Кодрингтон повернулся на каблуках и снова взглянул на Сент-Джона.
— О, разумеется, невольничьи палубы вашего судна сняты, чтобы освободить место для торговых грузов, но запасные доски наверняка на борту, и вам нужно меньше суток, чтобы установить их на место. — Кодрингтон едва не рычал. — И держу пари, что под крышками люков спрятаны открытые решетки, — он указал на верхнюю палубу, но не сводил глаз с лица Сент-Джона, — и что на нижних палубах вбиты скобы, чтобы прикреплять цепи и ножные кандалы…
— Капитан Кодрингтон, я нахожу ваше общество утомительным, — процедил Манго Сент-Джон. — Даю шестьдесят секунд на то, чтобы покинуть корабль, иначе я прикажу помощнику выбросить вас за борт.
Типпу шагнул вперед, безволосый, как огромная жаба, и встал в полуметре слева от Кодрингтона.
С видимым усилием английский капитан сдержал гнев и поклонился Манго Сент-Джону.
— Даст Бог, свидимся, сэр. — Он повернулся к Робин и коротко отдал честь. — Желаю приятного путешествия, мадам.
— Капитан Кодрингтон, думаю, вы ошибаетесь. — Она едва не молила.
Англичанин ничего не ответил, только смотрел на нее на секунду дольше, чем требовалось. Открытый взгляд его голубых глаз тревожил душу — такие глаза бывают у пророков или фанатиков. Потом повернулся и неуклюжей мальчишеской походкой направился к трапу «Гурона».
Типпу скинул рубаху с высоким воротником и стал растираться маслом, отливая на солнце металлическим блеском, словно странная экзотическая рептилия.
Помощник капитана с флегматичным видом, широко расставив босые ноги, без видимых усилий сохранял равновесие на качающейся палубе «Гурона». Толстые руки повисли вдоль туловища. У ног кольцами свернулась плеть.
К борту судна прикрепили решетку. На ней распяли впередсмотрящего, и он повис, как морская звезда, выброшенная приливом на скалу. Неуклюже вывернув шею, он оглянулся через плечо на помощника и побелел от ужаса.
— Вас освободили от присутствия при наказании, доктор Баллантайн, — тихо сказал Манго Сент-Джон.
— Я считаю своей обязанностью вынести это варварское…
— Как вам угодно, — кивком оборвал ее Сент-Джон и отвернулся. — Двадцать, мистер Типпу.
— Есть двадцать, капитан.
Типпу бесстрастно подошел к распятому человеку, вцепился в воротник его рубашки и рывком сорвал ее. Спина матроса, белая, как нутряное сало, была усеяна большими багровыми нарывами — обычным недугом моряков из-за постоянного ношения просоленной мокрой одежды и плохого питания.
Типпу отступил назад и, взмахнув, вытянул плеть во всю длину вдоль дубового настила палубы.
— Команда корабля! — воззвал Манго Сент-Джон. — Этот человек обвиняется в халатном отношении к своим обязанностям, его действия поставили под угрозу безопасность «Гурона». — Матросы переминались с ноги на ногу, но никто не осмелился поднять взгляд. — Приговор — двадцать плетей.
Привязанный матрос отвернулся, ссутулился и крепко зажмурился.
— Приступайте, мистер Типпу, — велел Манго Сент-Джон, и его помощник оценивающе покосился на обнаженную белую кожу, сквозь которую отчетливо проступали позвонки.
Типпу отступил назад и высоко взметнул толстую мускулистую руку. Плеть взвилась и зашипела, как рассерженная кобра. Он шагнул вперед, вкладывая в удар тяжесть всего тела и неимоверную силу.
Человек на решетке вскрикнул, сотрясаясь в судороге, грубые пеньковые веревки ободрали кожу на запястьях. Белая кожа лопнула, через всю спину протянулась ярко-алая полоса. Воспаленный багровый карбункул между лопатками прорвался, выбросив струю желтого гноя. Ручеек потек вниз по бледной коже и исчез за поясом брюк.
— Один, — сказал Манго Сент-Джон, и человек на решетке тихо всхлипнул.
Типпу немного отступил назад, заботливо встряхнул плеть, покосился на кровавую полосу, пересекавшую белое дрожащее тело, откачнулся и с рычанием шагнул вперед для следующего удара.
— Два, — сказал Манго Сент-Джон.
Робин почувствовала, как к горлу подступает удушающая тошнота. Она поборола ее и заставила себя смотреть. Нельзя допустить, чтобы капитан заметил ее слабость.
На десятом ударе тело матроса внезапно обмякло, голова качнулась в сторону, кулаки разжались, и она увидела маленькие кровавые полумесяцы там, где ногти впивались в ладони. Вплоть до конца размеренной процедуры наказания человек не подавал признаков жизни.
После двадцатого удара Робин вихрем взлетела по трапу на верхнюю палубу и, пока несчастного снимали с решетки, принялась нащупывать пульс.
— Слава Богу, — прошептала она, ощутив слабое биение, и велела матросам, опускавшим человека на палубу: — Осторожнее! — Желание Манго Сент-Джона исполнилось: сквозь искромсанное мясо виднелись белые, как фарфор, позвонки.
Доктор заранее подготовила хлопчатобумажный перевязочный материал и прикрыла ватой изувеченную спину. Человека переложили на толстую дубовую доску и торопливо понесли в носовой кубрик.
В тесном переполненном кубрике, где висела пелена дешевого трубочного табака и воздух загустел от вони трюмной воды, мокрой одежды, немытых мужских тел и гниющих отбросов, матроса положили на обеденный стол, и в неверном свете масляной лампы под потолком Робин принялась обрабатывать раны. Она наложила повязку из конского волоса, возвратила на место рваные лохмотья мышц и кожи, перевязала раны, предварительно обработав спину слабым раствором фенола — средством, недавно открытым Джозефом Листером и с большим успехом пользуемым против омертвения тканей.
Несчастный пришел в сознание и застонал от боли. Она дала ему пять капель лауданума и пообещала на следующий день сменить повязки.
Доктор собрала все инструменты и закрыла черный саквояж, его подхватил маленький рябой боцман по имени Натаниэль. Робин благодарно кивнула, и он смущенно пробормотал:
— Премного вам обязаны, госпожа.
Они не сразу привыкли принимать ее помощь. Поначалу Робин всего лишь вскрывала карбункулы и нарывы, прописывала каломель при дизентерии и гриппе, но позже, когда она вылечила с десяток страждущих, в том числе вправила сломанное плечо, залечила покрытую язвами и разорванную барабанную перепонку и ртутью исцелила венерический шанкр, команда признала ее, и вызов Робин к больному стал обыденным явлением в повседневной жизни корабля.
Боцман карабкался следом за ней по трапу, но не успели они подняться на палубу, как ее неожиданно осенило. Она наклонилась и положила руку ему на плечо.
— Натаниэль, — тихо, но настойчиво спросила Робин, — можно ли попасть в корабельный трюм, не открывая люки верхней палубы?
Боцман испугался, и она резко встряхнула его.
— Так можно или нет? — переспросила Робин.
— Да, мэм, можно.
— Как? Где?
— Через лазарет под офицерской кают-компанией — там люк в передней переборке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181