Потому как к озеру подходы почти везде заболочены, однако
ж пара тропок есть. Одну тропку он, дядя Агигульф, как свои пять пальцев
знает. Тут в чем вся хитрость? Тот дуб найти, который немного в стороне от
рощи растет, будто выбежал он из рощи на открытое место и там его молния
настигла и пополам расколола. Если, не выходя из рощи, к этому дубу лицом
встать, то тропка как раз будет видна в высокой траве. Вот по этой
тропинке и надо идти.
Пока идешь, почти гибель от мошкары примешь, но надлежит претерпеть
это. Зато прямо к озеру выйдешь как раз в том месте, где берег сухой и в
воду небольшим мысом входит. На этом-то мыске в свое время и отыскались
портки того пропавшего раба-меза.
Трава тут в человеческий рост растет и не одна только мошкара в той
траве таиться может, прибавил дядя Агигульф значительно. В траве этой
всякое таиться может. И потому надлежит идти с оглядкой, смотреть и
слушать.
При этих словах Гизульф взял рогатину наперевес, а я крепко пожалел о
том, что я безоружен. И надеяться мне не на кого. Ибо не могу же я
надеяться на человека, который родного брата, точно пленника, куда-то
против его воли тащит?
А еще, добавил дядя Агигульф, под ноги смотреть надобно. Ибо змей тут
видимо-невидимо, а на озере и того больше, одна другой ядовитее.
С тем и пошли.
Хоть и напугало меня напутствие дядино (Гизульфа, думаю, оно тоже
напугало), однако ж добрались до мыска без приключений. Из всех змей
только ужа один раз видели, да и то когда к озеру уже подходили. Лягушек
прорва была, это да. Я про лягушек дяде Агигульфу сказал; он же
ответствовал, не оборачиваясь, что поговаривали, будто в озере
царь-лягушка живет о трех головах, размером с быка; она-то, мол, раба-меза
и сгубила, из портков того выдернув и одним махом заглотив. По его, дяди
Агигульфа, мнению, именно так все оно и было.
Я над его словами призадумался, умолк и острить более не решался. А
Гизульф только крепче за рогатину ухватился. Видел я, про что он думает,
будто вслух мне Гизульф сказал: мол, кабана завалил - теперь бы еще
царя-лягушку завалить и на двор к дедушке Рагнарису притащить, то-то была
бы потеха!
Я, правда, сомневался насчет потехи. На что дедушке Рагнарису
громадная дохлая лягушка? Не есть же ее он станет!
Я спросил еще дядю Агигульфа, какого цвета царь-лягушка - не зеленая
ли? Он же отвечал, что бурая и от нее, кроме всего прочего, бородавки
бывают. Я возразил, правда, что от всех лягушек бородавки бывают. Он за
волосы меня схватил и прошипел, чтобы я язык не распускал, ибо места здесь
глухие. Мол, у озера он, дядя Агигульф, нам и дедушка Рагнарис, и военный
вождь Теодобад и сам Тор-молотобоец и чтобы мы делали, что он нам велит, а
не мололи языками, точно Ильдихо у котлов, когда еду готовит.
Мы были уже почти у самой воды и готовились ступить на тот самый мыс,
как вдруг дядя Агигульф наклонился и что-то потащил из камыша, длинное и
темное, похожее на труп человека с руками, закинутыми за голову. Мы с
Гизульфом так и обмерли. Но тут разглядели: не труп это был, а
лодка-долбленка, от времени черная. Я подумал: не может же быть, чтобы
дядя Агигульф, таясь, в лесу сидел и ее месяцами ладил. Не похоже это на
нашего дядю Агигульфа. И из битвы он ее принести никак не мог. Лодка - не
то добро, которое захватывают в походах. Не на себе же он ее, в самом
деле, из дальних краев приволок?
Но спрашивать дядю Агигульфа я не решался, ибо про себя решил, что
лодка краденая, а уличать дядю Агигульфа в краже мне по многим причинам не
хотелось. Хотя бы и у чужих он ее украл, что вообще-то доблестный
поступок.
Гизульф смелее меня оказался и дядю спросить отважился, откуда, мол,
лодка эта? Дядя Агигульф сказал, что лодка всегда в камышах была, в
точности на этом месте. Еще до рождения Гизульфа она в камышах была, чтобы
все наши ею пользовались. Еще до того, как деревня в этих краях стала, она
в тех камышах была. Неведомо, стало быть, дяде Агигульфу, чья эта лодка и
почему здесь лежит. Лежит и ладно. Я тоже в раздумья вдаваться не стал.
Гизульф же ухмыльнулся и, к дяде Агигульфу подольститься желая, заметил,
что, небось, лодку-то гепиды ладили. Вон какая основательная лодка. И коли
гепиды от Скандзы корабль свой несли, то отчего бы им и лодку сюда не
принести? Принесли, спрятали и позабыли, где, по тугоумию своему - гепиды,
одним словом.
Дядя Агигульф велел Гизульфу, чтобы рогатину мне передал. Мол, они с
Гизульфом лодку понесут к воде, а я с рогатиной сторожить должен - вдруг
на мыске чужой окажется? На мыске чужих не оказалось. Спустили лодку на
воду. Дядя Агигульф сказал, что лодку держать будет, а нам велел садиться.
Когда мы с братом в лодку сели, она закачалась. Я выпустил рогатину и
схватился за борта. Я сильно испугался, что лодка перевернется и мы
утонем, потому что плавать не умели. Дядя Агигульф в воду по грудь вошел,
поймал рогатину и меня древком по спине вытянул, как дедушка Рагнарис его
самого, бывало: нечего оружие бросать. Затем он и сам в лодку вскочил,
ловко, как кот лесной - вот, мол, как надо!
Весло было одно. Весло в другом месте схоронено было. Его дядя
Агигульф самолично у нас на дворе делал, я видел и узнал. Дядя Агигульф и
греб. Я все хотел в воду заглянуть, чтобы увидеть, не шевелится ли под
водой царь-лягушка, но ничего такого не видел. Дядя Агигульф мне велел не
вертеться, потому что лодка опрокинется и все ко дну пойдем. Ему, дяде
Агигульфу, двоих из воды не вытащить, и случись что, он все равно
Гизульфа, а не меня, спасать будет, ибо от Гизульфа явно больше проку.
Дядя Агигульф погреб от берега к камышам, где рыба днем таилась. Он
осторожно подвел лодку к камышам и показал нам, куда смотреть. Я увидел,
что там огромная щука стоит. Дядя Агигульф ее метко острогой поразил. И
сказал гордясь, что так-то и врагов в бою на копье берет.
Я подумал, неужто и прекрасную гепидку так же на копье насадить
хочет? Спросил о том дядю Агигульфа. Он засмеялся, и брат мой Гизульф
засмеялся тоже, как будто тайна какая-то между ними была. Потом дядя
Агигульф сказал, что нет, не так. Иным образом. Да и копье, мол, для баб у
него иное. Особое. Я удивился: что за особое копье для баб? Не видел
такого. Я решил у них с Гизульфом про то больше не спрашивать, все равно
не скажут, только еще больше смеяться будут. Я потом у отца моего
Тарасмунда спрошу или у дедушки Рагнариса. А с этими двоими разговаривать
больше не стал.
Плавая в камышах, дядя Агигульф многих щук поразил и все
приговаривал, что всех их в щучью Валгаллу отправляет, к щучьему Вотану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
ж пара тропок есть. Одну тропку он, дядя Агигульф, как свои пять пальцев
знает. Тут в чем вся хитрость? Тот дуб найти, который немного в стороне от
рощи растет, будто выбежал он из рощи на открытое место и там его молния
настигла и пополам расколола. Если, не выходя из рощи, к этому дубу лицом
встать, то тропка как раз будет видна в высокой траве. Вот по этой
тропинке и надо идти.
Пока идешь, почти гибель от мошкары примешь, но надлежит претерпеть
это. Зато прямо к озеру выйдешь как раз в том месте, где берег сухой и в
воду небольшим мысом входит. На этом-то мыске в свое время и отыскались
портки того пропавшего раба-меза.
Трава тут в человеческий рост растет и не одна только мошкара в той
траве таиться может, прибавил дядя Агигульф значительно. В траве этой
всякое таиться может. И потому надлежит идти с оглядкой, смотреть и
слушать.
При этих словах Гизульф взял рогатину наперевес, а я крепко пожалел о
том, что я безоружен. И надеяться мне не на кого. Ибо не могу же я
надеяться на человека, который родного брата, точно пленника, куда-то
против его воли тащит?
А еще, добавил дядя Агигульф, под ноги смотреть надобно. Ибо змей тут
видимо-невидимо, а на озере и того больше, одна другой ядовитее.
С тем и пошли.
Хоть и напугало меня напутствие дядино (Гизульфа, думаю, оно тоже
напугало), однако ж добрались до мыска без приключений. Из всех змей
только ужа один раз видели, да и то когда к озеру уже подходили. Лягушек
прорва была, это да. Я про лягушек дяде Агигульфу сказал; он же
ответствовал, не оборачиваясь, что поговаривали, будто в озере
царь-лягушка живет о трех головах, размером с быка; она-то, мол, раба-меза
и сгубила, из портков того выдернув и одним махом заглотив. По его, дяди
Агигульфа, мнению, именно так все оно и было.
Я над его словами призадумался, умолк и острить более не решался. А
Гизульф только крепче за рогатину ухватился. Видел я, про что он думает,
будто вслух мне Гизульф сказал: мол, кабана завалил - теперь бы еще
царя-лягушку завалить и на двор к дедушке Рагнарису притащить, то-то была
бы потеха!
Я, правда, сомневался насчет потехи. На что дедушке Рагнарису
громадная дохлая лягушка? Не есть же ее он станет!
Я спросил еще дядю Агигульфа, какого цвета царь-лягушка - не зеленая
ли? Он же отвечал, что бурая и от нее, кроме всего прочего, бородавки
бывают. Я возразил, правда, что от всех лягушек бородавки бывают. Он за
волосы меня схватил и прошипел, чтобы я язык не распускал, ибо места здесь
глухие. Мол, у озера он, дядя Агигульф, нам и дедушка Рагнарис, и военный
вождь Теодобад и сам Тор-молотобоец и чтобы мы делали, что он нам велит, а
не мололи языками, точно Ильдихо у котлов, когда еду готовит.
Мы были уже почти у самой воды и готовились ступить на тот самый мыс,
как вдруг дядя Агигульф наклонился и что-то потащил из камыша, длинное и
темное, похожее на труп человека с руками, закинутыми за голову. Мы с
Гизульфом так и обмерли. Но тут разглядели: не труп это был, а
лодка-долбленка, от времени черная. Я подумал: не может же быть, чтобы
дядя Агигульф, таясь, в лесу сидел и ее месяцами ладил. Не похоже это на
нашего дядю Агигульфа. И из битвы он ее принести никак не мог. Лодка - не
то добро, которое захватывают в походах. Не на себе же он ее, в самом
деле, из дальних краев приволок?
Но спрашивать дядю Агигульфа я не решался, ибо про себя решил, что
лодка краденая, а уличать дядю Агигульфа в краже мне по многим причинам не
хотелось. Хотя бы и у чужих он ее украл, что вообще-то доблестный
поступок.
Гизульф смелее меня оказался и дядю спросить отважился, откуда, мол,
лодка эта? Дядя Агигульф сказал, что лодка всегда в камышах была, в
точности на этом месте. Еще до рождения Гизульфа она в камышах была, чтобы
все наши ею пользовались. Еще до того, как деревня в этих краях стала, она
в тех камышах была. Неведомо, стало быть, дяде Агигульфу, чья эта лодка и
почему здесь лежит. Лежит и ладно. Я тоже в раздумья вдаваться не стал.
Гизульф же ухмыльнулся и, к дяде Агигульфу подольститься желая, заметил,
что, небось, лодку-то гепиды ладили. Вон какая основательная лодка. И коли
гепиды от Скандзы корабль свой несли, то отчего бы им и лодку сюда не
принести? Принесли, спрятали и позабыли, где, по тугоумию своему - гепиды,
одним словом.
Дядя Агигульф велел Гизульфу, чтобы рогатину мне передал. Мол, они с
Гизульфом лодку понесут к воде, а я с рогатиной сторожить должен - вдруг
на мыске чужой окажется? На мыске чужих не оказалось. Спустили лодку на
воду. Дядя Агигульф сказал, что лодку держать будет, а нам велел садиться.
Когда мы с братом в лодку сели, она закачалась. Я выпустил рогатину и
схватился за борта. Я сильно испугался, что лодка перевернется и мы
утонем, потому что плавать не умели. Дядя Агигульф в воду по грудь вошел,
поймал рогатину и меня древком по спине вытянул, как дедушка Рагнарис его
самого, бывало: нечего оружие бросать. Затем он и сам в лодку вскочил,
ловко, как кот лесной - вот, мол, как надо!
Весло было одно. Весло в другом месте схоронено было. Его дядя
Агигульф самолично у нас на дворе делал, я видел и узнал. Дядя Агигульф и
греб. Я все хотел в воду заглянуть, чтобы увидеть, не шевелится ли под
водой царь-лягушка, но ничего такого не видел. Дядя Агигульф мне велел не
вертеться, потому что лодка опрокинется и все ко дну пойдем. Ему, дяде
Агигульфу, двоих из воды не вытащить, и случись что, он все равно
Гизульфа, а не меня, спасать будет, ибо от Гизульфа явно больше проку.
Дядя Агигульф погреб от берега к камышам, где рыба днем таилась. Он
осторожно подвел лодку к камышам и показал нам, куда смотреть. Я увидел,
что там огромная щука стоит. Дядя Агигульф ее метко острогой поразил. И
сказал гордясь, что так-то и врагов в бою на копье берет.
Я подумал, неужто и прекрасную гепидку так же на копье насадить
хочет? Спросил о том дядю Агигульфа. Он засмеялся, и брат мой Гизульф
засмеялся тоже, как будто тайна какая-то между ними была. Потом дядя
Агигульф сказал, что нет, не так. Иным образом. Да и копье, мол, для баб у
него иное. Особое. Я удивился: что за особое копье для баб? Не видел
такого. Я решил у них с Гизульфом про то больше не спрашивать, все равно
не скажут, только еще больше смеяться будут. Я потом у отца моего
Тарасмунда спрошу или у дедушки Рагнариса. А с этими двоими разговаривать
больше не стал.
Плавая в камышах, дядя Агигульф многих щук поразил и все
приговаривал, что всех их в щучью Валгаллу отправляет, к щучьему Вотану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63