Знал, что Интеф сейчас находится в своем водном саду. Я не мог больше думать о нем как о своем господине. В памяти возникли все те оскорбления, которые он нанес мне, вся боль и унижения, которые он заставил меня испытать. Я собирался убить его, вонзив стократно свой маленький кинжал, и поразить это жестокое, злобное сердце.
Я уже почти добежал до ворот водного сада, но вовремя опомнился. У входа в сад стояло полдюжины стражников, а внутри их будет гораздо больше. Мне даже не удастся приблизиться к великому визирю. Они разрубят меня на куски. Я заставил свои ноги остановиться и повернуть назад. Сунул кинжал, украшенный драгоценными камнями, в ножны и перевел дыхание. Затем медленно вернулся на террасу и собрал маленькие жалкие тела своих любимцев.
Я собирался посадить по краю своего участка ряд смоковниц. Ямы для них были вырыты. Теперь никто не посадит эти деревья, так как я покидаю Карнак, и ямы послужат могилами для моих любимых зверюшек. Было уже за полдень, когда я засыпал последнюю могилу, но ярость моя не утихала. Если я не мог отомстить за все, то мог, по крайней мере, отомстить частично, в предвкушении будущей мести.
В кувшине возле моей кровати еще осталось немного кислого молока. Я взял его в руки и подумал, нельзя ли каким-нибудь образом доставить его на кухню великого визиря. Стоило отплатить ему его же монетой. Но в душе я подумал, что мысль эта бесполезна. Вельможа Интеф слишком хитер, чтобы его застали врасплох. Я сам помог ему разработать меры предосторожности, которые обезопасили его от яда наемного убийцы. Без тщательной подготовки к нему не подобраться, а сейчас он будет настороже. Нужно проявить терпение, но это было невозможно. Если я не мог убить его самого, то мог отплатить ему частично, как бы уверив в том, что полная расплата неумолимо последует за первым взносом.
Держа в руках смертоносный кувшин, я выскользнул через задний ход половины мальчиков на кухню и на улицу. Мне не пришлось долго разыскивать молочника, окруженного стадом коз. Я подождал, пока он наполнил мой кувшин до краев жирным молоком, выдоенным при мне из раздувшегося вымени, и отдал его мне. Кто бы ни приготовил этот яд, он положил в кувшин столько, что отравил бы половину жителей Карнака. В кувшине наверняка осталось более чем достаточно яда.
Один из стражников визиря лениво торчал у дверей в комнату Расфера. Если у дверей стоял стражник, Расфер еще сохранял ценность для вельможи Интефа, и потеря ближайшего помощника не только рассердит его, но и принесет серьезное беспокойство.
Стражник узнал меня и жестом пригласил в комнату больного, где воняло, как в свинарнике. Расфер лежал на грязной постели, обливаясь потом. Я сразу понял, что операция прошла успешно. Расфер открыл глаза и слабо выругался. Он уже был уверен в своем окончательном выздоровлении и мог со мной не цацкаться.
— Где ты был, бесполый мошенник? — прорычал он, и решимость моя окрепла. Я избавился от последних следов жалости. — Если бы ты знал, какая боль мучила меня с тех пор, как ты сделал дырку в моем черепе. Что ты за врач… Палач продолжал в том же духе, а я, сделав вид, будто не обращаю внимания на его ругательства, разбинтовал грязную повязку на голове и осмотрел рану. С чисто профессиональным интересом рассматривал маленькую ранку, оставленную сверлом. Операция была проведена безупречно, и я даже почувствовал какое-то сожаление от того, что мои труды пропадут даром.
— Дай мне что-нибудь от боли, евнух! — Расфер попытался схватить меня за край одежды, но я увернулся от него и отступил в сторону.
Сделал вид, будто сыплю лекарство из стеклянного флакончика в его чашу, — это была обыкновенная соль. Потом долил из своего кувшина молока и поставил чашу на пол.
— Если боль будет слишком сильной, это ослабит ее, — сказал ему. Даже сейчас я не мог заставить себя дать в руки чашу с ядом.
Он приподнялся на локте и потянулся к ней, чтобы выпить содержимое. Но не успели его пальцы коснуться чаши, как я оттолкнул ее ногой. В тот момент мне показалось, что мной двигало простое желание продлить удовольствие. Нравилось смотреть, как он мучается, и слушать жалобный вой:
— Добрый Таита, дай мне лекарство. Дай выпить его. Боль в голове сводит меня с ума.
— Давай-ка сначала поговорим, добрый Расфер. Ты слышал о том, что госпожа Лостра попросила меня в качестве прощального подарка от вельможи Интефа?
Несмотря на боль, он ухмыльнулся.
— Ну и дурак же ты, если думаешь, что он тебя отпустит. Ты уже мертв.
— Именно это мне сказал вельможа Интеф. Будешь ли ты горевать обо мне, Расфер? Будешь ты оплакивать меня, когда меня не станет? — спросил я. Он захихикал было, а потом остановился и посмотрел на чашу с лекарством.
— По-своему я всегда любил тебя, — прохрипел он. — А теперь дай чашу.
— А ты очень любил меня, когда кастрировал? — спросил я, и он уставился на меня, не говоря ни слова.
— Но ведь ты не можешь обижаться на меня так долго. Это было так давно, и, кроме того, я не мог не выполнить приказа вельможи Интефа. Будь умницей, Таита, дай чашу.
— Ты смеялся, когда резал меня. Почему ты смеялся? Почему это так развеселило тебя?
Он пожал плечами и поморщился от боли, которую причинило это движение.
— Я веселый человек. Я всегда смеюсь. Ну же, дружище. Скажи, что ты меня простил, и дай чашу.
Я подвинул к нему чашу ногой. Он схватил ее, и я увидел, что движения у него еще очень неуверенные. Молоко расплескалось, пока он поднимал чашу ко рту.
Я не сознавал, что делаю, до тех пор, пока не прыгнул вперед и не вышиб чашу у него из рук. Она упала на пол и, не разбившись, откатилась в угол комнаты. Молоко расплескалось по стене.
Расфер и я уставились друг на друга. Мои собственные глупость и слабость потрясли меня. Если кто-нибудь на свете и заслуживал мучительной смерти от яда, так это Расфер. Но перед глазами встали скрюченные тела моих любимчиков, разбросанные по саду и по террасе, и я понял, почему не смог дать Расферу яд. Только враг рода человеческого мог совершить нечто подобное. Я слишком высоко ценил себя, чтобы опуститься до такого позора.
Я увидел по налитым кровью глазам Расфера, что он начал понимать, в чем дело.
— Яд, — прошептал он. — В чаше был яд.
— Его прислал мне вельможа Интеф. — Не знаю, почему я рассказывал ему об этом. Наверное, просто старался оправдать свой отвратительный поступок — попытку отравить его, которую я чуть было не совершил. Не понимаю, почему я так странно вел себя. Может быть, это было последствием лабиринтов. Слегка пошатываясь, я пошел к двери.
Расфер рассмеялся за моей спиной. Сначала смеялся тихо, потом все громче и громче, пока его хохот не начал сотрясать стены.
— Ты дурак, евнух, — гоготал он. Я прибавил шагу и побежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
Я уже почти добежал до ворот водного сада, но вовремя опомнился. У входа в сад стояло полдюжины стражников, а внутри их будет гораздо больше. Мне даже не удастся приблизиться к великому визирю. Они разрубят меня на куски. Я заставил свои ноги остановиться и повернуть назад. Сунул кинжал, украшенный драгоценными камнями, в ножны и перевел дыхание. Затем медленно вернулся на террасу и собрал маленькие жалкие тела своих любимцев.
Я собирался посадить по краю своего участка ряд смоковниц. Ямы для них были вырыты. Теперь никто не посадит эти деревья, так как я покидаю Карнак, и ямы послужат могилами для моих любимых зверюшек. Было уже за полдень, когда я засыпал последнюю могилу, но ярость моя не утихала. Если я не мог отомстить за все, то мог, по крайней мере, отомстить частично, в предвкушении будущей мести.
В кувшине возле моей кровати еще осталось немного кислого молока. Я взял его в руки и подумал, нельзя ли каким-нибудь образом доставить его на кухню великого визиря. Стоило отплатить ему его же монетой. Но в душе я подумал, что мысль эта бесполезна. Вельможа Интеф слишком хитер, чтобы его застали врасплох. Я сам помог ему разработать меры предосторожности, которые обезопасили его от яда наемного убийцы. Без тщательной подготовки к нему не подобраться, а сейчас он будет настороже. Нужно проявить терпение, но это было невозможно. Если я не мог убить его самого, то мог отплатить ему частично, как бы уверив в том, что полная расплата неумолимо последует за первым взносом.
Держа в руках смертоносный кувшин, я выскользнул через задний ход половины мальчиков на кухню и на улицу. Мне не пришлось долго разыскивать молочника, окруженного стадом коз. Я подождал, пока он наполнил мой кувшин до краев жирным молоком, выдоенным при мне из раздувшегося вымени, и отдал его мне. Кто бы ни приготовил этот яд, он положил в кувшин столько, что отравил бы половину жителей Карнака. В кувшине наверняка осталось более чем достаточно яда.
Один из стражников визиря лениво торчал у дверей в комнату Расфера. Если у дверей стоял стражник, Расфер еще сохранял ценность для вельможи Интефа, и потеря ближайшего помощника не только рассердит его, но и принесет серьезное беспокойство.
Стражник узнал меня и жестом пригласил в комнату больного, где воняло, как в свинарнике. Расфер лежал на грязной постели, обливаясь потом. Я сразу понял, что операция прошла успешно. Расфер открыл глаза и слабо выругался. Он уже был уверен в своем окончательном выздоровлении и мог со мной не цацкаться.
— Где ты был, бесполый мошенник? — прорычал он, и решимость моя окрепла. Я избавился от последних следов жалости. — Если бы ты знал, какая боль мучила меня с тех пор, как ты сделал дырку в моем черепе. Что ты за врач… Палач продолжал в том же духе, а я, сделав вид, будто не обращаю внимания на его ругательства, разбинтовал грязную повязку на голове и осмотрел рану. С чисто профессиональным интересом рассматривал маленькую ранку, оставленную сверлом. Операция была проведена безупречно, и я даже почувствовал какое-то сожаление от того, что мои труды пропадут даром.
— Дай мне что-нибудь от боли, евнух! — Расфер попытался схватить меня за край одежды, но я увернулся от него и отступил в сторону.
Сделал вид, будто сыплю лекарство из стеклянного флакончика в его чашу, — это была обыкновенная соль. Потом долил из своего кувшина молока и поставил чашу на пол.
— Если боль будет слишком сильной, это ослабит ее, — сказал ему. Даже сейчас я не мог заставить себя дать в руки чашу с ядом.
Он приподнялся на локте и потянулся к ней, чтобы выпить содержимое. Но не успели его пальцы коснуться чаши, как я оттолкнул ее ногой. В тот момент мне показалось, что мной двигало простое желание продлить удовольствие. Нравилось смотреть, как он мучается, и слушать жалобный вой:
— Добрый Таита, дай мне лекарство. Дай выпить его. Боль в голове сводит меня с ума.
— Давай-ка сначала поговорим, добрый Расфер. Ты слышал о том, что госпожа Лостра попросила меня в качестве прощального подарка от вельможи Интефа?
Несмотря на боль, он ухмыльнулся.
— Ну и дурак же ты, если думаешь, что он тебя отпустит. Ты уже мертв.
— Именно это мне сказал вельможа Интеф. Будешь ли ты горевать обо мне, Расфер? Будешь ты оплакивать меня, когда меня не станет? — спросил я. Он захихикал было, а потом остановился и посмотрел на чашу с лекарством.
— По-своему я всегда любил тебя, — прохрипел он. — А теперь дай чашу.
— А ты очень любил меня, когда кастрировал? — спросил я, и он уставился на меня, не говоря ни слова.
— Но ведь ты не можешь обижаться на меня так долго. Это было так давно, и, кроме того, я не мог не выполнить приказа вельможи Интефа. Будь умницей, Таита, дай чашу.
— Ты смеялся, когда резал меня. Почему ты смеялся? Почему это так развеселило тебя?
Он пожал плечами и поморщился от боли, которую причинило это движение.
— Я веселый человек. Я всегда смеюсь. Ну же, дружище. Скажи, что ты меня простил, и дай чашу.
Я подвинул к нему чашу ногой. Он схватил ее, и я увидел, что движения у него еще очень неуверенные. Молоко расплескалось, пока он поднимал чашу ко рту.
Я не сознавал, что делаю, до тех пор, пока не прыгнул вперед и не вышиб чашу у него из рук. Она упала на пол и, не разбившись, откатилась в угол комнаты. Молоко расплескалось по стене.
Расфер и я уставились друг на друга. Мои собственные глупость и слабость потрясли меня. Если кто-нибудь на свете и заслуживал мучительной смерти от яда, так это Расфер. Но перед глазами встали скрюченные тела моих любимчиков, разбросанные по саду и по террасе, и я понял, почему не смог дать Расферу яд. Только враг рода человеческого мог совершить нечто подобное. Я слишком высоко ценил себя, чтобы опуститься до такого позора.
Я увидел по налитым кровью глазам Расфера, что он начал понимать, в чем дело.
— Яд, — прошептал он. — В чаше был яд.
— Его прислал мне вельможа Интеф. — Не знаю, почему я рассказывал ему об этом. Наверное, просто старался оправдать свой отвратительный поступок — попытку отравить его, которую я чуть было не совершил. Не понимаю, почему я так странно вел себя. Может быть, это было последствием лабиринтов. Слегка пошатываясь, я пошел к двери.
Расфер рассмеялся за моей спиной. Сначала смеялся тихо, потом все громче и громче, пока его хохот не начал сотрясать стены.
— Ты дурак, евнух, — гоготал он. Я прибавил шагу и побежал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196