Но он все-таки был старше остальных — ведь, несмотря на то, что оба изо всех сил пытались выглядеть взрослыми мужчинами, Феррис был совсем мальчишкой, а Денхэму едва исполнилось двадцать, так что, скорее всего, ими двигало не мужество. Они не понимали опасности, и им не хватало воображения.
— Пятьдесят пять секунд! — презрительно проворчал Денхэм, когда в железный корпус «Черного смеха» ударил еще один бортовой залп. Под палубами кто-то завизжал, пронзительно и бессмысленно, словно свистел пар, выходящий из чайника.
— Пошлите кого-нибудь, чтобы заставили его замолчать, — сказал Феррис матросу, припавшему к палубе неподалеку.
Матрос, пригнувшись, убежал. Через несколько секунд крик резко оборвался.
— Хорошо сработано, — похвалил Феррис матроса, когда тот вернулся на свое место у фальшборта.
— Сэр, помер он, бедняга.
Феррис кивнул, не шевельнув ни одним мускулом лица, и подошел поближе, чтобы лучше слышать слова капитана.
— Мистер Денхэм, я пошлю на клипер абордажную команду. Если возникнет опасность для корабля, будьте готовы сняться с якоря и оставить нас…
Раздался резкий свист, словно у них над головами пролетело гигантское насекомое, и Клинтон раздраженно взглянул вверх. Стрелки на рангоуте «Гурона» открыли огонь. Хлопки их ружей звучали приглушенно и было совсем не страшно. Клинтон сделал вид, что не обращает на них внимания, и продолжил отдавать последние команды, повысив голос, чтобы перекричать грохот выстрелов и удары пуль в корпус канонерской лодки.
Едва Клинтон кончил говорить, Денхэм резко выпалил:
— Черт бы их побрал, стоим тут и не можем ответить!
Он смотрел на клипер. Его очертания расплывались в облаке порохового дыма, которое не успевал развеять даже штормовой ветер.
— Тяжело это для людей, — поспешно поправился он, и Клинтон получил ответ на свои сомнения.
Денхэм боялся не меньше, чем он, и мысль об этом отнюдь не утешила капитана. Если бы они могли сделать что-нибудь, хоть что-то, а не стоять тут в открытую и вести нарочито бодрые разговоры, пока «Черный смех» преодолевает последние сотни метров до клипера, было бы куда легче.
Заряжающие на борту «Гурона» работали не покладая рук, и теперь грохот пушечных выстрелов, разносящих вдребезги жизненно важные части «Черного смеха», звучал почти непрерывно. Носовая пушка, которую наводил американский капитан, успевала дать три выстрела, пока остальные делали по два. Клинтон считал дымки, вылетающие из ее дула: за несколько минут, прошедших после команды американца открыть огонь, они послали в маленькую канонерку шестое ядро.
Над жерлом пушки снова взвился дымок, но на этот раз по палубе канонерки словно прокатился сильный град. Свинцовые шарики величиной со спелый виноград пронзили тонкий стальной фальшборт, и в отверстиях засиял солнечный свет; они выгрызали из деревянного настила верхней палубы острые щепки. По палубе расползлись алые кровавые змейки, собиравшиеся в скользкие лужицы. Куда бы Клинтон ни бросил взгляд, повсюду, словно разбросанные расточительным безумцем, валялись скорчившиеся неподвижные тела.
«Черный смех» подвергался нещадному обстрелу, корабль едва выдерживал его, но до клипера было близко, очень близко, оставалось идти считанные секунды.
Кодрингтон уже слышал бодрые выкрики орудийных расчетов на клипере, перепуганные вопли рабов, съежившихся на палубе «Гурона» жалкими черными комочками, слышал грохот 127-миллиметровых пушек, выкатываемых на натянутых талях, слышал команды капитанов орудийных расчетов.
Девушка у планшира стояла, выпрямившись, с белым как бумага лицом, и смотрела на него. Она увидела его и узнала. Она попыталась поднять руку и приветственно помахать, но мешали железные наручники. Клинтон шагнул вперед, чтобы получше разглядеть ее, но тут что-то резко дернуло его за рукав, и Феррис у него за спиной громко ахнул.
Клинтон посмотрел на рукав кителя. Рукав был разорван, виднелась белая подкладка, и только тогда он понял, что его задела ружейная пуля, выпущенная с салинга «Гурона», и что, не шагни он вперед, пуля попала бы прямо в него. Он быстро повернулся к Феррису.
Юноша стоял, выпрямив спину, и прижимал к груди скомканный платок.
— Вы ранены, мистер Феррис, — сказал Клинтон. — Можете спуститься вниз.
— Благодарю, сэр, — прохрипел Феррис, — но мне хотелось бы посмотреть, как его убьют.
При этих словах в уголке его рта выступила капелька крови, и у Клинтона мороз пробежал по коже. Мальчик, видимо, смертельно ранен — кровь изо рта означала, что повреждено легкое.
— В таком случае можете остаться, мистер Феррис, — официально ответил он и отвернулся.
Капитан Кодрингтон не мог позволить сомнениям одолеть его, не должен задаваться вопросом, правильно ли его решение брать «Гурон» на абордаж, верно ли он провел атаку и… и не лежит ли на нем ответственность за изуродованные трупы на палубе «Черного смеха», за умирающего Ферриса, упорно не желающего сдаться. Он не может допустить, чтобы его решимость ослабла.
Заходящее солнце окутало мачты «Гурона» золотым сиянием. Клинтон прищурил глаза и всмотрелся в клипер с искренней ненавистью. Внезапно он осознал, что носовая пушка «Гурона» больше не может достать до них, что они вступили в кормовой квадрант американца, и ужасный обстрел картечью с близкого расстояния прекращается.
— Привести к ветру на два румба, — крикнул он, и «Черный смех» наискосок ткнулся носом в корму «Гурона».
Клипер мрачно возвышался над ними, прикрывая от штормового ветра. Корабль оказался неожиданно высок. Пушечный обстрел прекратился. Внезапная тишина казалась сверхъестественной, жутковатой, словно грохот пушек разорвал ему барабанные перепонки и он оглох.
Клинтон стряхнул ощущение ирреальности происходящего и размашистым шагом побежал по палубе.
— Вперед, Смехачи! — закричал он, и из-за прикрытия фальшборта поднялась вся команда. — Вы показали, что можете догнать их, ребята, теперь покажите, что можете с ними справиться!
— За Молотка — как тигры! — вскричал кто-то, и в тот же миг все разразились одобрительными криками.
Кодрингтону пришлось сложить руки рупором, чтобы отдать приказ.
— Руль под ветер, спустить паруса!
«Черный смех» резко нырнул под кормовой подзор «Гурона», а матросы на рангоуте принялись быстро спускать паруса.
Два корабля сошлись. Раздался резкий треск, стальные листы заскрежетали о дерево, задребезжали стекла в кормовых иллюминаторах «Гурона».
С канонерки перебросили через высокий планшир клипера трехзубые абордажные крюки, привязанные к тросам, и подергали за них; те прочно уцепились за крепительные планки левого борта. Тьма матросов с воинственным кличем ринулась на корму «Гурона», карабкаясь, как стая мартышек, которых загнал на дерево леопард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
— Пятьдесят пять секунд! — презрительно проворчал Денхэм, когда в железный корпус «Черного смеха» ударил еще один бортовой залп. Под палубами кто-то завизжал, пронзительно и бессмысленно, словно свистел пар, выходящий из чайника.
— Пошлите кого-нибудь, чтобы заставили его замолчать, — сказал Феррис матросу, припавшему к палубе неподалеку.
Матрос, пригнувшись, убежал. Через несколько секунд крик резко оборвался.
— Хорошо сработано, — похвалил Феррис матроса, когда тот вернулся на свое место у фальшборта.
— Сэр, помер он, бедняга.
Феррис кивнул, не шевельнув ни одним мускулом лица, и подошел поближе, чтобы лучше слышать слова капитана.
— Мистер Денхэм, я пошлю на клипер абордажную команду. Если возникнет опасность для корабля, будьте готовы сняться с якоря и оставить нас…
Раздался резкий свист, словно у них над головами пролетело гигантское насекомое, и Клинтон раздраженно взглянул вверх. Стрелки на рангоуте «Гурона» открыли огонь. Хлопки их ружей звучали приглушенно и было совсем не страшно. Клинтон сделал вид, что не обращает на них внимания, и продолжил отдавать последние команды, повысив голос, чтобы перекричать грохот выстрелов и удары пуль в корпус канонерской лодки.
Едва Клинтон кончил говорить, Денхэм резко выпалил:
— Черт бы их побрал, стоим тут и не можем ответить!
Он смотрел на клипер. Его очертания расплывались в облаке порохового дыма, которое не успевал развеять даже штормовой ветер.
— Тяжело это для людей, — поспешно поправился он, и Клинтон получил ответ на свои сомнения.
Денхэм боялся не меньше, чем он, и мысль об этом отнюдь не утешила капитана. Если бы они могли сделать что-нибудь, хоть что-то, а не стоять тут в открытую и вести нарочито бодрые разговоры, пока «Черный смех» преодолевает последние сотни метров до клипера, было бы куда легче.
Заряжающие на борту «Гурона» работали не покладая рук, и теперь грохот пушечных выстрелов, разносящих вдребезги жизненно важные части «Черного смеха», звучал почти непрерывно. Носовая пушка, которую наводил американский капитан, успевала дать три выстрела, пока остальные делали по два. Клинтон считал дымки, вылетающие из ее дула: за несколько минут, прошедших после команды американца открыть огонь, они послали в маленькую канонерку шестое ядро.
Над жерлом пушки снова взвился дымок, но на этот раз по палубе канонерки словно прокатился сильный град. Свинцовые шарики величиной со спелый виноград пронзили тонкий стальной фальшборт, и в отверстиях засиял солнечный свет; они выгрызали из деревянного настила верхней палубы острые щепки. По палубе расползлись алые кровавые змейки, собиравшиеся в скользкие лужицы. Куда бы Клинтон ни бросил взгляд, повсюду, словно разбросанные расточительным безумцем, валялись скорчившиеся неподвижные тела.
«Черный смех» подвергался нещадному обстрелу, корабль едва выдерживал его, но до клипера было близко, очень близко, оставалось идти считанные секунды.
Кодрингтон уже слышал бодрые выкрики орудийных расчетов на клипере, перепуганные вопли рабов, съежившихся на палубе «Гурона» жалкими черными комочками, слышал грохот 127-миллиметровых пушек, выкатываемых на натянутых талях, слышал команды капитанов орудийных расчетов.
Девушка у планшира стояла, выпрямившись, с белым как бумага лицом, и смотрела на него. Она увидела его и узнала. Она попыталась поднять руку и приветственно помахать, но мешали железные наручники. Клинтон шагнул вперед, чтобы получше разглядеть ее, но тут что-то резко дернуло его за рукав, и Феррис у него за спиной громко ахнул.
Клинтон посмотрел на рукав кителя. Рукав был разорван, виднелась белая подкладка, и только тогда он понял, что его задела ружейная пуля, выпущенная с салинга «Гурона», и что, не шагни он вперед, пуля попала бы прямо в него. Он быстро повернулся к Феррису.
Юноша стоял, выпрямив спину, и прижимал к груди скомканный платок.
— Вы ранены, мистер Феррис, — сказал Клинтон. — Можете спуститься вниз.
— Благодарю, сэр, — прохрипел Феррис, — но мне хотелось бы посмотреть, как его убьют.
При этих словах в уголке его рта выступила капелька крови, и у Клинтона мороз пробежал по коже. Мальчик, видимо, смертельно ранен — кровь изо рта означала, что повреждено легкое.
— В таком случае можете остаться, мистер Феррис, — официально ответил он и отвернулся.
Капитан Кодрингтон не мог позволить сомнениям одолеть его, не должен задаваться вопросом, правильно ли его решение брать «Гурон» на абордаж, верно ли он провел атаку и… и не лежит ли на нем ответственность за изуродованные трупы на палубе «Черного смеха», за умирающего Ферриса, упорно не желающего сдаться. Он не может допустить, чтобы его решимость ослабла.
Заходящее солнце окутало мачты «Гурона» золотым сиянием. Клинтон прищурил глаза и всмотрелся в клипер с искренней ненавистью. Внезапно он осознал, что носовая пушка «Гурона» больше не может достать до них, что они вступили в кормовой квадрант американца, и ужасный обстрел картечью с близкого расстояния прекращается.
— Привести к ветру на два румба, — крикнул он, и «Черный смех» наискосок ткнулся носом в корму «Гурона».
Клипер мрачно возвышался над ними, прикрывая от штормового ветра. Корабль оказался неожиданно высок. Пушечный обстрел прекратился. Внезапная тишина казалась сверхъестественной, жутковатой, словно грохот пушек разорвал ему барабанные перепонки и он оглох.
Клинтон стряхнул ощущение ирреальности происходящего и размашистым шагом побежал по палубе.
— Вперед, Смехачи! — закричал он, и из-за прикрытия фальшборта поднялась вся команда. — Вы показали, что можете догнать их, ребята, теперь покажите, что можете с ними справиться!
— За Молотка — как тигры! — вскричал кто-то, и в тот же миг все разразились одобрительными криками.
Кодрингтону пришлось сложить руки рупором, чтобы отдать приказ.
— Руль под ветер, спустить паруса!
«Черный смех» резко нырнул под кормовой подзор «Гурона», а матросы на рангоуте принялись быстро спускать паруса.
Два корабля сошлись. Раздался резкий треск, стальные листы заскрежетали о дерево, задребезжали стекла в кормовых иллюминаторах «Гурона».
С канонерки перебросили через высокий планшир клипера трехзубые абордажные крюки, привязанные к тросам, и подергали за них; те прочно уцепились за крепительные планки левого борта. Тьма матросов с воинственным кличем ринулась на корму «Гурона», карабкаясь, как стая мартышек, которых загнал на дерево леопард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181