Вся его жизнь была посвящена бесконечной погоне за славой. Твоего отца не останавливали никакой риск, никакие жертвы, его собственные или чужие. Ради славы он бы пошел на все: на ложь, на воровство, даже на убийство.
Зуга с вызовом поднял глаза.
— Да, убил бы, — кивнул Харкнесс. — Любого, кто встал бы на его пути. Я хорошо его знал, но это совсем другая история. А теперь мы хотим выяснить, куда он пошел.
Хозяин протянул руку и извлек из-под захламленного стола свиток пергамента. Он быстро осмотрел его и, одобрительно хрюкнув, расстелил на столе.
Это была начерченная тушью карта Центральной Африки от восточного до западного побережья, от Лимпопо на юге до озерного края на севере. Поля были испещрены нарисованными рукой Харкнесса значками и фигурками животных.
В тот же миг Зуга возжелал эту карту всей душой. Молодой Баллантайн ощутил в своем сердце все то, в чем мистер Томас обвинял его отца. Он должен заполучить эту карту, даже если для этого придется украсть или, упаси Боже, убить. Он должен ее заполучить.
Карта была очень большая — квадрат метра полтора на полтора, нарисованная от руки на наклеенной на ткань бумаге высшего качества. Такая карта — усыпанная огромным множеством значков, с подробными, но краткими пометками, сделанными наблюдателем, который видел все своими глазами, — не знала себе равных. Примечания, написанные мельчайшим изящным почерком, можно было прочитать только с увеличительным стеклом.
Здесь с июня по сентябрь собираются большие стада слонов».
Здесь в древних выработках я нашел золотую жилу, шестьдесят граммов на тонну».
«Здесь народ гуту производит чистую медь».
«Отсюда в июне к побережью отбывают невольничьи караваны».
Таких пометок были сотни, каждая в аккуратно пронумерованной рамке, соответствовавшей точному местоположению на карте.
Харкнесс с хитрой полуулыбкой наблюдал за гостем, а потом протянул ему увеличительное стекло, чтобы тот продолжил чтение.
Через несколько минут Зуга понял, что области, окрашенные розовым, обозначают «мушиные коридоры» на высоких африканских плато — безопасные зоны, по которым можно перегонять домашних животных без риска попасть в районы обитания мухи-цеце. Ужасная сонная болезнь, переносимая мухами, может полностью уничтожить целое стадо. Африканские племена сотни лет собирали сведения о безопасных коридорах, и Томас Харкнесс тщательно записал их. Ценность таких сведений была огромна.
«Здесь пограничники короля Мзиликази убивают всех чужестранцев».
«Здесь с мая по октябрь нет воды».
«Здесь с октября по декабрь опасные малярийные испарения».
На карте были указаны самые опасные области, отмечены известные Харкнессу пути в глубь материка, хоть их было и немного.
Были обозначены города африканских царей, местоположение их военных краалей, определены сферы влияния каждого царя и указаны имена подчиненных им вождей.
«Здесь для охоты на слонов нужно получить разрешение вождя Мафа. Он вероломен».
Харкнесс наблюдал, как молодой человек сосредоточенно изучает бесценный документ. На лице старика была написана почти нежность; воспоминание, как тень, мелькнуло перед его глазами, и он кивнул. Наконец старик заговорил.
— Твой отец попытался бы одним махом восстановить подмоченную репутацию, — вслух размышлял Харкнесс. — Ему нужно было чем-то питать свое чудовищное самолюбие. Прежде всего в голову приходят два района. Здесь!
Он накрыл ладонью обширное пространство к северо-западу от уверенно отмеченных контуров озера Малави. Здесь многочисленные достоверные пометки сменялись скудными неуверенными догадками, выуженными из слухов или туземных преданий, или рассуждениями, помеченными знаком вопроса.
«Оманский шейх Ассаб сообщает, что река Луалаба течет на северо-запад. Возможно, впадает в озеро Танганьика». Реки были очерчены пунктиром. «Пемба, вождь мараканов, сообщает, что в двадцати пяти днях пути от Хото-Хота лежит большое озеро, по форме похожее на бабочку. Называемся Ломани». Озеро было обрисовано схематически. «Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Альберт? Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Ломани? Если да, не является ли Ломани окончательным истоком Нила?»
Харкнесс корявым пальцем ткнул в два вопросительных знака.
— Здесь, — сказал он. — Большие вопросы. Река Нил. Вот что привлекло бы Фуллера. Он часто о ней говорил. — Харкнесс усмехнулся. — Всегда с одним и тем же вступлением: «Слава, разумеется, не имеет для меня никакого значения…» — Старик покачал серебристой головой. — Слава значила для него не меньше, чем воздух, которым он дышал. Да, исток Нила и слава, которую принесло бы его открытие, — вот что прельщало его.
Великан долго вглядывался в пустые пространства, грезя наяву, перед блестящими черными глазами проплывали видения. Наконец он встряхнул лохматой головой, словно сбрасывая наваждение.
— Существует только один подвиг, который привлек бы такое же всеобщее внимание, приветствовался бы с не меньшим воодушевлением. — Харкнесс провел ладонью по пергаменту и накрыл еще один обширный пробел в сетке гор и рек. — Здесь, — тихо сказал он. — Запретное царство Мономотапа.
Даже название было жутковатым. Мономотапа. От этих звуков волосы на затылке у майора встали дыбом.
— Слышал о нем? — спросил Харкнесс.
— Да, — кивнул Зуга. — Говорят, это библейский Офир, где добывала свое золото царица Савская. Вы там бывали?
Харкнесс покачал головой.
— Дважды я туда отправлялся, — пожал он плечами. — Там не бывал ни один белый человек. Так далеко на восток не забирались даже импи Мзиликази. Португальцы однажды пытались достичь империи Мономотапа. Это было в 1569 году. Экспедиция исчезла, в живых не осталось никого. — Харкнесс презрительно хмыкнул. — Они оставили все попытки достичь Мономотапы. Чего еще ожидать от португальцев! Двести лет с тех пор они сидят в своих сералях в Тете и Келимане, плодят полукровок, наложили лапу на рабов и слоновую кость, что поступают из глубины материка, и довольны жизнью.
— Но легенды о Мономотапе рассказывают до сих пор. Я сам слышал от отца. Золото и огромные города за высокими стенами.
Хозяин поднялся из-за стола, двигаясь легко, словно был вдвое моложе, и подошел к окованному железом сундуку, стоявшему у стены позади стула. Сундук не был заперт, но, чтобы откинуть крышку, старику пришлось приложить усилия.
Он вернулся с мешком из мягкой дубленой кожи. Мешок, видимо, был тяжелым, потому что он держал его обеими руками. Развязав стягивающий отверстие шнурок, Харкнесс выложил содержимое на матерчатую карту.
Этот желтый металл с глубоким мерцающим блеском, тысячелетиями завораживающий людей, нельзя было не узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Зуга с вызовом поднял глаза.
— Да, убил бы, — кивнул Харкнесс. — Любого, кто встал бы на его пути. Я хорошо его знал, но это совсем другая история. А теперь мы хотим выяснить, куда он пошел.
Хозяин протянул руку и извлек из-под захламленного стола свиток пергамента. Он быстро осмотрел его и, одобрительно хрюкнув, расстелил на столе.
Это была начерченная тушью карта Центральной Африки от восточного до западного побережья, от Лимпопо на юге до озерного края на севере. Поля были испещрены нарисованными рукой Харкнесса значками и фигурками животных.
В тот же миг Зуга возжелал эту карту всей душой. Молодой Баллантайн ощутил в своем сердце все то, в чем мистер Томас обвинял его отца. Он должен заполучить эту карту, даже если для этого придется украсть или, упаси Боже, убить. Он должен ее заполучить.
Карта была очень большая — квадрат метра полтора на полтора, нарисованная от руки на наклеенной на ткань бумаге высшего качества. Такая карта — усыпанная огромным множеством значков, с подробными, но краткими пометками, сделанными наблюдателем, который видел все своими глазами, — не знала себе равных. Примечания, написанные мельчайшим изящным почерком, можно было прочитать только с увеличительным стеклом.
Здесь с июня по сентябрь собираются большие стада слонов».
Здесь в древних выработках я нашел золотую жилу, шестьдесят граммов на тонну».
«Здесь народ гуту производит чистую медь».
«Отсюда в июне к побережью отбывают невольничьи караваны».
Таких пометок были сотни, каждая в аккуратно пронумерованной рамке, соответствовавшей точному местоположению на карте.
Харкнесс с хитрой полуулыбкой наблюдал за гостем, а потом протянул ему увеличительное стекло, чтобы тот продолжил чтение.
Через несколько минут Зуга понял, что области, окрашенные розовым, обозначают «мушиные коридоры» на высоких африканских плато — безопасные зоны, по которым можно перегонять домашних животных без риска попасть в районы обитания мухи-цеце. Ужасная сонная болезнь, переносимая мухами, может полностью уничтожить целое стадо. Африканские племена сотни лет собирали сведения о безопасных коридорах, и Томас Харкнесс тщательно записал их. Ценность таких сведений была огромна.
«Здесь пограничники короля Мзиликази убивают всех чужестранцев».
«Здесь с мая по октябрь нет воды».
«Здесь с октября по декабрь опасные малярийные испарения».
На карте были указаны самые опасные области, отмечены известные Харкнессу пути в глубь материка, хоть их было и немного.
Были обозначены города африканских царей, местоположение их военных краалей, определены сферы влияния каждого царя и указаны имена подчиненных им вождей.
«Здесь для охоты на слонов нужно получить разрешение вождя Мафа. Он вероломен».
Харкнесс наблюдал, как молодой человек сосредоточенно изучает бесценный документ. На лице старика была написана почти нежность; воспоминание, как тень, мелькнуло перед его глазами, и он кивнул. Наконец старик заговорил.
— Твой отец попытался бы одним махом восстановить подмоченную репутацию, — вслух размышлял Харкнесс. — Ему нужно было чем-то питать свое чудовищное самолюбие. Прежде всего в голову приходят два района. Здесь!
Он накрыл ладонью обширное пространство к северо-западу от уверенно отмеченных контуров озера Малави. Здесь многочисленные достоверные пометки сменялись скудными неуверенными догадками, выуженными из слухов или туземных преданий, или рассуждениями, помеченными знаком вопроса.
«Оманский шейх Ассаб сообщает, что река Луалаба течет на северо-запад. Возможно, впадает в озеро Танганьика». Реки были очерчены пунктиром. «Пемба, вождь мараканов, сообщает, что в двадцати пяти днях пути от Хото-Хота лежит большое озеро, по форме похожее на бабочку. Называемся Ломани». Озеро было обрисовано схематически. «Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Альберт? Вопрос. Соединяется ли озеро Танганьика с озером Ломани? Если да, не является ли Ломани окончательным истоком Нила?»
Харкнесс корявым пальцем ткнул в два вопросительных знака.
— Здесь, — сказал он. — Большие вопросы. Река Нил. Вот что привлекло бы Фуллера. Он часто о ней говорил. — Харкнесс усмехнулся. — Всегда с одним и тем же вступлением: «Слава, разумеется, не имеет для меня никакого значения…» — Старик покачал серебристой головой. — Слава значила для него не меньше, чем воздух, которым он дышал. Да, исток Нила и слава, которую принесло бы его открытие, — вот что прельщало его.
Великан долго вглядывался в пустые пространства, грезя наяву, перед блестящими черными глазами проплывали видения. Наконец он встряхнул лохматой головой, словно сбрасывая наваждение.
— Существует только один подвиг, который привлек бы такое же всеобщее внимание, приветствовался бы с не меньшим воодушевлением. — Харкнесс провел ладонью по пергаменту и накрыл еще один обширный пробел в сетке гор и рек. — Здесь, — тихо сказал он. — Запретное царство Мономотапа.
Даже название было жутковатым. Мономотапа. От этих звуков волосы на затылке у майора встали дыбом.
— Слышал о нем? — спросил Харкнесс.
— Да, — кивнул Зуга. — Говорят, это библейский Офир, где добывала свое золото царица Савская. Вы там бывали?
Харкнесс покачал головой.
— Дважды я туда отправлялся, — пожал он плечами. — Там не бывал ни один белый человек. Так далеко на восток не забирались даже импи Мзиликази. Португальцы однажды пытались достичь империи Мономотапа. Это было в 1569 году. Экспедиция исчезла, в живых не осталось никого. — Харкнесс презрительно хмыкнул. — Они оставили все попытки достичь Мономотапы. Чего еще ожидать от португальцев! Двести лет с тех пор они сидят в своих сералях в Тете и Келимане, плодят полукровок, наложили лапу на рабов и слоновую кость, что поступают из глубины материка, и довольны жизнью.
— Но легенды о Мономотапе рассказывают до сих пор. Я сам слышал от отца. Золото и огромные города за высокими стенами.
Хозяин поднялся из-за стола, двигаясь легко, словно был вдвое моложе, и подошел к окованному железом сундуку, стоявшему у стены позади стула. Сундук не был заперт, но, чтобы откинуть крышку, старику пришлось приложить усилия.
Он вернулся с мешком из мягкой дубленой кожи. Мешок, видимо, был тяжелым, потому что он держал его обеими руками. Развязав стягивающий отверстие шнурок, Харкнесс выложил содержимое на матерчатую карту.
Этот желтый металл с глубоким мерцающим блеском, тысячелетиями завораживающий людей, нельзя было не узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181