. Пошли наверх, деваха, пошли наверх; я дал согласие. Что с тобой? Не надо было?
1 Крупнейшая чехословацкая киностудия*
Снова сидела она на берегу реки, снова думала о том, что самое разумное, что она могла бы сделать, так это утопиться.
— ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ
либо вовсю развлекаться в обществе красивых женщин, не чувствуя никакой ответственности и живя в свое удовольствие. Либо делать то, что считает полезным для других,— добросовестно воспитывать детей и придумывать что-то, пусть и небольшое, лишь бы мир становился хоть чуточку совершеннее,— уже длительное время, сидя рядом с Иреной, рассуждал зоотехник Педро Дрбоглав.— Я тоже мечтал об открытиях и изобретениях. Но все уперлось в то, что, кажется, я слишком положительный. Видишь ли, для изобретательства и искусства нужно быть малость чокнутым. У одних чего-то с избытком, у других чего-то недостает, а я все держусь золотой середины. Но,— сказал он, отпив вина,— все-таки мои коровы дают молочка побольше, чем все остальные в наших краях.
— Л чем ты объяснишь такое потрясающее явление?— осведомилась Ирспа, будучи уже немного, между нами, мужчинами, говоря, навеселе.— Это не ты случайно придумал, чтобы в ригах играли музыку Баха, Моцарта?
— Нет! И потом, не в ригах, а в хлевах, скотных дворах... В риге солома, сено, инвентарь.
—- И еще так называется кабаре в Варшаве,— добавила она строгим тоном.
— Возможно. Ты знаешь, я заметил, что одни коровы разговаривают друг с другом, а другие —нет. Как люди. Раньше на это никто не обращал внимания. Я проследил на пастбище, какие коровы больше ладят между собой, и тех поставил в соседние стойла. Это мой ход конем. Неловко как-то об этом говорить, но полагаю, дело-то стоящее! Еще одна тыща ребятишек получит к завтраку молочко.
— Такая, выходит, практическая польза? Он улыбнулся.
— Мне с тобой хорошо,—сказал он.—-Как раз ты, уроженка грабицкого виноградарского края, это можешь оценить. Я слышал, что у вас дети пьют на завтрак вино, неужели правда?
— Правда,—- ответила Ирена,—я иначе и не завтракала.
— Будь я уверен, что такая твоя красота от вина, я стал бы давать его за завтраком и своим дочкам.
— У тебя дочери?
— Две и один пацан.
Она положила руку ему на плечо.
— Будь с ними добрым, прошу тебя! Все эти мирные конференции гроша ломаного не стоят; если бы у меня были миллионы, я израсходовала бы их на всемирную программу: отцы, будьте добрыми со своими дочерьми! Будьте с ними строги и справедливы и никого при этом не слушайте. И ты знаешь, в течение жизни одного поколения было бы покончено с войной. Все бы разоружились.
— Сделаю все, что в моих силах,— заверил Педро.
— Так, любезные, прошу рассчитаться. Мы закрываем!
НОЧНАЯ ПРАГА,
в конце концов, тоже хороша. Провести вечер в обществе женщины—-значит хорошо прожить день. Немногим ниже на моей шкале ценностей сверкает вечер, проведенный в обществе добрых друзей. Далее — за чтением хорошей книги (мой вкус вы знаете — Ванчура и Фрайс). А. если ни одна из этих приятных возможностей вам не представится, то у вас всегда еще останется шанс пойти прогуляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Я думаю, нам стоит воздержаться,—лицемерно вздыхал он, но в конце концов как бы уступил.
Целомудренная традиция отечественных повествований повелевает нам ныне покинуть островок. Впрочем... произошло ли там что-либо из ряда вон выходящее? Перейдем лучше к событиям более значительным.
Последним художественным достижением Мойжишека стали платья — необыкновенные, как и их создатель. Одно он сотворил из легких алюминиевых бляшек, соединенных проволочками. Второе — из овальных пластмассовых пластинок, оно получилось пунцовое, как лесная земляника. Он надел их на Ирену, и та содрогнулась:
— Жуть как холодит. Не поддеть ли мне что-нибудь?
— Боже упаси, это будет уже не то.
При соответствующем освещении и на фоне постоянно меняющихся задников девушка заискрилась. Она вся излучала сияние. Она была прекрасна и таинственна, как рыбка из морской пучины. Она позировала перед аппаратом то с бантом в волосах, то с цветами, то с гитарой, то в диадеме, а то так протягивала яблоко, блестевшее, точно елочные игрушки.
— О'кэй, а теперь щелкнем пару раз с побрякушками.
Он украшал ее варварскими ожерельями из меди, серьгами из пластмассы, большими, как листья одуванчика. Она смеялась. Ее это занимало.
Мойжишек наводнил редакции всех журналов страны этими фотографиями, и многие из них действительно были напечатаны. Собственно, я не припомню периодического издания, которое с благодарностью не воспользовалось бы изображением очаровательной девушки.
— Я все это на клочки изорвал бы,—горячился Иренин отец.
Янки, убирайтесь домой (англ.).
—Помолчи,—осаживала его мать.—Радуйся, что девчонка стала известна. Как знать, может, она этак и в кино пробьется. Начнут по телевидению показывать. Всяко начинают.
Если что-то и не нравилось матери во всем этом, так это сам Мойжишек с его никудышной репутацией. Она отвела дочь в настоящее фотоателье, попросила снять ее в разных платьях и в разных ракурсах, а затем разослала фотографии в бюро по найму статистов на «Баррандове».
— Теперь будем ждать,— сказала она,— этот год тебе все равно придется побыть дома, а на следующий опять поедешь сдавать экзамены.
— А как насчет работы?—проворчал отец, выказывая свою обывательскую натуру.
— А что она, по-твоему, должна делать,—ужаснулась мать,—в продавщицы ей, что ли, идти? Как-никак у нее аттестат зрелости!
Все лето продолжались встречи с Мойжишеком. Иногда Ирена заставала ателье запертым, наглухо закрытым, словно владелец надолго уехал за границу; рассеянный владелец, который, уезжая, забыл выключить радио, и оно тихонечко наигрывало за стеной. Однажды, придя туда, она встретила на лестнице сияющую девушку с серьгами из пластмассы в ушах. Ирена толчком распахнула дверь.
— Привет!—воскликнул грабицкий краснобай.— Меня несколько дней не было в городе, ездил за покупками. Гляди, что я отхватил! Деревянного святого Антония, источенного древоточцем! Я выдам его за работу мастера Павла из Левочи. А еще я отхватил несколько майоликовых плошек. Хочешь кальвадосу?
— Та, что я встретила на лестнице, уходила от тебя?— скривила Ирена свои умопомрачительные губы.
— Да, да. Она мне сейчас позирует для большой картины. Согласись, на всю жизнь одной тебя мне не хватит. Эдак мы быстро примелькаемся. Тебя я приберегу лишь для больших праздников и...
— Ах ты подлец!
— Слишком сильное выражение. Я— подлец? Я обещал тебе славу, и вот пожалуйста — во всех общежитиях и казармах обклеивают шкафы твоими фотографиями. Я говорил тут с одним малым из Рожнова, с фабрики «Лоана», он спрашивал, не может ли он тебя сфотографировать в каких-то их майках. Пошли наверх, деваха, пошли наверх; я дал согласие. Что с тобой? Не надо было?
1 Крупнейшая чехословацкая киностудия*
Снова сидела она на берегу реки, снова думала о том, что самое разумное, что она могла бы сделать, так это утопиться.
— ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ
либо вовсю развлекаться в обществе красивых женщин, не чувствуя никакой ответственности и живя в свое удовольствие. Либо делать то, что считает полезным для других,— добросовестно воспитывать детей и придумывать что-то, пусть и небольшое, лишь бы мир становился хоть чуточку совершеннее,— уже длительное время, сидя рядом с Иреной, рассуждал зоотехник Педро Дрбоглав.— Я тоже мечтал об открытиях и изобретениях. Но все уперлось в то, что, кажется, я слишком положительный. Видишь ли, для изобретательства и искусства нужно быть малость чокнутым. У одних чего-то с избытком, у других чего-то недостает, а я все держусь золотой середины. Но,— сказал он, отпив вина,— все-таки мои коровы дают молочка побольше, чем все остальные в наших краях.
— Л чем ты объяснишь такое потрясающее явление?— осведомилась Ирспа, будучи уже немного, между нами, мужчинами, говоря, навеселе.— Это не ты случайно придумал, чтобы в ригах играли музыку Баха, Моцарта?
— Нет! И потом, не в ригах, а в хлевах, скотных дворах... В риге солома, сено, инвентарь.
—- И еще так называется кабаре в Варшаве,— добавила она строгим тоном.
— Возможно. Ты знаешь, я заметил, что одни коровы разговаривают друг с другом, а другие —нет. Как люди. Раньше на это никто не обращал внимания. Я проследил на пастбище, какие коровы больше ладят между собой, и тех поставил в соседние стойла. Это мой ход конем. Неловко как-то об этом говорить, но полагаю, дело-то стоящее! Еще одна тыща ребятишек получит к завтраку молочко.
— Такая, выходит, практическая польза? Он улыбнулся.
— Мне с тобой хорошо,—сказал он.—-Как раз ты, уроженка грабицкого виноградарского края, это можешь оценить. Я слышал, что у вас дети пьют на завтрак вино, неужели правда?
— Правда,—- ответила Ирена,—я иначе и не завтракала.
— Будь я уверен, что такая твоя красота от вина, я стал бы давать его за завтраком и своим дочкам.
— У тебя дочери?
— Две и один пацан.
Она положила руку ему на плечо.
— Будь с ними добрым, прошу тебя! Все эти мирные конференции гроша ломаного не стоят; если бы у меня были миллионы, я израсходовала бы их на всемирную программу: отцы, будьте добрыми со своими дочерьми! Будьте с ними строги и справедливы и никого при этом не слушайте. И ты знаешь, в течение жизни одного поколения было бы покончено с войной. Все бы разоружились.
— Сделаю все, что в моих силах,— заверил Педро.
— Так, любезные, прошу рассчитаться. Мы закрываем!
НОЧНАЯ ПРАГА,
в конце концов, тоже хороша. Провести вечер в обществе женщины—-значит хорошо прожить день. Немногим ниже на моей шкале ценностей сверкает вечер, проведенный в обществе добрых друзей. Далее — за чтением хорошей книги (мой вкус вы знаете — Ванчура и Фрайс). А. если ни одна из этих приятных возможностей вам не представится, то у вас всегда еще останется шанс пойти прогуляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76