Одним из любимых лакомств великана был особенно зловредный паштет из копченой селедки, упакованный в двухсотграммовые банки. Надпись на этикетке гласила: «Тонко намазывать на печенье или поджаренный хлеб», — но Типпу уплетал его ложкой и поглощал по целой банке в один присест, не прерывая размеренного движения столовой ложки вверх и вниз. Он блаженно прикрывал глаза, широкий лягушачий рот кривился в ангельской улыбке.
На четвертый вечер после отплытия из Рио-Саби он начал ужин с банки селедочного паштета. Он вонзил в крышку складной нож, раздалось громкое шипение выходящего газа, и Манго Сент-Джон поднял глаза от тарелки горохового супа:
— Банка вздулась, мистер Типпу. На вашем месте я бы это не ел.
— Да, — согласился помощник. — Но вы не на моем месте.
Незадолго до полуночи они вызвали Робин. Типпу сотрясался в судорогах и корчился от боли, его живот вздулся и затвердел, как желтый агатовый валун. Его рвало, и под конец он исторг лишь несколько капель желчи с прожилками крови.
— Отравление консервами, — сообщила доктор Манго Сент-Джону. После той ночи на Рио-Саби она впервые заговорила с ним, и голос ее звучал холодно и официально. — У меня нет лекарств, чтобы вылечить его. Вам придется зайти в порт, где он мог бы получить необходимое лечение. В Порт-Натале есть военный госпиталь.
— Доктор Баллантайн, — так же официально ответил ей Манго, но в глазах с золотыми крапинками таилась усмешка, которая привела ее в бешенство. — У Типпу луженая утроба, он может переваривать камни, гвозди и осколки битого стекла. Ваша забота, такая трогательная, направлена не по адресу. Завтра к полудню он будет в состоянии драться с самим дьяволом, выпороть кого-нибудь и сожрать быка.
— А я вам говорю, что без соответствующего лечения он через неделю умрет.
Однако прогноз Манго оказался верным, к утру рвота и спазмы утихли, живот Типпу, казалось, очистился от отравленной рыбы. Стоя на коленях в своей каюте, Робин вынужденно пришла к решению.
— Прости меня, Господи, но в этой гнусной тюрьме под палубой сковано цепями восемьсот Твоих детей, и я его не убью — с Твоей помощью, я его не убью.
Поднявшись с колен, доктор торопливо принялась за работу. Она накапала в медицинский стакан пятнадцать капель экстракта ипекакуаны — тройную дозу самого мощного рвотного средства из известных в медицине — и добавила мятной настойки, чтобы замаскировать вкус.
— Выпейте это, — велела она помощнику капитана. — Оно снимет боль в животе и вылечит понос.
Ближе к концу дня она повторила дозу. Стюарду из кают-компании пришлось помочь ей поднять голову помощника и влить лекарство Типпу в горло. Такая сила воздействия встревожила даже Робин.
Через час она послала за Манго, но стюард вернулся с сообщением:
— Доктор, капитан говорит, что в данный момент управление кораблем требует его полного внимания, и просит прощения.
Робин сама поднялась на палубу. Манго Сент-Джон стоял у наветренного планшира, держа в руке секстант и приложив окуляр к глазам. Он ждал, когда сквозь разрыв в облаках покажется солнце.
— Типпу умирает, — сказала она ему.
— То-то будет потеха, — ответил он, не отрывая глаз от окуляра.
— Теперь я верю, что вы чудовище, не знающее человеческих чувств, — яростно прошептала дочь Фуллера Баллантайна, и в этот миг о палубу ударился солнечный луч. Облака расступились, и ненадолго показалось солнце.
— Следи за хронометром, — приказал Манго старшине-сигнальщику. Он повернул прибор так, чтобы отражение солнца зеленым резиновым мячиком запрыгало на темной линии горизонта, и крикнул: — Отмечай! Отлично, — с удовлетворением пробормотал он, опустил секстант, считал высоту солнца и сообщил ее сигнальщику, чтобы тот записал данные на грифельной доске. Только после этого капитан повернулся к Робин: — Уверен, вы преувеличиваете серьезность недомогания Типпу.
— Посмотрите сами, — пригласила она его.
— Это я и собираюсь сделать, доктор.
Пригнувшись, Манго вошел в каюту помощника и остановился. Легкая насмешливая улыбка слетела с его лица. Было ясно, что Типпу серьезно болен.
— Как поживаешь, дружище? — тихо спросил Манго. Робин впервые слышала, чтобы он называл помощника так. Сент-Джон положил руку на лоб Типпу, усеянный крупными каплями пота.
Тот повернул к капитану голову, похожую на желтое пушечное ядро, и попытался улыбнуться. Улыбка вышла жалкой. Робин почувствовала угрызения совести оттого, что навлекла на Типпу такие страдания. Ей было неловко, что она невольно стала свидетельницей этой непривычно задушевной, не предназначенной для чужих глаз нежности между двумя суровыми, страшными людьми.
Великан попытался приподняться, но у него не хватило сил. Из его горла вырвался долгий хриплый стон, он обеими руками схватился за живот и согнул колени от боли, потом бессильно запрокинул голову, и его тело сотряс новый приступ судорожной рвоты.
Манго схватил с палубы ведро и, придерживая помощника за плечи, подставил его, но Типпу исторг лишь небольшой сгусток крови и коричневой желчи. Тяжело дыша и обливаясь потом, он откинулся на койку, глаза его закатились так, что зрачки виднелись тонкими полумесяцами.
Манго стоял над его койкой минут пять, заботливо склонившись, тихий и неподвижный, лишь слегка покачиваясь в такт корабельной качке. Он нахмурился в тяжком раздумье, взгляд стал отрешенным; глядя на него, Робин поняла, что он принимает нелегкое решение. На карту поставлена жизнь: потерять друга или лишиться корабля и, возможно, свободы, ибо заходить в британский порт с рабами в трюме было чрезвычайно рискованно.
Как ни странно, сейчас, когда она увидела непривычную, мягкую сторону его характера, ее симпатия нахлынула с новой силой, мисс Баллантайн ощутила себя низкой и подлой, кляла себя за то, что играла на его самых глубоких чувствах, терзала желтого великана-мусульманина, растянувшегося на узкой койке.
Манго выругался, тихо, но решительно, и, все так же пригибаясь под низкой палубой, выскочил из каюты.
Симпатия Робин сменилась полным разочарованием. Она не могла скрыть своего отвращения к этому жестокому, безжалостному человеку, для которого ничего не значит даже жизнь старого верного друга. Она была глубоко разочарована: ее уловка не удалась, она без пользы навлекла на Типпу ужасные страдания. Ей стало грустно, что судьба обрекла ее любить такое чудовище.
Доктор устало опустилась возле койки помощника, смочила салфетку в морской воде и протерла потный желтый лоб.
За время долгого плавания по Атлантическому океану у Робин выработалась чрезвычайная восприимчивость к состоянию «Гурона». Она чувствовала, как ведет себя палуба при разных углах бейдевинда, слышала звуки, какими откликается корпус судна на любые перемены ветра и волнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181