Ударил мечом одного, которого сумел отогнать от двух его товарищей, и нанес ему рубленую рану. Разбойник завизжал и повалился назад. Однако, прежде чем Тан успел прикончить его, двое других набросились сзади. Тану пришлось повернуться и сражаться с ними. Бронза ударилась о бронзу, и Тан остановил разбойников. Он держал их на расстоянии протянутого клинка, отбиваясь по очереди то от одного, то от другого, пока легко раненый противник не пришел в себя и не стал приближаться к нему со спины.
— Сзади! — заорал я, и Тан вовремя обернулся, успев отбить удар меча. В то же самое мгновение двое других набросились на него, и ему пришлось отступить. Теперь Тану приходилось защищаться с трех сторон. У меня захватило дыхание от того, с какой виртуозной ловкостью он орудовал мечом. Его клинок мелькал так быстро, что, казалось, он возвел вокруг себя сверкающую бронзовую стену, о которую тщетно бились клинки врагов.
Потом я вдруг понял, что Тан начинает уставать. Пот струился по его телу, а лицо искажала гримаса напряжения. Долгий кутеж и разврат сильно поубавили силы и выносливость, когда-то казавшиеся бесконечными.
Он отступил после очередной атаки, которую провел бородатый кочевник, и наконец оказался прижатым спиной к огромной скале с противоположной стороны дороги. Скала защищала спину, и теперь все трое нападавших были вынуждены атаковать спереди. Однако это не давало ему передышки. Возглавляемые кочевником, разбойники выли, как стая диких собак, и нападали непрерывно. Правая рука Тана начала уставать, и меч уже двигался медленнее.
Копье первого из разбойников, обезглавленных Таном, лежало посреди дороги. Я понял, что должен сделать что-то, если не хочу увидеть, как Тана разрубят на куски на моих глазах. Огромным усилием воли я попытался вернуть себе ускользающее мужество и выполз из своего укрытия. Сорокопуты забыли обо мне в горячке боя и смертельной ненависти к врагу, и я успел подобрать копье незамеченным. Когда схватил его, тяжесть древка в руке вернула мне уверенность в своих силах.
Кочевник был самым опасным из троих противников Тана и стоял ближе остальных. Спина была обращена ко мне, а внимание поглощал неравный бой. Я наклонил копье вперед и бросился на него.
Почки — самая уязвимая мишень на человеческой спине. С моим знанием анатомии мне ничего не стоило точно нанести удар. Копье вошло в спину в одном пальце от хребта. Широкий бронзовый наконечник образовал огромную зияющую рану, и я свирепым движением копья размозжил врагу почку, как учил меня Тан. Боль парализовала кочевника, меч выпал из его рук, и он повалился на землю с таким ужасным воплем, что его ошеломленные товарищи замерли на месте, а у Тана появился шанс.
Следующим ударом Тан поразил одного разбойника в середину груди. Несмотря на усталость удар был настолько силен, что острие меча проткнуло туловище насквозь и вышло на ладонь из спины. Прежде чем Тан успел вытащить клинок из крепких объятий плоти и убить последнего сорокопута, тот бросился бежать.
Тан сделал несколько шагов за ним следом, а затем, задыхаясь, проговорил:
— Мне не поймать. Догони его, Таита, не дай этому грязному шакалу уйти.
Мало кто может обойти меня в беге. Тан на это способен, но только в прекрасном состоянии сил. Я уперся в спину кочевника и выдернул свое копье, а потом побежал следом за разбойником.
Я догнал его раньше, чем он успел уйти на двести шагов. Бежал я так легко, что враг даже не расслышал моего приближения. Острием копья перерубил сухожилие над пяткой, и он повалился на землю. Меч отлетел в сторону. Разбойник лежал на спине, пинался и вопил, а я плясал вокруг него и колол кончиком копья, выбирая положение для смертоносного удара.
— Которая из женщин тебе понравилась больше? — спросил я, уколов в бедро. — Мать с огромным животом или маленькая девочка? Она была крепенькой, правда?
— Пощади меня! Я ничего не делал с ними. Это все другие. Не убивай меня.
— На твоей юбке засохла кровь, — сказал я и ударил в живот, но не сильно. — А ребенок кричал так же громко, как и ты сейчас?
Когда он свернулся клубком после удара в живот, я ударил в хребет, и по счастливой случайности наконечник вошел между позвонками. Его мгновенно парализовало ниже пояса, и я спокойно сделал шаг назад.
— Очень хорошо. Ты не хочешь, чтобы я убивал тебя? Я и не убью. Этого тебе было бы мало.
Повернулся и пошел к Тану. Искалеченный сорокопут некоторое время пытался ползти за мной, волоча парализованные ноги, как рыбаки тащат пару крупных карпов. Затем силы его иссякли, и он, хныча, растянулся на земле. Хотя было уже далеко за полдень, солнце убьет его раньше заката.
Тан с любопытством посмотрел на меня, когда я подошел.
— Никогда бы не подумал, что ты способен на жестокость. — Он застыл в изумлении. — Ты не перестаешь удивлять меня.
Тан стащил бурдюк с водой с ослика и предложил мне, но я покачал головой.
— Сначала ты. Тебе это нужно больше, чем мне.
Он начал пить, и глаза его закрылись от наслаждения. Потом резко перевел дыхание.
— Клянусь сладостным дыханием Исиды, ты прав. Я слаб, как старуха. Даже такая мелкая стычка чуть не стоила мне жизни.
Потом посмотрел на лежащие вокруг трупы и довольно ухмыльнулся.
— В общем-то это неплохое начало работы, порученной нам фараоном.
— Это худшее из возможных начал, — возразил я и, когда Тан удивленно поднял бровь, продолжил: — Нам следовало оставить в живых хотя бы одного из сорокопутов, чтобы он показал гнездо. Даже вон тот, — я жестом показал на умирающего среди камней разбойника, — слишком тяжело ранен и не может быть для нас полезным. Это моя вина. Я позволил гневу овладеть мною. Мы больше не сделаем подобных ошибок.
Уже на полпути к тому месту, где мы оставили тела убитого семейства, моя природа взяла свое, и я начал сожалеть о том, что жестоко обошелся с искалеченным разбойником.
— В конце концов он человек, как и мы с тобой, — сказал я Тану, а тот фыркнул.
— Это тварь, мерзкая тварь, а не человек, и ты поступил правильно. Ты слишком долго горюешь о нем. Скажи лучше, зачем нам возвращаться к этим трупам? Не лучше ли отправиться прямо в лагерь Крата?
— Мне нужно тело мужчины, — произнес я, ничего не объясняя, пока мы не подошли к изуродованному трупу. Останки начали вонять. Стервятники почти не оставили мяса на костях.
— Посмотри на голову, — сказал я Тану. — У кого из твоих знакомых похожая грива? — Сначала он поглядел на меня озадаченно, а потом вдруг усмехнулся и провел пальцами по своим густым курчавым волосам.
— Помоги мне погрузить его на ослика, — приказал я. — Крат отвезет тело в Карнак гробовщикам, чтобы те забальзамировали. Мы заплатим за хорошие похороны и усыпальницу и напишем твое имя на ее стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
— Сзади! — заорал я, и Тан вовремя обернулся, успев отбить удар меча. В то же самое мгновение двое других набросились на него, и ему пришлось отступить. Теперь Тану приходилось защищаться с трех сторон. У меня захватило дыхание от того, с какой виртуозной ловкостью он орудовал мечом. Его клинок мелькал так быстро, что, казалось, он возвел вокруг себя сверкающую бронзовую стену, о которую тщетно бились клинки врагов.
Потом я вдруг понял, что Тан начинает уставать. Пот струился по его телу, а лицо искажала гримаса напряжения. Долгий кутеж и разврат сильно поубавили силы и выносливость, когда-то казавшиеся бесконечными.
Он отступил после очередной атаки, которую провел бородатый кочевник, и наконец оказался прижатым спиной к огромной скале с противоположной стороны дороги. Скала защищала спину, и теперь все трое нападавших были вынуждены атаковать спереди. Однако это не давало ему передышки. Возглавляемые кочевником, разбойники выли, как стая диких собак, и нападали непрерывно. Правая рука Тана начала уставать, и меч уже двигался медленнее.
Копье первого из разбойников, обезглавленных Таном, лежало посреди дороги. Я понял, что должен сделать что-то, если не хочу увидеть, как Тана разрубят на куски на моих глазах. Огромным усилием воли я попытался вернуть себе ускользающее мужество и выполз из своего укрытия. Сорокопуты забыли обо мне в горячке боя и смертельной ненависти к врагу, и я успел подобрать копье незамеченным. Когда схватил его, тяжесть древка в руке вернула мне уверенность в своих силах.
Кочевник был самым опасным из троих противников Тана и стоял ближе остальных. Спина была обращена ко мне, а внимание поглощал неравный бой. Я наклонил копье вперед и бросился на него.
Почки — самая уязвимая мишень на человеческой спине. С моим знанием анатомии мне ничего не стоило точно нанести удар. Копье вошло в спину в одном пальце от хребта. Широкий бронзовый наконечник образовал огромную зияющую рану, и я свирепым движением копья размозжил врагу почку, как учил меня Тан. Боль парализовала кочевника, меч выпал из его рук, и он повалился на землю с таким ужасным воплем, что его ошеломленные товарищи замерли на месте, а у Тана появился шанс.
Следующим ударом Тан поразил одного разбойника в середину груди. Несмотря на усталость удар был настолько силен, что острие меча проткнуло туловище насквозь и вышло на ладонь из спины. Прежде чем Тан успел вытащить клинок из крепких объятий плоти и убить последнего сорокопута, тот бросился бежать.
Тан сделал несколько шагов за ним следом, а затем, задыхаясь, проговорил:
— Мне не поймать. Догони его, Таита, не дай этому грязному шакалу уйти.
Мало кто может обойти меня в беге. Тан на это способен, но только в прекрасном состоянии сил. Я уперся в спину кочевника и выдернул свое копье, а потом побежал следом за разбойником.
Я догнал его раньше, чем он успел уйти на двести шагов. Бежал я так легко, что враг даже не расслышал моего приближения. Острием копья перерубил сухожилие над пяткой, и он повалился на землю. Меч отлетел в сторону. Разбойник лежал на спине, пинался и вопил, а я плясал вокруг него и колол кончиком копья, выбирая положение для смертоносного удара.
— Которая из женщин тебе понравилась больше? — спросил я, уколов в бедро. — Мать с огромным животом или маленькая девочка? Она была крепенькой, правда?
— Пощади меня! Я ничего не делал с ними. Это все другие. Не убивай меня.
— На твоей юбке засохла кровь, — сказал я и ударил в живот, но не сильно. — А ребенок кричал так же громко, как и ты сейчас?
Когда он свернулся клубком после удара в живот, я ударил в хребет, и по счастливой случайности наконечник вошел между позвонками. Его мгновенно парализовало ниже пояса, и я спокойно сделал шаг назад.
— Очень хорошо. Ты не хочешь, чтобы я убивал тебя? Я и не убью. Этого тебе было бы мало.
Повернулся и пошел к Тану. Искалеченный сорокопут некоторое время пытался ползти за мной, волоча парализованные ноги, как рыбаки тащат пару крупных карпов. Затем силы его иссякли, и он, хныча, растянулся на земле. Хотя было уже далеко за полдень, солнце убьет его раньше заката.
Тан с любопытством посмотрел на меня, когда я подошел.
— Никогда бы не подумал, что ты способен на жестокость. — Он застыл в изумлении. — Ты не перестаешь удивлять меня.
Тан стащил бурдюк с водой с ослика и предложил мне, но я покачал головой.
— Сначала ты. Тебе это нужно больше, чем мне.
Он начал пить, и глаза его закрылись от наслаждения. Потом резко перевел дыхание.
— Клянусь сладостным дыханием Исиды, ты прав. Я слаб, как старуха. Даже такая мелкая стычка чуть не стоила мне жизни.
Потом посмотрел на лежащие вокруг трупы и довольно ухмыльнулся.
— В общем-то это неплохое начало работы, порученной нам фараоном.
— Это худшее из возможных начал, — возразил я и, когда Тан удивленно поднял бровь, продолжил: — Нам следовало оставить в живых хотя бы одного из сорокопутов, чтобы он показал гнездо. Даже вон тот, — я жестом показал на умирающего среди камней разбойника, — слишком тяжело ранен и не может быть для нас полезным. Это моя вина. Я позволил гневу овладеть мною. Мы больше не сделаем подобных ошибок.
Уже на полпути к тому месту, где мы оставили тела убитого семейства, моя природа взяла свое, и я начал сожалеть о том, что жестоко обошелся с искалеченным разбойником.
— В конце концов он человек, как и мы с тобой, — сказал я Тану, а тот фыркнул.
— Это тварь, мерзкая тварь, а не человек, и ты поступил правильно. Ты слишком долго горюешь о нем. Скажи лучше, зачем нам возвращаться к этим трупам? Не лучше ли отправиться прямо в лагерь Крата?
— Мне нужно тело мужчины, — произнес я, ничего не объясняя, пока мы не подошли к изуродованному трупу. Останки начали вонять. Стервятники почти не оставили мяса на костях.
— Посмотри на голову, — сказал я Тану. — У кого из твоих знакомых похожая грива? — Сначала он поглядел на меня озадаченно, а потом вдруг усмехнулся и провел пальцами по своим густым курчавым волосам.
— Помоги мне погрузить его на ослика, — приказал я. — Крат отвезет тело в Карнак гробовщикам, чтобы те забальзамировали. Мы заплатим за хорошие похороны и усыпальницу и напишем твое имя на ее стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196