Дядя Агигульф спросил, где та прекрасная вандалка.
Дедушка Рагнарис ответил, что спит она на сеновале. Добавил, ядовито
хмыкнув, что с кузнецом спит и с дитем. И не позволив дяде Агигульфу
ничего более добавить, заревел страшно, что на рассвете сам его,
Агигульфа, на поле погонит и всю жатву с него, Агигульфа, не слезет.
И о замарашке забыть пора. Породнилась с нами замарашка-то. Через
Гизульфа породнилась, кажется.
Дядя Агигульф пробормотал, что Марда - валамирова рабыня, будто этого
кто-то еще не знал, а после, головой ошеломленно крутя, на сеновал сунулся
- посмотреть. Вылез в полном недоумении. И спросил: а кузнец - он что,
тоже с нами породнился?
Дедушка сказал, что Агигульф сейчас с палкой его породнится, если рот
не закроет.
Тут Ульф тяжко поднялся и сказал, что спать он пойдет.
Дедушка разом перестал с Агигульфом ругаться и совсем другим голосом
Ульфу сказал, что сам завтра с Хродомером поговорит. А он, Ульф, пусть
спит, сколько душе угодно. Когда еще выспится.
Ульф сказал: "Вот и хорошо" и ушел на сеновал.
Вечером, как Ульф ушел, дядя Агигульф нас с Гизульфом поймал и стал
выспрашивать: что с Ульфом-то на этот раз случилось? Мы с братом долго
дядю Агигульфа мучили. За все разом отомстили: и за царь-лягушку, и за
меч-призрак. А после все как есть рассказали.
Дядя Агигульф смеяться перестал и нахмурился. Сказал, что завтра
вставать спозаранку, и ушел спать.
После возвращения Ульфа я больше не видел, чтобы дядя Агигульф
смеялся. И дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом больше не ругался и палкой
ему грозить перестал.
На другой день поднялись чуть свет. Ульф едва глаз свой единственный
продрал, сразу спросил, как село охраняется. Объяснили ему, что в роще
дозор; брод же и земли к югу сторожил до сей поры раб хродомеров, а теперь
ребятишки. Атаульф (то есть я) у брода сидеть посажен. Ульф спросил: а
ночью кто брод сторожит.
Раб-то в тех же кустах спал. А я домой ночевать пошел, не остался у
брода. Я испугался, думал, что прибьет меня Ульф. Ульф же просто сказал,
что ночевать я тоже у брода должен, коли за взрослое дело взялся.
Ульф сказал еще, что Гизульф со мной пусть сторожит, сменяя меня по
временам. А вандалы, Визимар с Арегундой, на поле помогут.
На том и решили.
Жатва в этом году была торопливая. С оглядкой работали, с
беспокойством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей
боится. В этом году еще то в сторону рощи поглядит, то в сторону брода.
К вечеру я домой с брода вернулся, а Гизульф на брод пошел. Гизульфа
на поле не взяли, велели отсыпаться, чтобы ночью глаз не смыкал.
После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру
отправился. А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и
о Велемуде спросил. К ним еще мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а
за дядей Агигульфом и я сунулся послушать.
Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и не
решался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.
РАССКАЗ АРЕГУНДЫ
Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под земли выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
Арегунда в то время в доме у Велемуда была - отец послал сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
На улице вдруг крики раздались, топот конский. Велемуд как услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда, за ним следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков
сразил, кто в его двор ворвался. У Велемуда во дворе большой дуб рос;
Велемуд спиной к дубу прижался, потому что сразу несколько чужаков на него
набросились. И еще троих положил Велемуд, ибо снизошла не него священная
ярость. Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками. И,
подобно медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться Велемуду не
пришлось, потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу
пригвоздил. Так и умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что
все вандалы - любимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь, кровью изо рта истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так, как хотел.
Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась и бой затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От
чужаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Стилихона увидела. Бежал с
криком Стилихон, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогатину
свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схватила его
за руку и прочь потащила, потому что над крышей дома велемудова уже дымок
появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чужаки же еще
на двор не вышли, поджигали дом.
Когда Арегунда со Стилихоном уходила спешно, Велемуд еще жив был.
Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где Ульф их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их немного
было. И Визимар тогда же пришел. Они с Визимаром и еще одним человеком по
другим лесным убежищам ходили, своих искали, но только двоих нашли. В
одном из убежищ еще труп лежал, от ран умер тот человек, Эохар его звали.
С него она пояс взяла, шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и
все прежде других успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно
оно было, вооружиться успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до
убежища добрался.
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает.
И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Дедушка Рагнарис ответил, что спит она на сеновале. Добавил, ядовито
хмыкнув, что с кузнецом спит и с дитем. И не позволив дяде Агигульфу
ничего более добавить, заревел страшно, что на рассвете сам его,
Агигульфа, на поле погонит и всю жатву с него, Агигульфа, не слезет.
И о замарашке забыть пора. Породнилась с нами замарашка-то. Через
Гизульфа породнилась, кажется.
Дядя Агигульф пробормотал, что Марда - валамирова рабыня, будто этого
кто-то еще не знал, а после, головой ошеломленно крутя, на сеновал сунулся
- посмотреть. Вылез в полном недоумении. И спросил: а кузнец - он что,
тоже с нами породнился?
Дедушка сказал, что Агигульф сейчас с палкой его породнится, если рот
не закроет.
Тут Ульф тяжко поднялся и сказал, что спать он пойдет.
Дедушка разом перестал с Агигульфом ругаться и совсем другим голосом
Ульфу сказал, что сам завтра с Хродомером поговорит. А он, Ульф, пусть
спит, сколько душе угодно. Когда еще выспится.
Ульф сказал: "Вот и хорошо" и ушел на сеновал.
Вечером, как Ульф ушел, дядя Агигульф нас с Гизульфом поймал и стал
выспрашивать: что с Ульфом-то на этот раз случилось? Мы с братом долго
дядю Агигульфа мучили. За все разом отомстили: и за царь-лягушку, и за
меч-призрак. А после все как есть рассказали.
Дядя Агигульф смеяться перестал и нахмурился. Сказал, что завтра
вставать спозаранку, и ушел спать.
После возвращения Ульфа я больше не видел, чтобы дядя Агигульф
смеялся. И дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом больше не ругался и палкой
ему грозить перестал.
На другой день поднялись чуть свет. Ульф едва глаз свой единственный
продрал, сразу спросил, как село охраняется. Объяснили ему, что в роще
дозор; брод же и земли к югу сторожил до сей поры раб хродомеров, а теперь
ребятишки. Атаульф (то есть я) у брода сидеть посажен. Ульф спросил: а
ночью кто брод сторожит.
Раб-то в тех же кустах спал. А я домой ночевать пошел, не остался у
брода. Я испугался, думал, что прибьет меня Ульф. Ульф же просто сказал,
что ночевать я тоже у брода должен, коли за взрослое дело взялся.
Ульф сказал еще, что Гизульф со мной пусть сторожит, сменяя меня по
временам. А вандалы, Визимар с Арегундой, на поле помогут.
На том и решили.
Жатва в этом году была торопливая. С оглядкой работали, с
беспокойством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей
боится. В этом году еще то в сторону рощи поглядит, то в сторону брода.
К вечеру я домой с брода вернулся, а Гизульф на брод пошел. Гизульфа
на поле не взяли, велели отсыпаться, чтобы ночью глаз не смыкал.
После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру
отправился. А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и
о Велемуде спросил. К ним еще мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а
за дядей Агигульфом и я сунулся послушать.
Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и не
решался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.
РАССКАЗ АРЕГУНДЫ
Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под земли выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
Арегунда в то время в доме у Велемуда была - отец послал сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
На улице вдруг крики раздались, топот конский. Велемуд как услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда, за ним следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков
сразил, кто в его двор ворвался. У Велемуда во дворе большой дуб рос;
Велемуд спиной к дубу прижался, потому что сразу несколько чужаков на него
набросились. И еще троих положил Велемуд, ибо снизошла не него священная
ярость. Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками. И,
подобно медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться Велемуду не
пришлось, потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу
пригвоздил. Так и умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что
все вандалы - любимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь, кровью изо рта истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так, как хотел.
Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась и бой затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От
чужаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Стилихона увидела. Бежал с
криком Стилихон, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогатину
свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схватила его
за руку и прочь потащила, потому что над крышей дома велемудова уже дымок
появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чужаки же еще
на двор не вышли, поджигали дом.
Когда Арегунда со Стилихоном уходила спешно, Велемуд еще жив был.
Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где Ульф их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их немного
было. И Визимар тогда же пришел. Они с Визимаром и еще одним человеком по
другим лесным убежищам ходили, своих искали, но только двоих нашли. В
одном из убежищ еще труп лежал, от ран умер тот человек, Эохар его звали.
С него она пояс взяла, шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и
все прежде других успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно
оно было, вооружиться успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до
убежища добрался.
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает.
И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63