— Удивительно быстро, незаметно, я бы сказал, неожиданно выросла,— задумчиво проговорил Дементьев.— Знаешь, сколько я ее не видел? На майские дни в сорок первом году дали мне отпуск, и я поехал домой. В моем представлении она все еще была маленькой девчушкой, и я вез ей полный чемодан всяких кукол. А девочке было уже двенадцать лет, и она училась в пятом классе. Ее рассмешили мои подарки. А у тебя, Тигран, есть фотография сына? Люся Сергеевна, наверное, привезла? Покажи, покажи, открой мне военную тайну.
Дементьев долго разглядывал карточку маленького Овика и, возвращая ее, сказал:
— Хороший парень... И вообще, замечательные детишки. Только бы они не видели тех ужасов, какие выпали на нашу долю.
XX
В землянке Дементьева собрались командиры полков, комиссары, офицеры, политработники. Завязалась веселая беседа. Под общий смех майор Баланко рассказал несколько комических историй, происшедших в его полку. А серьезный, всегда озабоченный подполковник Кобуров все хотел высказать свои соображения о будущих военных операциях и сердился на шутки Баланко.
— Беспечный вы человек. Я просто завидую вам, сто лет проживете.
А молодой Баланко, которого все офицеры любили за веселый, легкий характер, сказал Кобурову:
— А вы, подполковник, видать, завистливы! Как бы это обстоятельство не помешало вашему долголетию.
Этот ответ понравился Козакову, который недолюбливал Кобурова. Он весело подмигнул Баланко. В это время по телефону передали приказ: всем явиться в землянку генерала. Через полчаса туда должен был прибыть член Военного Совета армии Луганской.
Офицеры вышли из землянки Дементьева. Метель стихла, но мороз, казалось, стал еще крепче. Полупрозрачные облака быстро бежали на север, а луна, казалось, стремительно неслась на юг. В восточной части неба висели осветительные ракеты. Вдали гремели орудия. Но офицерам войны ночь показалась бы странной без артиллерийской канонады, без осветительных ракет. Мороз щипал лицо, дыхание стыло в воздухе, снег громко скрипел под ногами.
Впереди шагал полковник Дементьев. Неожиданно он пустился бежать, крикнул своим спутникам:
— Догоняй, кто может!
Все побежали следом за Дементьевым, все, кроме Кобурова. Он даже не ускорил шага.
Совещание у генерала длилось недолго. Член Военного Совета кратко рассказал о том, как провалились попытки германского командования освободить армию Паулюса, окруженную в Сталинграде, и как были разгромлены гитлеровские танковые дивизии.
Сейчас, когда надежда для немцев выйти из окружения окончательно потеряна, генерал Паулюс по-прежнему отказывается капитулировать.
— Обстоятельства для нас благоприятны,— заключил генерал Луганской, внимательно оглядывая слушателей,— во время предстоящей операции окруженный враг понесет потери, в тридцать — сорок раз превышающие наши. Несмотря на это, враг не сдается. Ну что же, если враг не сдается, его уничтожают.
Член Военного Совета поставил перед офицерами общую боевую задачу и выразил надежду, что гвардейцы приумножат боевую славу своей дивизии.
Геладзе заговорил о боевой задаче каждого из полков. Он так же, как и Луганской, не мог скрыть своего радостного волнения. Лицо его покраснело, глаза блестели; человеку, не знавшему Геладзе, могло показаться, что командир дивизии перед совещанием выпил добрый стакан водки.
В два часа ночи офицеры вернулись в свои полки. Ночь была тихой, снег в степи сверкал при свете луны. Морозило.
На этот раз Тигран должен был отправиться в полк Козакова. Офицеры сели в сани, привалившись друг к другу.
Тиграну казалось, что он уж много раз ездил вместе с Козаковым в полк, что уже много раз мчались они вот так морозной ночью по освещенной луной зимней степи, прикрывая лица воротниками полушубков.
До рассвета Тигран пробыл в батальонах полка Козакова, беседовал с офицерами и бойцами. Во многих ротах он встречал ветеранов, которые помнили его еще с осени 1941 года. Старых бойцов легко было отличить от новичков. Бывалый солдат оставался спокоен, казался даже безразличным в ожидании надвигающихся боевых событий. Для бывалого бойца война была работой, обстрелянный солдат привык к работе войны. А новички лихорадочно воодушевлялись либо томились, охваченные тревогой,— это видно было по их беспокойным движениям, по глазам.
К рассвету советские войска заняли исходные рубежи.
Обойдя батальоны, Тигран вернулся в блиндаж Козакова. Козаков, уже одетый, только что побрившийся, собирался идти на свой КП.
— Вы ложитесь на часок, отдохните,— сказал он Тиграну,— я пришлю за вами вестового, он разбудит вас.
В блиндаже было жарко. Озябшему Тиграну показалось, что он попал в рай, он с наслаждением улегся на койку. Козаков вышел, приказав ординарцу следить за печкой.
Тигран закрыл глаза, попытался заснуть. Во сне появилась Люсик, потом бойцы, с которыми он недавно разговаривал. А вот он снова сидит в санях, и луна освещает степь. А вот он рядом с Дементьевым, и тот говорит ему: «Все дети хороши...» Тревожная ночь, последняя ночь перед наступлением! Артиллерийские батареи занимают сейчас огневые позиции, гвардейские минометы сняли брезентовые покрывала с «катюш», стрелковые роты вышли из теплых блиндажей, солдаты идут по промерзшим окопам. Какой мороз, какая морозная зима! Прошло девятое января, сейчас уже десятое.
Десятое января 1943 года... Тигран потянулся, открыл глаза.
— Не спится, товарищ батальонный комиссар? — спросил ординарец командира полка.
— Дай, пожалуйста, попить, Фирсов.
Фирсов вышел и вернулся через минуту, поставил на раскаленную докрасна печку котелок, наполненный снегом.
— Жуткий мороз, товарищ батальонный комиссар! Нет немцам спасения!
— Мороз для всех.
— Нам все же мороз не так страшен, зима наша, русская.
Аршакян сделал несколько глотков холодной воды, вода освежила его, сон прошел. Тигран достал из кармана фотографию и при дрожащем, колеблющемся свете взглянул на лицо сына. Сидевший у печки Фирсов украдкой наблюдал за комиссаром.
Тигран надел полушубок и вышел из блиндажа.
«Сейчас начнется великое»,— подумал он, глядя на усыпанное предутренними звездами небо.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I
Перед рассветом, когда ушла луна, над зимней, скованной холодом степью встал серый туман. Морозный день шел на смену морозной ночи. Генерал Геладзе, закутанный в длинную до пят шубу, стоял на склоне холма перед снежным валом и молча всматривался в предрассветный сумрак. Прямо на снегу стояли телефонные аппараты, провода от них тянулись к полкам и батальонам, к дивизионным тылам. Никто из стоявших рядом с Геладзе командиров не смотрел на часы, словно время в эти минуты измерялось лишь биением сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210